Капли крови: Город Греха

Котляр Сашетта

Наконец, нам принесли божественно пахнущий кофе и сладкое: ей тирамису, а мне кремовый десерт с ягодами, похожий на красный пышный кусок торта, украшенный свежей клубникой. Здесь он назывался «Ягодная фантазия», и я не представляла даже примерного состава, но выглядело аппетитно и пахло свежей выпечкой.

Роуз свой десерт вяло поковыряла вилкой, собираясь с духом, я — уничтожила минут за пять, сообразив, что проголодалась за время, прошедшее с завтрака в компании документов. И после этого за столиком повисла тишина, нарушаемая лишь скрипом вилки о тарелку.

Я терпеливо ждала, пока она скажет хоть что-нибудь, Роуз смотрела куда угодно, только не на меня, но в конце концов она глубоко вздохнула и сказала:

—

Пожалуйста, не делай так больше. Не устраивай публичных сцен, когда Дойл внизу. Иначе он решит, что ты можешь дурно на меня повлиять, и запретит нам общаться, а я бы этого не хотела. Он… он фактически имеет надо мной полную власть, я до конца жизни не расплачусь с долгами, если развод будет по моей инициативе или вине.

Я вздохнула.

— Роуз, ты понимаешь, что ему невыгодно отпускать тебя как-то иначе? Просто незачем. Ты оттягиваешь неизбежное, а не помогаешь себе. Да и я не могу сейчас вести себя иначе, это не моя прихоть — вся эта игра. Это необходимость.

— Но чем она вызвана?! — практически подпрыгнула на месте на этой фразе Роуз, игнорируя мои доводы про то, чем кончится все ее «соглашение» с мужем.

— Я не могу тебе сказать. Это не моя тайна, — твердо произнесла я.

Нельзя дать понять маньяку, что за него взялись всерьез. А уши есть даже у стен, и, увы, это не метафора. Достаточно того, что я вообще призналась ей, что не та, за кого себя выдаю. Роуз пристально посмотрела на меня, снова глубоко вздохнула, и я заметила блестнувшую в уголке ее глаза слезинку. Голос у нее слегка дрожал, когда она снова заговорила:

— Тогда нам придется перестать общаться. По крайней мере до тех пор, пока ты играешь. Сегодня будет последний день. Я покажу, что обещала, а потом мы будем здороваться и все. Дойл, он… он не даст мне жизни, если решит, что я от кого-то нахваталась чего-то не того. Он может даже запретить мне выходить из номера с кем-то, кроме него, а я этого не вынесу.

Я удрученно покачала головой:

— Зря. Он сознательно оттирает тебя ото всех, к кому ты хоть немного привязана, оставляя в одиночестве, наедине с проблемами. И ты ему в этом только помогаешь. Но, если ты так решила — хорошо. Только оставь мне свой номер. У меня есть основания полагать, что тебе может грозить опасность не только от мужа, и я хотела бы иметь возможность убедиться, что ты жива и здорова, если вдруг подозрения начнут подтверждаться.

— Спасибо, — с облегчением вздохнула она, и продиктовала номер.

Хорошо, что я свое время не поскупилась на дорогую игрушку. Да и возможность быстро связаться с нужным человеком многое упрощает.

После этого мы просто перестали вспоминать тяжелый разговор. Мне было не по себе, но я понимала, что общение с потенциальной подругой просто не стоит возможных смертей, и так же понимала, что Роуз, по сути, в ловушке и не может иначе.

Я успокаивала себя тем, что мы поможем ей потом. Когда поймаем куда большего ублюдка, чем ее толстосум, и у меня будут развязаны руки. В конце концов, Алаверо — своего рода аристократ, и «весит» в мире куда больше, чем недавно разбогатевший нувориш. Я найду, что предложить ему взамен на помощь. В крайнем случае, надавлю через Джеффа, в таком деле он поможет. И тогда у Роуз будет существенный шанс действительно развестись с компенсацией, а не оказаться в вечных должницах у этого морально нечистоплотного человека. Потому что в противном случае он может неожиданно оказаться нищим. Например. И жаль мне его не будет совершенно.

