Капля крепкого
Шрифт:
— Отложим пока что на полку, — так часто говорил мне Джим Фейбер. — Сегодня перед тобой стоят две задачи. Первая — ходить на встречи анонимных алкашей, вторая — не пить. Постарайся прежде всего справиться с ними, а остальное наладится само собой.
— Ты вроде бы подался в копы, Мэтт. Или я спутал тебя с кем-то?
— Нет, все верно. Но вышел в отставку несколько лет назад.
Он приподнял руку — в знак того, что мысленно чокается со мной, пьет за столь знаменательное событие. Я просто кивнул.
— Не знаю, слышал ли ты, но я пошел другой дорожкой, — произнес он.
— Вроде слышал.
— Я сказал, что находился на севере штата. Был тогда «гостем» тамошнего губернатора. Сидел в «Грин хейвен». Нет, не за ограбление инкассаторской машины, которое произошло в пятидесятом году в Бостоне,
Я не знал, что ответить, да он, похоже, ответа и не ждал.
— У меня был очень смышленый адвокат, — продолжил Джек. — Он устроил так, чтобы я заключил со следствием сделку, признал свою вину, и все остальные обвинения были сняты. Знаешь, что тут самое сложное? Ты должен выступить с обращением. Тебе знаком этот термин?
— Должен предстать перед судом и рассказать, что натворил.
— Мне была ненавистна сама мысль об этом. Просто жуть до чего не хотелось это делать. И я стал искать обходные пути. Ну, неужели просто нельзя сказать «виновен» и покончить с этим? Но мой парень твердил мне — нет, ты все должен сделать как положено, подробно рассказать, как оно было. Или так, или сделка со следствием отменяется. Ну, я еще не совсем сумасшедший, и сделал то, чего от меня хотели. И знаешь, что самое удивительное? Стоило мне отстреляться, и я испытал такое облегчение!
— Потому что все закончилось.
— Потому что, сказав это, я словно очистился. Будто достиг высокого Пятого уровня или ступени в этой игре, Мэтт. Словно предстал перед самим Господом Богом и всеми людьми сразу и сбросил эту тяжесть с плеч. Нет, не последнюю тяжесть, лишь ее малую часть, но, когда программа заработала и они сказали мне, что надобно делать, я сразу все понял; все обрело смысл. Я понял, увидел, как это работает.
— Двенадцать ступеней, через которые должны пройти анонимные алкоголики, — как-то сказал мне Джим Фейбер, — они не для того, чтобы ты сохранял трезвость. Не пей — и будешь трезвым.
Просто ступени делают эту трезвость более комфортной для тебя, чтобы ты, пройдя их все, перестал чувствовать потребность в выпивке. Рано или поздно я их преодолею.
И вот я признался сам себе, что не в силах устоять перед алкоголем, который делает мою жизнь неуправляемой и невыносимой. Это была Первая ступень. И теперь я мог стоять на ней сколь угодно долго.
И еще я не слишком спешил подняться хотя бы ступенькой выше. По большей части все собрания, которые я посещал, начинались с перечисления ступеней, а если и нет, то список их был вывешен на стене — не хочешь, а прочтешь. Четвертая ступень выглядела как детализированный внутренний отчет перед собой, и ты садился и все записывал. Пятая ступень была сродни исповеди — ты делился всем этим дерьмом с другим человеком, чаще всего со своим поручителем.
— Есть люди, — говорил Джим, — которые не пьют десятилетиями, и это притом, что не проходили ни через какие-то там ступени.
Размышляя о ступенях, я прослушал, что говорил мне Джек, но потом врубился и понял: он рассуждает о «Грин хейвен», причем в таком тоне, словно эта тюрьма — самое лучшее, что когда-либо выпадало ему в жизни. Это она подвела его к программе.
— Я ходил на собрания, потому что то был шанс хотя бы час посидеть в удобном кресле вне зоны, — признался он. — И потом, в тюрьме проще оставаться трезвым и в ясном уме, просто потому, что невозможно пить жуткую дрянь, которую готовят заключенные, или же покупать «колеса», которые протаскивает и продает там всякое жулье. И еще, знаешь, не могу сказать, что виню алкоголь за то, какой оборот приняла моя жизнь, потому как я выбрал ее сам. Но, когда стал ходить на собрания, до меня, наконец, дошло: всякий раз выискивая приключения на свою задницу, я был под мухой. То есть без вариантов. Я сам делал выбор, осознанно хотел совершить преступление, а когда принимал решение, был пьяным или обкуренным. Эти два состояния, понимаешь, всегда рядом, неразделимы. Тогда я впервые понял это.
