Капкан для скифа
Шрифт:
— Как сдал? — изумился Мишка. — Они же на твоей… тьфу ты… ты же говорил, что посредники стороне на Капренко были…
— Это вопрос был спорный с самого начала. Уж больно красиво и грамотно наехали чехи на этого злосчастного Капренко. Да и для людей со стороны слишком хорошо они были информированы про его дела. Мне это обстоятельство с самого начала заморочки глаза резануло…
— Тогда зачем же ты им рассказал о готовящейся засаде?
— Ты чего, Майкл? За кого ты меня принимаешь? Ничего я им не говорил.
— Это как
— Вычислили они меня. Мне несколько раз звонили на трубу, и я отходил базарить с господами офицерами… Вот они и сделали вполне определенные выводы… Народ этот не такой тупой, как Капренко…
— А-а-а-а, — с пониманием протянул Майкл. — Вот оно как получилось. Ну, и дальше? Что чехи? С концами свалили?
— Нет, конечно. Дождешься. Затихарились где-то в области. Уедут тебе они добровольно от банки с медом. Объявились спустя несколько дней. Уже после Нового года.
— Капренко за этот период времени…
— Все это время, естественно, он и его семья были под нашей охраной. А как иначе? Даже в новогоднюю ночь.
— Надо же, — покачал головой Майкл. — Надеюсь, не у тебя отмечали праздники?
— Нет. Это уже был бы перебор.
— Хоть это радует.
— Не особенно. Слабое утешение. Так вот, с новым предложением заслали чехи переговорщика. Того самого, который легально у нас в стране находился. Он пришел прямо в офис «Павлина»…
— С каким предложением?
— С верным. Звучало оно так: необходимо дать две штуки баксов на дорогу тем двоим, чтоб смогли убраться к себе на родину. И в этом случае все остальные претензии с должника снимаются и больше они его по этой теме с «Мурсавой» трогать не будут…
— Прикольная формулировка…
— В случае отказа оплатить боевикам дорогу в один конец… Что будет с господином Капренко, его семьей и бизнесом?
— Джихад… Война с издательством «Павлин» и его хозяином до полного истребления, — твердо ответил Мишка.
— Правильно. Потому что, как проникновенно объяснил Капренко переговорщик, выхода у боевиков другого просто нет.
— Нельзя загонять злобных зверей в угол.
— Нечто в этом роде. Короче — денег у них совсем нет и добираться им к местам боевых действий не на что. Кроме «Павлина» бабок снять не с кого. Так или иначе, отдать деньги придется. С кровью или без — решать Капренко.
— Логично.
— Кроме этого звучали нордические клятвы с характерным акцентом: «Наше слово твердо, как тысячелетний финик, мы клянемся нашим национальным достоинством, памятью предков, могилой любимого ишака и всем святым, что больше претензий к тебе не будет». Проще говоря — отстегни два косаря, и расходимся, как в море корабли. Спи спокойно, дорогой товарищ…
— Бред.
— Я тоже так сразу и сказал Капренку: «Все это фуфло. Верить этой ахинее не стоит, а тем более под нее платить деньги. Только отстегнешь две штуки, как тут же зайдут на второй круг с другой мотивировкой».
— Почему сразу? Может, небольшой перерыв и сделают.
— Как быстро бабки прогудят, от этого зависит, — согласился я.
— И что Капренко?
— Не догадываешься?
— Заплатил?
— Им — да. Сразу же. Через того же посредника передал на следующий день чехам две тысячи долларов.
— А тебе?
— А мне через несколько месяцев.
— И ты столько терпел? Неужели это возможно? — в который раз за вечер изумился Майкл.
— Не терпел я, Миха, просто именно столько времени у меня рубашка от его слез просыхала, — зло пояснил я.
— И… Как?
— Поначалу я ждал благодарности в форме поляны в кабаке и, конечно же, возврата всей вложенной суммы плюс, понятно, заработанной на этих деньгах прибыли.
— А самому было напомнить неловко?
— Не то что бы неловко, но как-то напрашиваться на благодарность не хотелось… В моем восприятии это все равно, что требовать «спасибо» у ребенка, которого вытащил в последнюю секунду из-под колес самосвала…
— Да, да. Ему еще от шока надо отойти. Маме с папой пожаловаться. Штанишки просушить, — ехидно заметил Майкл.
— Типа того. У меня и мысли не было, что может быть как-то иначе. Спасти человека… это же о чем-то говорит… Разве в такой ситуации может быть другой расклад?
— Это с нормальным человеком, сам же говорил, напоминаю, а мы сейчас говорим о гниде редкостной, об издателе Капренко…
— Замечание принимается.
— Еще б замечание по делу не принималось.
— Время шло. Я в легком недоумении пару раз ему позвонил. И так, между делом, в разговоре намекнул, что надо бы урегулировать наши финансовые вопросы. Он вроде бы понял…
— Но действий никаких не предпринял…
— Совершенно верно. То он в командировке, то на отгрузке, то на погрузке. Прошел еще один довольно большой кусок времени. Я начал звонить ежедневно. С каждым звонком мои намеки звучали все менее прозрачно, а тон становился все жестче…
— А он их в упор не воспринимал?
— Да.
— Сучок редкостный.
— Настал момент, когда я взорвался.
— Понимаю.
— Если говорить совсем честно — довел он меня, Мишка, до исступления своими гнилыми базарами: «Ты же сам видел, я отдал восемь тысяч шестьсот баксов тем, и еще две этим — надо отработать, деньги чужие были».
— Лечил по полной программе, — метко охарактеризовал ситуацию Майкл. — Парил мозги, как вчерашнему.
— Я и сам это все понимал. Но как-то давить на убогого, особенно, после того, как спас… Неловко…
— Тебе?
— Мне.
— А ему нормально?
— Вполне. Он, если оглянуться назад, можно твердо сказать, чувствовал себя комфортно. Насчет гнилых отмазок… тут он был, как рыба в воде. Потом у него новая фишка появилась — купил он новый типографский станок, в долях с кем-то, за девяносто восемь тысяч долларов.