Капкан для невесты
Шрифт:
— Охренеть. Ты… Ты меня подкаблучником еще назвать решил?!
— Ты с Анель поругался незадолго до ее гибели и коришь себя за это. Не хотел тебе говорить, дружище, но те подозрения…
— Замолчи.
— Они правдивые.
— Не хочу слушать.
— Она тебе изменила. Да. Это правда. Я сам видел, как она была в отеле со своим боссом, как они целовались и шли к номеру, лапая друг друга.
— Откуда тебе знать?!
Довлат Лорсанов
— Я все своим глазами видел, говорю
— Ты?! Не верю! Ни разу ты не говорил об этом, — рычу обессиленно и взбешенно одновременно. — Ни разу!
— Да, я молчал. Потому что это случилось незадолго до трагедии, а ты был погружен в себя, не виделся со мной даже. Потом Анель погибла, и я не стал растравливать тебя в горести.
— Не верю. Не верю… Что ты в том отеле делал? — спрашиваю хрипло. — Липа!
— Я проститутку снимал, — чуть смутившись, отзывается друг. — Кхм… На отношения времени нет, а женщину хочется. Хорошее место, мне нравится, отдохнуть — самое то. В общем, неважно. Я это своими глазами видел. Ты с Анель поругался. Потом у вас был примирительный ужин, который закончился трагично. Для вас обоих. Но суть остается. Ты не зря подозревал ее в измене. Клянусь, что не вру.
— Ты ни во что не веришь. Ни в небеса, ни в загробную жизнь. Ни в клятвы. Ты даже в мечеть не ходишь! Что толку от клятв неверующего?!
Сулим скрипит зубами.
— Я тебе сейчас клянусь не как друг, а как… Как врач! Да-да. Давно пора вырезать из тебя эту опухоль болезненную и гнойную. Ту, что мешает тебе разглядеть истинную заботу и интерес к твоей персоне. Незаслуженно! Причем.
Я замолкаю.
Губы немо открываются и закрываются.
У меня был бурный роман с женой. Я не беден, но она из гораздо более состоятельной семьи.
После смерти родителей Анель большая часть наследства ей осталась, а не сестре. Сестра бы все прокутила слишком быстро, не умела распоряжаться деньгами, и родители это понимали. Анель же — талантливый дизайнер, с коммерческой жилкой.
Анель была яркой, воздушной, напоминала праздник, который иногда блистал и на моей улице. Я ее боготворить был готов, наша близость — сумасшедший, жаркий секс был выше всяких похвал. Но все остывает со временем.
В последние месяцы мы ругались. Часто. Много. Громко.
До хрипоты и битой посуды.
Я психовал, ревнуя ее ко всем, ко всему!
Казалось, Анель была слишком расточительной на улыбки. А ее новый босс… Тот меня вообще бесил!
Анель начала слишком много времени проводить на работе, в офисе, чего раньше никогда не бывало.
Она всегда была свободным художником, с графиком, который выстраивала сама, но вдруг резко стала офисной трудягой.
Такое не могло не напрягать, не вызывать подозрения.
В разговорах Анель стало часто проскальзывать восхищение начальником. Он смотрел
У них были общие темы, шутки, понятные только им двоим.
Казалось, я ее теряю — теряю свою жену…
Я приложил все усилия, чтобы помириться, но потерял ее окончательно после того ужасного ужина, закончившегося трагично.
Потом оказалось, что она завещала все мне.
В ее ежедневнике стояла пометка: “встретиться с юристом, завещание”, дата и время… Эта встреча состоялась бы через неделю после трагедии.
Именно это и то, что состояние мне досталось, стало причиной слухов и грязных сплетен, якобы я избавился от жены, подозревая, что она завещание хочет изменить.
Эти слухи разрастались, как грибы после дождя, не без стараний со стороны семьи Анель, конечно. Они усердно раздували и подогревали их, сплетничали, создавая мне нехорошую славу…
— Тебе пора что-то менять в своей жизни, — выдыхает Сулим. — Такой случай. Такая красавица, вах… Готовит вкусно! — похвастался.
Он сказал эти слова с крайне довольным видом, будто ему перепало. Потом я пригляделся: за эти несколько дней вечно голодная физиономия Сулима начала казаться более сытой, что ли…
— Откуда тебе это знать?
— Что? Она тебе ежедневно в больницу перекус приносит. Кукурузные лепешки выше всяких похвал! Соус острый к мясу — просто песня.
— Мне все равно ничего из этого нельзя!
Я должен быть равнодушен. Но внутри полыхнуло что-то, очень похожее на ревность!
— Да, я знаю, что тебе нельзя. Но было заметно, что Камилла старалась, а результат выше всяких похвал. Я не стал останавливать. Пусть приносит, — беспечно отозвался друг.
— Сам все сожрал, — скриплю зубами.
— Девчонка всегда приходит в то время, когда ты на процедурах или спишь. Делает вид, будто снова опоздала нечаянно, спрашивает, как у тебя дела, и убегает! Она больницы не выносит. В курсе? Каждый раз вид такой, как будто ее здесь на лоскуты порежут без анестезии. Но она все равно приходит… Очевидно, ты не очень-то рад ее видеть? — задает Сулим следующий вопрос.
— С чего ты взял?
— В день, когда ты пришел в себя после операции, Камилла вышла от тебя, явно ревела. Я спросил, все ли у вас в порядке.
Мне плевать.
Плевать, что она там ответила! Взбалмошная, капризная. Бесит!
Еще и судьбой моей вздумала управлять. Наездницей себя возомнила? Так херовая из нее наездница, мы это уже на практике проверили…
Но в мыслях при слове наездница рождаются другие картинки.
Вспоминается, как она начала меня целовать, придя в спальню. От этих воспоминаний нутро жжет, а плоть полыхает, как раскаленный, твердый камень.
— И что она ответила?
Не узнаю голос.
Чужой.