Капкан для призрака
Шрифт:
— Какой смысл продолжать это? Какой смысл верить, что мы когда-нибудь могли бы быть счастливы вместе? А теперь мы неискренни даже по отношению друг к другу, не так ли?
— Да, Бетти, мы неискренни по отношению друг к другу.
— И никогда не будем искренними! Никогда! Почему ты не уйдешь и не оставишь меня в покое? Лучше бы я умерла…
— Ради бога, Бетти, ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь! Где Майкл Филдинг?
— Я не знаю, где он! Как я могу это знать? И вообще, мне это безразлично.
—
Нижняя губа Бетти отвисла, так что ее губы образовали почти квадрат вокруг красивых зубов. О ее лице никто не мог сказать, что оно жестокое или некрасивое, но сейчас, после шока, который она, очевидно, испытала, оно выглядело почти таким.
— Мертв? Почему ты говоришь, что он мертв?
— В лучшем случае он просто исчез. Какая-то женщина вызвала его из салона приблизительно через минуту после того, как ты оттуда ушла. Бетти, надеюсь, ты не была той женщиной, которая вызвала его оттуда?
— Нет!
— Известно, что он пошел вниз. Один. Ты видела его?
— Нет!
В бильярдном зале было холодно и довольно сыро. Гроты из крупных камней, устроенные в стенах, образовывали что-то вроде альковов, и в каждом из них была тусклая электрическая лампочка над дощечкой с уникальным уловом, так чтобы можно было прочесть на табличке с белой надписью, кто и какую рыбу выловил, и дату, когда эта рыба была выловлена. Однако Гарт внимательно смотрел лишь на ближний край бильярдного стола, у которого стояла Бетти.
Там нечто привлекло и приковало его взгляд, нечто такое, что едва было видно, хотя на это нечто светили с потолка люстры.
— Бетти…
Гарт сделал несколько шагов вперед, быстро снимая перчатки, засовывая их в карман и одновременно вытаскивая платок. Он дотронулся указательным пальцем до края стола. Потом сразу же вытер руку платком и сложил его.
— Постарайся сохранить спокойствие, — сказал он, — и снова не теряй головы. Ведь это, — он постучал по краю стола, — ведь это пятно крови. Бетти, где Майкл Филдинг?
Глава 15
— Не знаю. Я вообще не видела его. Если ты думаешь, что это не так, ты, наверное, просто сошел с ума.
— Ты долго находишься здесь, внизу?
— Две… две-три минуты, не дольше. Вот и все.
— Если ты что-то скрываешь, Бетти, скажи об этом мне. Ты не должна меня опасаться.
Бетти сделала глубокий вдох.
— Да, я знаю, что не должна. Я знаю, что ты будешь защищать меня. Ты уже защищаешь кое-кого другого, разве не так?
Она уже не владела своим нежным голосом, от него осталось лишь напряженное дыхание. Гарт неотрывно смотрел на эту восковую бледность и потухшие карие глаза. Сейчас не стоило говорить ей, что женщина, каждая женщина, умеет выбрать самый неподходящий момент для сцен обиды или ревности, доходя при этом до грани исступленной ненависти.
— Так значит, — сказал он, — это ты была под дверью моего номера вчера ночью. Ты подслушала мой разговор с Марион Боствик.
— Да, я слышала его. Я слышала все. Хотя во второй раз ты едва не поймал меня.
— Бетти, неужели ты действительно не можешь понять…
— Нет, не могу. Вплоть до той минуты я ругала себя за то, что плохо относилась к тебе, и ненавидела себя за это. Но потом мне это стало казаться смешным. Разве я была хоть когда-нибудь такой же скверной, как твоя драгоценная-предрагоценная подружка миссис Боствик? А теперь я скажу тебе, что в действительности произошло в субботу…
— Нет, не скажешь!
— Я скажу тебе…
— А я тебе говорю, что ты этого не скажешь! — крикнул Гарт; обошел вокруг стола и встал рядом с ней. — Бетти…
Серые перчатки взлетели, готовые растерзать. Однако и это был всего лишь жест.
— Я уже догадался об этом, но сейчас у нас нет времени. Если с Майклом Филдингом что-то случилось, этого будет достаточно, чтобы тебе пришлось объяснять свое сегодняшнее поведение.
— А ты полагаешь, что мне будет трудно объяснить свое сегодняшнее поведение?
— Можешь уже сейчас попытаться объяснить, что ты делаешь здесь внизу. Именно в бильярдном зале. Почему ты убежала из салона?
— Я спустилась сюда, потому что это единственное место в этом ужасном отеле, где человек может побыть в одиночестве в воскресенье. В одиночестве, в абсолютном одиночестве. Разве тебе никогда не хотелось побыть наедине с собой и спрятать свое лицо от всех? Нет, тебе наверняка не хотелось. Ты относишься к тем людям, которые никогда не выходят из себя и всегда сохраняют спокойствие. Я знала, что ты не веришь мне. Знала это уже со вчерашнего вечера. Но я не предполагала, насколько ты не веришь мне, до тех пор пока ты не показал Майклу Филдингу тот листок бумаги с напечатанным на машинке текстом и не сказал ему, что был вынужден солгать мне, будто это письмо написал ты.
— Ты слышала ночью, что я говорил Марион. И тем не менее ни словечка не упомянула об этом сегодня. До тех пор пока такая глупость, как это письмо, не разозлила тебя.
— Так, значит, это глупость? Значит, то, что произошло с этим письмом, это, по-твоему, глупость! Как я ненавижу тебя! Я никогда в жизни никого так не ненавидела!
— Бетти, замолчи!
— Ну, ударь меня! Почему ты меня не ударишь? Я знаю, что ты сделал бы это с большим удовольствием. Я вижу, как ты поднимаешь руку. Ну, почему ты меня не ударишь?