А пока… ее выбор, ее право. Общаться с человеком, который что-то скрывает, в любом случае захочет не каждая. Да и помочь мне она решила все равно, хоть и не обязана. Это тоже многого стоило. Сама я, конечно, и так разобралась бы, но с помощью человека, который хорошо знает местный контингент, это было и быстрее, и проще. А нам был дорог

каждый час, потому что чем быстрее мы поймаем убийцу, тем меньше людей успеет пострадать. И лично мне это было очень важно.

Придя ко всем этим выводам, я как-то успокоилась. Взяла Роуз за руку, и мы направились на выход из «Blue Sky». Она молчала, я тоже, но ее грусть чувствовалась физически. Насколько же она одинока, если ее «муж» отваживает от нее людей из-за любой ерунды? Или он просто избавляется от тех, к кому она начала привязываться, пока у нее не появилось шанса получить помощь? В любом случае, он мне не нравился, и я надеялась, что ему на голову упадет кирпич. Или вроде того.

Вскоре мы вышли прямо по улице, и завернули в очередной малоприметный переулок, который я запомнила только потому, что привыкла запоминать все и немного больше. К тому же, прямо возле поворота была круглосуточная аптека, а такую редкость пропустить сложно. Жаль, что по ночам в них обычно полно наркоманов, но иногда и это не останавливает, если срочно нужно купить какое-то лекарство. Аптеку, как и поворот, я запомнила.

А стоило нам пройти дальше по несколько более грязной, чем до этого, улице, как я услышала грохочущую музыку. Играло что-то из нового, бессмысленного и лишенного мелодики, и это тунц-тунц здорово било по ушам. Я не думала, что здесь смогу узнать что-то полезное, но раз уж Роуз — мой гид, то стоит следовать за ней. А она прошла под очередную неоновую вывеску, написанную столь витиеватым почерком, что я не смогла разобрать, в какие слова складываются буквы.

Дверь была совсем небольшая, покрытая слегка облупившейся красной краски, и охраны тут не было, по крайней мере, на входе. Роуз открыла ее, и скользнула внутрь, я последовала за ней. Прямо за дверью оказалась лестница с очень высокими ступенями, а еще пахло какой-то наркотой и дымом. Я расслабила плечи. В отличие от пафосных ресторанов с роялями и живой музыкой, в наркопритонах я себя чувствовала совершенно спокойно. Тут можно бить.

Мы спустились, и обнаружили типичный подвальный клуб, где двигались в подобии танца десятки разноцветных тел. Тут были беглые рабы, жены, которым не нравились мужья, беспризорники, наркоманы. Тут были те, кого никогда не замечают. Те, кто знает город куда лучше, чем кто бы то ни было.

Роуз громко и четко произнесла, стараясь перекричать музыку:

— Что бы ты ни искала, здесь — тебе помогут. Ты здесь своя. А я — в отель.

Я кивнула, и крепко обняла ее на прощанье, зажав в углу. На нас кинули несколько понимающих взглядов, и моя провожатая убежала на выход. Я же спокойно вышла в центр, и начала танцевать. Так, как я это вижу.

Я двигалась так, словно дерьмовая музыка была моей личной стихией. Я даже позволила себе закрыть глаза, а телу — извиваться, как под мужчиной. Держу пари, увидь меня здесь Рик, он бы меня не узнал. А вот люди вокруг освободили мне место, оставив целый пятачок грязного пола в центре зала. И я танцевала. В том числе, перескакивая на руки, изгибаясь, встряхивая волосы. Я сняла парик и отдала этому подобию секса всю себя, стараясь привлечь максимум внимания. И когда я закончила, меня уже не воспринимали чужой. Мне аплодировали, хотя блузка, и даже юбка были насквозь мокрыми от пота, а туго скрученные в пучок волосы разметались, и теперь я наверняка походила на средневековую ведьму только после неудачного утопления.

Я тяжело дышала, но села на высокий табурет рядом с баром. Не прошло и пяти минут, как ко мне подсел высокий, плечистый раб в открытой майке. Хотя, здесь этот негр рабом наверняка не был. Я так же отметила, что в дальнем углу задымленного переполненного подвального клуба, прямо рядом с барменом, сидит тот тип из бара. Том, кажется. Только сейчас он был одет куда проще, и явно старался не привлекать к себе внимания. Не знаю, что ему здесь нужно, но за музыкой он все равно ничего не услышит.