Итак, в тюрьме Джек оставался трезвенником. А потом его выпустили, и он приехал в Нью-Йорк. Снял одноместный номер в дешевой гостинице, что в двух кварталах от Пенн-стейшн, и уже на третий день пил купажированный виски за углом, в забегаловке «Гостиная терминал».
— Называлась так из-за места расположения, — пояснил он. — Но это название подошло бы заведению, даже если бы оно находилось в самом центре Джексон-хайтс. [6] Словом, мерзкая, грязная забегаловка, во всех отношениях.
6
Джексон-Хайтс — престижный район в северо-восточной части Нью-Йорка, входит в Куинс.
Видимо, это было не совсем так. Линия его жизни приобрела зигзагообразные очертания, и тянулась она года два. За это время неприятностей с законом у него не случалось, но из баров он практически не вылезал. Пытался заставить себя пойти на собрание анонимных алкоголиков, но всякий раз что-то мешало, тогда он говорил себе: «Да какого черта!» — а потом вдруг оказывался в баре или обнаруживал, что присосался к бутылке. Джек прошел несколько курсов детоксикации, страдал от все более долгих приступов тяжелейшего похмелья, понимал, что грозит ему в ближайшем будущем, но не знал, как это предотвратить.
— А знаешь, Мэтт, — вздохнул он, — еще мальчишкой я решил, чем буду заниматься, когда вырасту. Попробуй догадаться, чем именно? Сдаешься? Копом. Я хотел стать копом. Носить синюю униформу, защищать людей от преступников. — Он поднял кофейную чашку, она оказалась пустой. — Наверное, и ты мечтал о том же, но в отличие от меня просто пошел и стал им.
— Просто так получилось. — Я пожал плечами. — Вообще-то я мечтал стать Джо Димаджио. [7] И если бы не полное отсутствие спортивных данных, возможно, и воплотил бы в жизнь эту свою мечту.
7
Джозеф Пол Димаджио (1914–1999) — американский бейсболист, выдающийся игрок за всю историю бейсбола; был мужем Мэрилин Монро.
— А у меня был другой недостаток — полное отсутствие моральных принципов. Сам понимаешь, к чему это привело.
Он продолжал пить, поскольку не мог остановиться, время от времени посещал собрания анонимных алкоголиков, потому как идти ему больше было некуда. А однажды, после собрания, его отвел в сторону очень странный тип и…
— Он был голубым, Мэтт, геем, а гей для меня все равно что придурок. Я таких на дух не переношу. Типичный гей, вырос в каком-то районе супер-пупер, в колледже был членом «Лиги плюща», ну и занимался потом дизайном ювелирных украшений. Плюс он был лет на десять моложе меня, даже больше, и выглядел так, словно ветер скоростью за двадцать миль в час мог подхватить его и унести в страну Оз. Словом, как раз той породы типчик, к которому бегут за советом, не иначе. Короче, он усадил меня и сказал, что я использую эту программу как вращающуюся дверь. То выскочу, то снова заскочу, но только всякий раз, когда возвращаюсь, от меня остается немного меньше самого себя. И единственный способ переломить ситуацию — начинать каждое утро с чтения «Большой книги», [8] а по вечерам читать «Двенадцать и двенадцать» [9] и очень серьезно относиться к каждой ступени. Я смотрел на него, этого жалкого сморчка педика, на типа, с которым у меня меньше общего, чем с марсианином, а потом вдруг попросил его о том, о чем никогда прежде никого не просил. Предложил стать моим поручителем. И знаешь, что он ответил?
8
«Большая книга» — периодическое издание «Общества анонимных алкоголиков», где перечислено, сколько тысяч женщин и мужчин избавились от этой зависимости; названа так по толщине первого тома, изданного в 1939 г.
9
«Двенадцать и двенадцать» (полное название «Двенадцать шагов и двенадцать традиций») — книга одного из основателей «Общества анонимных алкоголиков».