Капля воды - крупица золота
Шрифт:
— Ты не очень балуешь своих друзей занимательными историями.
— Я ведь не писатель. Да… Спустя месяц после того, как я нашел тебя под верблюжьим седлом, я и сам чуть не превратился в верблюда. Преследуя басмачей, забрались мы далеко в пустыню. Связь с другими отрядами оборвалась, оказались мы в полной изоляции — от всего, кроме солнца. Ну, оно дало нам жару!.. Песок так накалился, что яйцо можно было испечь. Ну, и у нас внутри все пересохло, в животах и глотках будто костры горели. Скоро опустели и бурдюки с водой, лежавшие в хурджинах, и фляжки. Мы так обессилели от зноя и жажды, что с трудом удерживались в седлах. Кони еле брели по песку, с боков стекала белая пена, высунутые языки висели, как тряпки. Казалось, толкни какого коня пальцем — он тут же замертво рухнет на землю. Тяжелый это был переход… Проводник наш, тоже совсем измученный, уверял, что в низине Готур есть два колодца с пресной водой. Только надежда на эту воду нас и поддерживала. Наконец доплелись мы до этих колодцев. Да… И в отчаянии убедились, что они засыпаны басмачами!
— Вай, что же дальше было? — в нетерпении воскликнул Моммы.
Артык терпеть не мог, когда его перебивали. Взяв пиалу, он отхлебнул чай, произнес нарочито бесстрастным тоном:
— А что дальше? Все.
Моммы, однако, хорошо знал Артыка. Знал, что, если примется его уговаривать, тот начнет ломаться еще больше. Поэтому, приняв безразличный вид, он потянулся за газетой, но Артык, не привыкший останавливаться на полпути, примирительно произнес:
— Ладно, Моммы, считай, что ты меня одолел. Слушай дальше. Колодцы, значит, засыпаны, воды нет и не предвидится, люди и кони совсем выбились из сил. Веселое, в общем, положение. Вокруг — ни кустика. Солнце жарит вовсю. Ребята мои повалились прямо на песок, и кони легли, стали в беспамятстве лизать песок пересохшими языками. Появись тогда хоть двое басмачей, нам бы всем — каюк. Весь мой отряд можно было взять голыми руками. На что уж я выносливый, уж что только не вытерпел на своем веку — и то чуть было не помешался от жажды. Все мое существо, каждая жилка молили: воды!.. Понял я тогда по-настоящему, что значит безводье. У меня не только во рту — даже в носу все ссохлось! Последним усилием воли я убеждал себя: пока не остановится дыхание — ты не сойдешь с коня, не выпустишь из рук оружие! Но как знать, если бы в то время кто-нибудь показал мне миску с водой, я, возможно, сам отдал бы ему и повод Мелегуша, и свою пятизарядку…
— Не верю в это, Артык.
— Побывал бы ты на моем месте!.. Мне казалось, будто все мои внутренности превратились в засохший ил, твердый как камень. В голове у меня помутилось, я глядел на гладкий такыр, а мне чудилось, будто там озеро плещется, и вот я ползу туда, среди отчаянных стонов, и тянусь к воде, а губы касаются огня… Потом мне показалось, что кто-то запел, и чей-то оклик послышался: сюда, Артык!.. Это был голос Айны, она звала меня, а я не в силах был пошевелить пальцем. Тут я впал в забытье…
— Насколько я понимаю, ты все-таки выжил…
— Чудом, Моммы, чудом! Многие из моего отряда так и остались навек в проклятых песках. А я очнулся, почувствовав губами прохладную влагу. Кто-то, по глоткам, поил меня водой. Ах, Моммы, язык мой беспомощен, чтобы описать вкус, живительность этих глотков! Открыв глаза и увидев у своего лица флягу, я жадно ухватился за нее обеими руками. Спаситель мой пытался отнять ее, но я, вцепившись зубами в горлышко, все пил, пил, пока он не догадался приподнять флягу, так что я чуть не захлебнулся. Тут я выпустил ее…
— А я ждал, что ты пригрозишь ему пистолетом!
— Ах, Моммы, это сейчас, сидя дома да попивая чаек, хорошо рассуждать о пистолете. Я и не вспомнил о нем… И слава богу, потому что если бы я напился вволю, то тут же протянул бы ноги:
— Кто же спас тебя?
— Сама судьба. Следом за нами, оказывается, шел караван. С водой, Моммы, с водой! Да, тогда-то я как следует узнал цену воды. И хоть не произнес никаких громких клятв, но про себя решил: весь остаток жизни посвятить борьбе за (воду.
Моммы вздохнул:
— Да, страшная история. Я понимаю тебя, Артык. Ведь сколько мы ни встречались, ты всегда заводил речь о воде. Я бы не удивился, если бы ты сказал, что отправляешься строить Большой канал…
— Э, Моммы, помогать строительству можно и вдали от него. Мой совхоз овец растит — чтобы обеспечить строителей мясом и салом. А когда они пророют канал, мы украсим их головы шапками из каракуля самого ценного сорта — сур.
— Да, Артык, эти герои достойны самых высоких почестей. Проблема воды у нас — это вопрос самой жизни! Недаром молвится: напьется земля — и народ утолит свою жажду, воспрянет к новой жизни!
— Вода для туркмен — это долгожданное счастье. Ведь позади — века безводья…
— Верно, Артык. Ты хоть Ашхабад возьми… У нас до сих пор питьевая вода — это дефицит. Я уж не говорю, что деревья в садах поливать нечем. Так что те, кто строит канал, делают святое дело!
— Поистине святое — я не устаю это твердить. — Артык отпил чай. — И, надеюсь, когда я в следующий раз к тебе приеду, так мы будем пить чай, заваренный амударьинской водой! — Он помолчал, прищурился: — А я ведь недавно побывал на строительстве. Там много наших работает. Ну, и сына навестил… — Он многозначительно глянул на Моммы, тот понимающе улыбнулся. — Не поверишь, Моммы, я прямо рот раскрыл, когда увидел, какие машины роют канал. Ну прямо дэвы* из сказок. Горы земли сразу заглатывают. Скоро, скоро Амударья придет и в Теджен, и в Ашхабад!
В комнату вошла Айджемал, неся блюдо с дымящейся бараниной: аромат свежего, с кровинкой, жаркого растекся вокруг. Моммы переглянулся с женой, и на сачаке появились две пустые пиалы и бутылка, извлеченная из шкафа. Артык покосился на нее:
— На чай вроде непохоже, а, Моммы?
— Это армянский коньяк, дружище, я специально приберег его для такого почетного гостя, как ты.
— Может, пусть стоит, где стоял?
— Коньяк выпускают для украшения сачака, а не шкафа. Он и так старый, выдержанный.
— Не стары ли мы для него?
— Ай, Артык, разве ты не сам говорил: чтобы узнать возраст человека, надо заглянуть к нему в душу, а не в паспорт. А души у нас молодые, верно?
— Я пока и на бренное свое тело не жалуюсь.
— К тому же мы с тобой не так уж часто встречаемся. Так что у нас имеются все основания выпить, и есть за что выпить.
— Тогда наливай! — рассмеялся Артык. — Сразу видно, что учитель — умеешь убедить человека. Выпьем же за счастье наших детей. И за счастье народа нашего!
— За общее наше счастье, Артык!
Они чокнулись, глядя друг на друга с добрыми, светлыми улыбками.
Глава двадцать пятая
АННАМ И МАРИНА
Радужные краски играли на легких облаках.
Погода была безветренная, в пустыне царила тишина, только воробьи чирикали суматошливо, спеша устроиться на ночлег.