Капкан для невесты
Шрифт:
— Вы же знаете, Камилла, что Довлат Лорсанов вдовец. Уверен, знаете.
— Об этом слухи ходят разные.
— И не самые приятные, — неодобрительно качает головой Сулим. — Тем, кто знает Лорсанова, сразу станет ясно, что слухи лживые. Проблема лишь в том, что он не подпускает к себе многих, но зато гораздо более успешно заводит врагов. Жену Лорсанова отравили. Кто и как это сделал, загадка. Некоторые даже чесали языками, будто Лорсанов сам отравил жену, чтобы получить в наследство ее деньги. Однако это не так. Тем ужином Лорсанов отравился тоже. Когда понял, что его жене стало плохо,
— Почему?
— Нет, и все. Он вообще не любит, когда ему что-то напоминает о потере. Считает себя виноватым в гибели жены. Экспертиза утверждает, что его жена уже была мертва на момент аварии, но упрямец вбил себе в голову, что это не так. Сейчас одна из инородных частиц снова дрейфует в опасной близости от позвоночника, впивается остро и причиняет адские боли. Поэтому он пошевелиться постели не мог. Осколок давит на такие точки, когда любое прикосновение, даже вот такое, самое легкое, кажется мучительным.
Сулим касается моего запястья. Как страшно! Я даже представить себе не могу, что чувствовал Лорсанов.
— Опасно ли делать операцию
— Есть риски. Совсем недавно их не было, однако сейчас они снова возникли. Если что-то пойдет не так, есть риск паралича нижних конечностей и полной атрофии мужской функции.
— А если не делать операцию?
— Если ничего не делать, можно ждать, пока снова угроза пропадет. Это будет временно. Лорсанов слишком долго с этим играл и скоро доиграется, что осколок сам лишит его возможности двигаться или попросту оборвет его жизнь. Нужно решить, как поступить. И решить в кратчайшие сроки. Лорсанов сейчас не в состоянии принять решение.
— Ему стало хуже?
Сердце щемит болью и беспокойство, неожиданно сильным, мучительным.
— Довлат проваливается в забытье, временами отключается. Защитная реакция организма. Как врач, который давно наблюдает за его состоянием, с полной ответственностью заявляю, что решение нужно принять именно сейчас. И, если ж так вышло, что вы – его невеста…
Меня берет оторопь и легким морозцем по коже проносится осознание важности принимаемого решения.
Оно кажется неподъемным, тяжелым грузом.
Могу ли я? Имею ли право решать, как поступить? Ведь я знаю Лорсанова совсем немного…
Это не просто сказать “да или нет” сейчас. За каждым словом лежит ответственность и последствия.
Если все пройдет хорошо, я буду рада.
Но, что, если вдруг произойдет нечто не очень
Слишком тяжелый вопрос! Нельзя торопиться…
Мы даже не помолвлены официально, чтобы я решала такие вопросы. Я предпринимаю попытку уйти от принятия сложного решения:
— У него нет других близких родственников?
— Лорсанов — выходец из приюта с младенческого возраста. У него нет родных. Есть только родственники жены. И, как его друг, я скажу честно, очень рад, что решение принимают не они. Есть шанс, что вы сделаете правильный выбор.
— А что не так с родственниками жены?
— Они не желают Довлату ничего лучше, чем мучительная смерть.
— Но я… Но я… Официальной помолвки не было, — бормочу, понимая, что силы и решимость тают с каждой секундой.
— Если делать операцию, лучше не медлить! — подстегивает меня врач. — Решайтесь. И мы прямо сейчас начнем подготовку.
У меня голова кругом. Я не должна такое решать. Не должна…
Но приходится!
Задевают слова о том, что родственники жены желают Лорсанову только смерти. Он грубый, высокомерный и всегда себе на уме, сложный до невозможности! Но желать ему мучений я бы никогда не стала!
— Так сложно… Давайте еще раз. На пальцах. Вариант А — операция. Он останется жив?
— Есть опасность в виде паралича.
— Но, даже если паралич, его жизни ничего не угрожает? — уточняю я.
— Да. Сейчас опасности жизни нет. Если отказываться от операции и просто провести симптоматическое лечение, то есть облегчить боль, то в дальнейшем я ничего гарантировать не могу. Он может проходить еще год, как ни в чем не бывало, а потом просто рухнуть бездыханным. Может уже завтра оказаться полностью парализованным без возможности восстановления.
— Хорошо. Хорошо…
Ладошки потеют. Сердце грохочет, как ненормальное.
— А я могу его увидеть? Перед принятием решения.
— Можете, но учтите, он впал в забытье.
***
Лорсанов лежит без движения. Он жив и дышит, это видно по его вздымающейся и опускающейся груди. На лице застыло выражение муки. Непривычно видеть его таким — открытым для чтения эмоций посторонними. С необыкновенной жадностью я разглядываю его лицо…
Если что-то пойдет не так, у меня в женихах окажется инвалид, прикованный к коляске, размышляю про себя. Но долго это не продлится. За такое Лорсанов меня точно прибьет!
Или выгонит…
Кажется, я хотела в монастырь… Теперь уже не так хочу туда попасть. Это было сказано сгоряча.
— И? Камилла, что вы решили? — уточняет Сулим.
— Я за операцию. Но…
Спотыкаюсь, не зная, как выразить свои ощущения. По сути, я слишком мало знаю Лорсанова, но из слов врача поняла, что именно такого развития событий он для себя не хочет. Может быть, даже боится этого!
— Вдруг все пойдет по нежелательному сценарию. Виноватой окажусь я… — выдыхаю.
— Нет, вы не правы. В этом нет вашей вины. Ни капли. Я очень надеюсь на благоприятный исход. Шансы велики. Просто я обязан предупредить о рисках. В любом случае, я буду рядом и объясню ему все.