Капкан
Шрифт:
— Все в порядке? Ой, а крепдешину мне привез? Конфет тоже? Пять фунтов? А модные журналы? — И тут же легко и оживленно залопотала вперемешку обо всем, что произошло в отсутствие мужа.
Старая Мэг ощенилась. Опало тесто для печенья. Вчера вечером к ней в комнату залетел комар. Кудрявый Эванс, полисмен, держит путь в Мэнтрап — на Реке Туманной Скво его обогнали по дороге сюда индейцы племени чиппева. А еще — она как раз сегодня утром вымыла себе голову.
Шагая поодаль, Ральф наблюдал, как держится с нею Джо. Он сам на месте друга был бы возбужден ее присутствием и раздражен ее болтовней. По-видимому, Джо не испытывал ни того, ни другого. По-видимому, он принимал ее такою, как есть, подобно тому, как принимал теплое солнышко или обложные дожди, тяжелый труд или пирушку, — покойно, невозмутимо, никогда не стремясь изменить исконную сущность вещей. Рука его лежала на плече Элверны, но никакого пыла он не проявлял;
Они прошествовали по голому двору, вытоптанному множеством ног в индейских мокасинах и закрытому с трех сторон лавкой, складом и коттеджем, отворили калитку и, пройдя через сад, где росли розы, огненные лилии и скупые северные цветочки, вошли в дом.
У аккуратиста Ральфа после запущенных хижин трапперов, грязной палатки и бивачного костра было такое чувство, словно он попал в рай, застланный линолеумом. В доме было четыре комнаты: общая, две спальни и кухня-столовая. Кто-то из двоих, то ли Элверна, то ли Джо, обладал прирожденным хозяйственным талантом: в доме царил идеальный порядок. Стены были отделаны сухой штукатуркой и окрашены глянцевитой синей краской. На кухне — ни следа немытой посуды, дровяная плита начищена до черного блеска. На полированном буфете — ряд фарфоровых тарелок с золотым ободком: неслыханная роскошь для того, кто столько недель хлебал из сальных эмалированных мисок; возле буфета — клетка с веселым кенарем.
— Четыреста миль вез его, подлеца, в лодке! — сообщил Джо.
На стенах красовались хромолитографии, изображающие меланхолических дев в лодках или кавалеров, разодетых примерно по моде начала шестнадцатого века и склонившихся в поклоне перед дамами в костюмах середины восемнадцатого.
Шесть недель назад Ральф с дрожью отвращения сказал бы себе, что эти картины — нечто ужасающее: такой примитив! А здесь от них веяло милым домашним уютом, теплом, покоем.
В гостиной рядом с ядовито-зеленой, украшенной бахромою бархатной кушеткой стояла фисгармония времен Уильяма Дина Хоуэллса: [16] величественное сооружение с зеркальными ромбиками, ажурными кронштейнами, увенчанными горшочками с геранью, покрытое резьбой, сквозь которую просвечивал красный шелк. (И фисгармония и кушетка проделали долгий зимний путь на санях по замерзшим озерам и рекам.) На полке разместилась поразительно разношерстная библиотечка Джо: роман Берты М. Клей [17] в бумажной обложке рядом с «Записками Пиквикского клуба», англиканский требник по соседству с «Новой системой бухгалтерского учета», «Поллианной», [18] «Кратким очерком истории» [19] Уэллса и романом Джеймса Оливера Кервуда; [20] томик Лонгфелло и сборник юмора «В вагоне для курящих».
16
Хоуэллс, Уильям Дин (1837–1920) — известный американский романист и литературный критик.
17
Клей, Берта (псевдоним Шарлотты Моники Брэм) (1836–1884) — американская писательница, автор сентиментально-мелодраматических произведений, популярных в США в прошлом веке.
18
«Поллианна» — роман для юношества американской писательницы Элинор Портер (1868–1920).
19
«Краткий очерк истории»- это историческое сочинение Г. Уэллса вышло в свет в 1920 году и пользовалось большой популярностью.
20
Кервуд, Джеймс Оливер (1878–1927) — американский писатель и журналист, автор приключенческих произведений в духе Джека Лондона; действие многих из них развертывается в Канаде.
Долго осматриваться Ральфу не пришлось: его схватила за руки Элверна и воскликнула:
— Вот чудесно, что Джо вас привез с собой! Вы погостите у нас?
— Если позволите.
— Понятно! Он еще спрашивает! Буду страшно рада! Вы по делам или отдыхать?
— Порыбачить немного.
— А спорю, вы из Чикаго!
— Из Нью-Йорка.
— Правда? Вот блеск! Всю жизнь просто уми-раю, хочу поглядеть на Нью-Йорк! Хотя я сама не провинциалка, родилась в Миннеаполисе, точнее, в Айделле, но это фактически одно и то же. И поболтаем же мы с вами, Ральф, —
— Э-э… — сказал Ральф.
— А что, того эля больше не осталось в погребе? — сказал Джо.
