Капкан для призрака
Шрифт:
— Я не понимаю тебя, любимый. Клянусь, не понимаю! Разве… разве Глайнис сама не могла заварить этот чай?
— Да, могла. Дело не в том, кто заварил чай и пил либо не пил. Но в то время, когда эту женщину могли убить, в то время — при любом возможном расхождении в медицинских свидетельствах — был отлив, и кромка воды находилась почти на таком же удалении, как и сейчас. Посмотри вокруг себя. Посмотри на верхний конец пляжа. В сторону моря. Посмотри на сваи павильончика.
Морской ветерок по-прежнему трепал волосы Бетти и прижимал юбку к ногам. Бетти
— Здесь есть твои следы, — продолжил Гарт, — ведущие сюда со склона, где ты оставила велосипед. Здесь есть мои следы, — он протянул руку и показал, — которые ведут сюда от задней стены домика. Однако нигде нет никаких других следов. Видишь?
— Дэвид, я…
— Ты видишь, любимая?
— Да.
— Но ведь убийца должен был уйти из павильончика после того, как убил Глайнис. Теперь его там уже нет. Это означает, что каким-то образом, объясни это как хочешь, этот мужчина, или эта женщина, или какой-то проклятый демон отлива сумел уйти оттуда, не оставив на поверхности мокрого песка ни единого следа.
Около минуты никто из них не произносил ни слова.
Единственный принесенный ветром звук, слышимый ими, был тихим шелестом или шепотом недалекого моря. Но отлив уже закончился. Шум на кромке воды скоро сменится мягким ритмичным гулом накатывающегося прилива.
В этот миг с противоположной стороны до них донесся другой звук. Стук и дребезжание открытого экипажа, расшатанного экипажа, из тех, которые легко можно обнаружить у вокзалов в приморских городках и который в довольно энергичном темпе ехал по шоссе от Равенспорта.
— Нет, Бетти! — Гарт смотрел на возницу и двух его пассажиров. — Оставайся на месте! Я знаю обоих этих мужчин. Нам не удастся избежать встречи с ними.
После того как экипаж исчез за домиком, им не пришлось долго ждать. Двое мужчин прошли через просторный холл и почти сразу появились в открытой застекленной двери, выходящей в сторону павильончика.
Мужчины быстро огляделись по сторонам, однако не обменялись ни словом до тех пор, пока не подошли по песку к Гарту и Бетти. Монокль блестел, хотя не было солнца, которое могло вызвать этот блеск.
— Милый друг, — полным участия голосом сказал Каллингфорд Эббот, — нам сообщили, не знаю, верно или по ошибке, что здесь произошло нечто весьма и весьма неприятное. Надеюсь, поскольку ты уже здесь, то, что мы слышали, — неправда?
Второй мужчина вел себя очень сдержанно.
— Смотрите-ка! — воскликнул детективный инспектор Джордж Альфред Твигг, качая головой и избегая взгляда Гарта. — Кто бы мог подумать, а? Вы только посмотрите!
Глава 8
Часы в этой части побережья пробили девять — различными голосами и в таком же неодинаковом ритме.
В домике Бетти Калдер, где сумерки уже переходили в ночь, их звуки были слышны приглушенно, дисгармонично. Так же приглушенно, мягкими волнами приближался шум прилива.
Тем не менее атмосфера в гостиной, где Каллингфорд Эббот смотрел на Гарта, не слишком настраивала на спокойный лад. В задней части этого кирпичного дома с обеих сторон центрального холла располагались две длинные комнаты с низким потолком, каждая с тремя окнами, выходящими на воду, с шумом подымавшуюся за площадкой с чахлой травой и за пляжем. Комната слева предназначалась в качестве спальни для Глайнис Стакли. Справа была гостиная — тесноватая, с кружевными занавесками и мягкими обтянутыми ситцем креслами, где Бетти провела много времени в мечтах над книгами.
Под потолком висела керосиновая лампа с желтым абажуром. Из открытых окон гостиной виднелся фонарь. Однако Гарт сидел в кресле спиной к морю и смотрел на Каллингфорда Эббота, расположившегося перед камином.
Хотя их разговор был по-прежнему вежливым, даже после трехчасовых расспросов, в нем уже ощущалось некое скрытое раздражение.
— Мой дорогой друг, — говорил Эббот, удерживая монокль в глазнице, от чего половина его лица казалась сморщенной, — больше ты нам ничем помочь не можешь? Серьезно, не можешь?
— Я сказал тебе правду. Ручаюсь за каждое слово. Если ты мне не веришь…
— Я не говорю, что не верю тебе. Дело вовсе не в этом.
— Благодарю.
— Ах! К чему этот сарказм?
— Это был не сарказм, — откровенно ответил Гарт. — Я рассчитываю на твою деликатность. Рассчитываю на то, что ты позволишь мне и леди Калдер поужинать в «Олене и перчатке».
— Надеюсь, ты понимаешь, что я был вынужден составить вам компанию?
— Конечно, понимаю.
— Отлично. Итак?
Эббот, невысокий, но статный, был в пиджаке и красивом пластроне. Седые усы над уверенным ртом были подкручены, а седые волосы коротко подстрижены. Вряд ли его можно было назвать франтом. Казалось, что блеск его монокля вызван скорее блеском глаза за этим моноклем, а не светом лампы в гостиной.
— Имеется множество причин, — сказал он, — по которым я хочу вести честную игру. Мы совершили одну ошибку в деле леди Калдер. Я честно признаюсь в этом.
Гарт кивнул.
— Леди Калдер не шантажистка, как мы раньше думали, — продолжил Эббот. — Это не она пять лет назад довела банкира Далримпла до такого состояния, что он пустил себе пулю в голову. Однако хочу заметить, что особенно упрекать нас в этом нельзя. В то время, когда Далримпл совершил самоубийство, Глайнис Стакли прикрывалась именем своей сестры. Кстати, Глайнис Стакли пользовалась не только ее именем, но и титулом, когда в 1906 году вернулась в «Мулен Руж».
С этим все ясно. Мы приступили к поискам, как только вчера вечером хэмпстедская полиция узнала от леди Калдер об этой истории. У нас уже были отпечатки пальцев шантажистки, полученные (неофициально, это нужно признать) после смерти Далримпла. Тогда отпечатки пальцев еще не могли фигурировать в качестве доказательства, к тому же и заявление подано не было. Мертвая женщина в этом павильончике — та, за кем мы приехали.