Капкан. История жадного мальчика

повесть/рассказ, 2008 год (сетевая публикация)

У Вас в жизни когда-нибудь случались происшествия, о которых невозможно забыть? Даже если очень постараться. Даже если прибегнуть для этого к помощи медицины со всеми её чудодейственными препаратами. Нет? Что же, Вам повезло, в отличие от меня.

Дети, как известно, существа крайне любознательные. Им интересно буквально всё, что не преподают в школе; всё, о чём не пишут в книжках из домашней библиотеки; и, разумеется, всё, что запрещено родителями. И я был таким.

Случилась вся эта

история летом одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. Мне тогда было девять. Школьные каникулы я, как обычно, проводил на даче, под присмотром бабушки с дедушкой. Но как можно удержать девятилетнего пацана весь день в поле зрения?

Любому мальчишке известно, что самое лучшее место для активных игр — заброшенные здания. Имея хоть мало-мальски развитую фантазию, можно нарисовать в своём воображении массу всевозможных декораций, от замка с привидениями, до обороны Сталинграда. Было похожее место и у нашей компании.

Существовало в советские времена такое понятие, как "химия". К пробиркам и реагентам оно никакого отношения не имело, а обозначало вольное поселение осуждённых при производственной базе. Обычно такой базой служил какой-нибудь завод с вредным производством, химическим, например, отсюда и "химия". Так вот, в трёх километрах от деревни, где была наша дача, раньше размещалась как раз такая "химия". Раньше — это годах в семидесятых. Тогда же, в восемьдесят восьмом, ни какого производства там, разумеется, уже не было. Стояли на пустыре семь одноэтажных кирпичных бараков, наполовину разобранных и растащенных. От шиферных крыш уже и следа не осталось. Оконные рамы, двери, вместе с дверными коробками — всё было вынесено ещё лет пятнадцать тому назад. Кирпичные стены так же постепенно разбирались хозяйственными сельчанами. И только громадная ржавая махина цементного завода не привлекала к себе мародёров, так как брать там было практически нечего. Неподъёмные железобетонные блоки и массивные металлические конструкции в подсобном хозяйстве применения не находили. Зато какая это была отличная игровая площадка! О, скажу я Вам! Сколько "фрицев" и "советских героев" "полегло" меж этих стальных балок, сколько "рыцарей" было "зарублено" при многочисленных штурмах мрачной цитадели. Родным мы о нашем логове, конечно же, не рассказывали.

В тот раз я с двумя приятелями, как обычно, отправился на "химию" сразу после завтрака. Хотя трёх человек, конечно, маловато для полноценной игры в "войнушку" — основного предназначения цементного завода — мы всё же без доли сомнения потащились за три километра от дома просто сыграть в солдатиков. Сам сейчас удивляюсь — на кой чёрт было переться для этого за тридевять земель? Можно же было поиграть и во дворе. Но нет, во дворе не так интересно. Была вокруг нашего завода какая-то аура. Странная, манящая и немного пугающая. Казалось бы, ну чем может привлечь ребёнка груда бетона и ржавого железа? А ведь может, да ещё как. Наверное, дело было в том, что это именно "наш" завод. Здесь не было взрослых с их постоянными нравоучениями и навязчивой заботой. "Мишенька, не лазай так высоко", "Мишенька, скушай яблочко". Какое к чёрту "яблочко", когда у нас война?! Да, удивительно, как меняются люди с возрастом. Все ведь были детьми, всем не нравилось, когда взрослые сюсюкают с ними при друзьях, когда ломают своим бесцеремонным вмешательством весь кайф от игры. Но дети вырастают, заводят собственных детей и тут же забывают как ненужно себя вести с ребёнком.

Смысл игры в солдатики состоял в следующем: каждый участник расставляет в произвольном порядке свою пластиково-оловянную "армию" в пределах досягаемости выстрела; у каждого играющего имеется пистолет, стреляющий пластиковыми пульками-дисками (ещё можно стрелять двухкопеечными монетками — это артиллерия); ну а дальше собственно бой. У кого последнего бойцы останутся — тот и выиграл.