— Спрашиваешь! Понятно, осталось! — весело пропела она. — Сейчас я вам, братцы, мигом устрою завтрак. Представляю, до чего вы голодные после этого противного бэннока. Сходите помойтесь, Ральф, хотите? Любите душистое мыло? Многие мужчины не любят. А другие наоборот. Ох, Джо-о! Что я тебе скажу! Надо вечером спрыснуть приезд Ральфа. Позовем Джорджи Игана, Пита Реншу — это трапперы, Ральф, сейчас болтаются здесь без дела, а подойдет зима — снова в лес. Значит, Пита, Джорджи, Папашу Бака и еще можно Нелса Стромберга. Перекинемся в покер. Джина у нас сколько хочешь, а Неле еще захватит «белого мула» из новой партии — гадость невозможная, зато выпьешь — и море по колено! Ну как, Джо? Ладно? Ну, Джо, миленький!
— Отчего же, можно, — протянул Джо. — Скажем, завтра. Я сам не прочь и за покером посидеть и выпить. Но сегодня — поскольку Ральф из Нью-Йорка и к тому же великий специалист по части музыки и книг и все такое, — сегодня, по-моему, правильно будет позвать… в общем, солидную публику: Мака с супругой, преподобного Диллона…
— Господи, боже мой! — пронзительно, с надрывом взвизгнула Элверна. — Честное слово, Ральф, с Джо просто невозможно! Мак… ну, Макгэвити, агент «Гудзонова Залива», — от его шуток мухи дохнут. Врожденный паралич чувства юмора. А мамаша Макгэвити просто не выносит, если кому-то хорошо. Преподобный Диллон, он еще ничего; я подозреваю, он бы и сам не отказался смочить горло, если б знал, что не будет шуму, но все равно он миссионер, ему по должности положено портить людям настроение. Ах, Джо…
— Сегодня мы позовем их, Маков то есть, и дело с концом, — невозмутимо произнес Джо. — Ясен вопрос, Элви?
— Черт проклятый! — Она разбушевалась, точно малое дитя. Она топала ногами. Она схватила Джо за лацканы куртки и стала трясти. — Гак и убила бы тебя! Говоришь, а он хоть бы что! Я хочу вечеринку!А не похороны!
— Отделаемся, Элви, раз надо, а завтра вечером устроим настоящее веселье. — Джо даже бровью не повел в ответ на ее буйную выходку. — У меня для ребят сюрприз: целый ящик настоящего шотландского. Скажем, что это от тебя.
Миг нерешительности — и жаркий гнев сменился жарким восторгом. Она звонко чмокнула Джо. Потом она бросилась на шею Ральфу и, к его великому смущению, его тоже чмокнула в щеку.
— Ладно уж! — шумно сдалась она. — Возможно, как ты говоришь, даже лучше: разделаемся со старыми сычами, и с плеч долой. А теперь, ребятки, надо вас чем — то покормить.
И она забегала по кухне, мурлыкая «Просто я души не чаю в Гарри» с таким благодушным видом, словно в жизни не помышляла о большем счастье, чем стряпать для своих мужчин.
Ральф заметил, что ее розовые ногти и сейчас отливают ненатуральным маникюрным блеском. И этот человек, которому ярко-розовые ногти были всегда так же противны, как напомаженные, надушенные волосы, почувствовал уважение к Элверне за ее героические старания не опуститься. «А что она иной раз выходит из себя, это не удивительно, — размышлял он. — Джо, конечно, добряк каких мало, но уж очень он благоразумен — вот и я такой, видно. А ведь ей здесь, должно быть, скучновато бывает».
Завтрак был подан на подносе, накрытом чистой полотняной салфеткой: кофе в настоящих фарфоровых чашках-, самая настоящая ветчина между тонких ломтиков самого настоящего хлеба и цельные спелые помидоры из крошечной оранжереи Джо.
Мистер Прескотт из Нью-Йорка едва ли счел бы фарфоровые чашки, холодную ветчину и белый хлеб эпохальным явлением; несомненно, отказался бы есть помидор без всякой приправы, а чистые салфетки принял бы как должное. Но, прожив столько недель на бэнноке, чае и свиной грудинке в стране, где такое короткое лето и так трудно выращивать овощи, он словно заново открыл для себя эти яства.
Какая мука — ерзать на куске брезента, поджав затекшие ноги, держа в руке обжигающе горячую жестяную кружку с кофе и пытаясь нацедить в нее сгущенные сливки из консервной банки, в которой проткнуты две дырочки! Какая роскошь сидеть на стуле, честь честью, с наслаждением вытянув ноги под столом, накрытым красивой чистой клеенкой, и наливать в кофе сливки — пусть те же самые, сгущенные, — из симпатичного белого с золотом кувшинчика! Что за дивная ветчина, какая прелесть каждая крошка этого пышного хлеба! И что за объедение, оказывается, свежий помидор — крепенький, ароматный, он затмит собою все фрукты Аравии! Яблоко любви, воистину райский плод, который надлежит вкушать в тающем полумраке под звуки тихой музыки…