Капкан
Шрифт:
Когда-то давно я обещала родителям построить большой дом с красивым садом на заднем дворе. И до сих пор греюсь мыслью, что однажды мне удастся сдержать данное слово.
— Доченька, — слышу голос мамы и оборачиваюсь.
— Рада тебя видеть, — подхожу к ней и заключаю в объятия.
Она отстраняется и внимательно изучает меня с ног до головы.
— Ты почему так похудела? — скорее отчитывает, чем спрашивает.
— Слегка устаю на работе, — признаюсь честно.
Она проходит к воротам, и я следую за ней.
— Может переедешь
— Мне будет сложно вернуться, ты ведь понимаешь, — улыбаюсь и подхожу ближе. — И я тоже скучаю по вам, — вытягиваю из себя признание.
Любое ласковое слово, любое признание даже самым близким людям даётся мне с трудом. Порой, из-за этого я кажусь холодной и бесчувственной. Но я просто перестала придавать словам значение, стараясь проявлять свою любовь к ним поступками.
Мама знакомит меня с рабочим персоналом на кухне, проводит небольшую экскурсию по своему рабочему месту в пекарне, и только потом мы проходим в посудомоечную, где я буду сегодня работать.
— Прости, что пришлось просить выходить сюда, — она протягивает руку к моему лицу, слегка поглаживает щеку, нежно смотря в глаза, а после быстро отстраняется, зная, какой дискомфорт мне приносят нежные прикосновения.
И кто бы мог подумать, что ещё совсем недавно, я каждый вечер тянулась в родительские объятия, чтобы в очередной раз сказать им, как я их люблю. А сейчас избегаю любого тактильного контакта с ними, требуя к себе более строгого отношения. Я не могу позволить им любить себя, хотя и нуждаюсь в этом, как никогда раньше. Но я чувствую себя грязной и недостойной этого, поэтому отталкиваю.
— Какие глупости, мам, — закатываю глаза и надеваю на себя фартук. — И, кстати, я очень рада, что твои кулинарные навыки оценили по достоинству в этом доме!
— Я тоже этому рада, — широко улыбается, а после направляется к выходу. — Сейчас подойдёт Тереза и поможет тебе во всем разобраться, а мне уже пора бежать.
Киваю ей в знак понимания, и она выходит.
День кажется долгим и загруженным. Только к полуночи все работники кухни освобождаются, и я вместе с ними.
В помещение входит мужчина лет пятидесяти. По реакции вокруг понимаю, что это хозяин дома. Интеллигентный и, для своих лет, красивый мужчина. Он раздает премиальные в конвертах всему персоналу, а, подойдя ко мне, останавливается и начинает разглядывать.
— Мария, это ваша дочь? — интересуется у мамы, но не сводит с меня глаз.
— Да, — с лёгким волнением отвечает она.
Он молча изучает мое лицо, а после продолжает:
— Очень похожа на мать. Как вас зовут? — обращается ко мне.
Кажется, мужчина слеп, раз видит нашу с мамой схожесть, ведь мы с ней совсем разные. Говорят, я точная копия бабушки, но мне, к сожалению, не довелось с ней увидеться и убедиться в этом.
— Медея.
— Очень приятно, Медея, — улыбается, протягивая мне конверт. — Ренат Янович, —
— Взаимно, — отвечаю без каких-либо эмоций и принимаю деньги.
Мужчина проходит дальше, а я обращаю своё внимание на маму, которая встревожено глядит ему вслед. И что могло её так взволновать?
Как только Ренат Янович покидает помещение, все садятся за поздний ужин, а я двигаюсь к выходу, чтобы покурить.
На дворе уже далеко за полночь, но по ту сторону двора до сих пор слышатся разговоры самых стойких гостей. Заметив расположенный на маленьком закутке диван, от радости блаженно закатываю глаза и удобно устраиваюсь на нем. Достаю сигарету, зажигаю и делаю долгожданную затяжку. Удивительно, как же этот процесс успокаивает, превращаясь в дурную привычку.
Изучая двор вокруг себя, не замечаю, как рядом оказывается питбуль, который подозрительно принюхивается к моим лаковым туфлям. От неожиданности одёргиваю конечность, от чего собака начинает неодобрительно рычать.
Мысленно прощаюсь с одной из частей своего тела, но из-за угла появляется мужчина и окликает собаку. Она покорно отстраняется от меня и бежит к своему хозяину.
— Здесь не курят, — грубый мужской голос теперь обращается, по всей видимости, ко мне.
— А где же курят?
Поняв, что теперь мне не угрожает монстр, в лице огромного пса, закидываю ногу на ногу и всматриваюсь в темноту, делая новую затяжку.
Лица моего собеседника мне не разглядеть, так как он не спешит встать под свет уличного освещения.
— Раскройте глаза, — он указывает рукой в сторону, тем самым заставив меня повернуться и посмотреть себе за спину.
В метрах ста вижу беседку и сидящих в ней двух курящих мужчин.
— В следующий раз буду знать, — раскачиваю накинутую ногу взад вперед. — Спасибо, что оповестили.
Не идти же мне туда с небольшим остатком, чтобы докурить его?
Но мужчина, кажется, другого мнения. Он резко оказывается рядом, наклоняется надо мной и выхватывает сигарету из рук, что выводит меня из себя. Я поднимаю голову вверх, и теперь мне предоставляется возможность разглядеть его.
Суровые черты лица, немного пухлые губы, зажатые в твердую линию, и неимоверно тяжёлый взгляд, что выжигает во мне дыры, слегка сбивают столку, и я не сразу понимаю, что он точная копия хозяина этого поместья. Скорее всего сын, которого я ни на шутку разозлила. Ну тут уж наши чувства взаимны.
— Могли бы и попросить, я бы угостила новой, — лучезарно улыбаюсь ему на его хамство, из последних сил скрывая злость.
— Не заставляй меня тушить её на тебе, — бесстрастным голосом произносит он и протягивает сигарету обратно. — Потуши сама.
Его неуважительное обращение ко мне начинает кипятить кровь, и хочется этот окурок потушить прямо на его языке. Очертив круг ногой, я медленно встаю и отбираю сигарету обратно. А после, долго не думая, кидаю её на брусчатку и тушу ногой.