Расставили мы, значит, свои армии на бетонном полу второго этажа. Я и Славик — соседский парнишка — особой изобретательности не проявили. Ну, так, постарались рассредоточить подопечных бойцов, чтобы одной пулькой семерых не завалило. А вот Пашка продемонстрировал

нешуточное знание военной теории. У него отец был военный, и Пашка этим чрезвычайно гордился. Тот факт, что папа служит прапорщиком и отвечает за ХБ и продовольствие, сынульку ничуть не смущал. Пашка мечтал стать Героем Советского Союза. Он постоянно штудировал всяческие уставы, наставления и прочие книжки, от чтения которых любой нормальный ребёнок впал бы в кому, ну или, как минимум, заснул.

Так вот, этот генерал-недомерок решил сделать всё по науке: впереди пехота, с флангов кавалерия, в арьергарде командир с миномётчиками. Остался у Пашки незадействованным ещё только один солдатик — бесценный экземпляр, жемчужина коллекции и предмет зависти всех мальчишек в округе, выменянный у кого-то за целую модельку "Волги" ГАЗ-24, снайпер из раритетного чехословацкого набора. Не долго думая, Павел водрузил своего стрелка туда, где ему самое место — повыше, на металлическую ступеньку лестницы, соединяющей заводские этажи. И грянул бой.

Как ни прискорбно, но мою армию вынесли первой. Посему мне пришлось переквалифицироваться из непосредственного участника боевых действий в скромного наблюдателя. У Славика к тому моменту оставалось всего пять выживших, у Пашки — восемь. Понимая всю трагичность ситуации, Слава решил не распыляться на рядовых солдатиков, а постараться унести с собой в могилу снайпера. Нанести, так сказать, удар в самое сердце врагу-Пашке. С третьей попытки у него это получилось. Пулька угодила снайперу в ноги, тот подпрыгнул на месте, завалился набок и, позвякивая пластмассовыми телесами по железным ступенькам, покатился вниз. Пашка молча наблюдал за безвременной кончиной своего элитного бойца. Снайпер скакал по ступенькам, а Павел провожал его печальным взглядом… до тех пор, пока не сообразил, что его драгоценность стремительно приближается к огромной дырище в полу первого этажа. Сорвавшись с места, Пашка опрометью бросился вниз, но было уже поздно — тело снайпер поглотил чёрный зев.

— Блин! И чё теперь делать? — вопрошал Павел, глядя в темноту под ногами.

Мы со Славиком тоже спустились вниз осмотреть место происшествия.

— Чё делать, в подвал идти надо. — констатировал Слава.

— Точно, там же открыто, — оживился Пашка, — хорошо, что я фонарь захватил, командирский.

Мы собрали своих солдатиков, сложили их в пакеты и вышли на улицу.

Спуск в подвал приютился у северной заводской стены. Раньше он был накрыт жестяной крышей и имел дверь, но такие ценные в хозяйстве вещи не могли долго оставаться бесхозными. До этого случая мы в подвал не спускались. Страшновато было даже у хода стоять. Темно, сыростью тянет и ещё какой-то вонью непонятной. Но, что хуже всего, там были крысы, по крайней мере, так утверждал Славик. Он уверял всех, что сам видел, как из подвала выбегала крыса, размером не меньше кошки. Сейчас мы трое в нерешительности стояли у спускающихся в темноту ступеней и вспоминали об этих рассказах.

— Да не дрейфьте вы, — почувствовал Славик общий настрой, — может, это и была кошка, я ведь не очень хорошо разглядел.

— Трепло. — безапелляционно заявил Пашка, включил фонарик и решительно двинулся вниз.

В подвале было прохладно и влажно. Никакого пола под ногами не наблюдалось, просто земля, заваленная всяким мусором. Пашка водил фонариком по сторонам, и желтоватый луч света выхватывал из темноты искорёженные трубы, заплесневевшие стены и кучи наполовину истлевших, затвердевших от влажности бумажных мешков из-под цемента. И снова эта вонь. Не сильная, но чётко различимая даже в насыщенном кисловатым цементным ароматом воздухе. Какой-то животный запах, тяжёлый и вязкий.

— Дыра вроде там должна быть. — размышлял вслух Павел, светя фонариком в потолок.

— Странно, — подключился к размышлениям Славка, — а с этой стороны ни какой дыры не видно. Наверное, под дырой вот эта самая труба торчит.

Пашка перевёл луч фонаря пониже, освещая широкую ржавую трубу, идущую вертикально от потолка к полу и далее, в землю.

— Гадство! — расстроился Пашка, — пропал мой снайпер.

Помню, как в тот момент я испытал неподдельную радость — всё, конец хвастовству и гордыне, наконец-то кара настигла поганца!