Капля воды - крупица золота
Шрифт:
— Обращайтесь, обращайтесь, — громко проворчал Новченко. — Согласовывайте, увязывайте — вам это не впервой. Но учтите, — он повысил голос, — для меня этот вопрос — закрыт!
Глава двадцать седьмая
СНОВА В РАХМЕТЕ
Все
Всю дорогу его мучало какое-то смутное беспокойство и недовольство собой.
Собственно, веских причин для плохого настроения у него вроде не было.
Заседание коллегии прошло в горячих спорах — но такие споры только полезны.
Жаль, конечно, что Новченко, в который уж раз, сцепился с Алексеем Геннадиевичем, еще больше углубив издавна существовавшую меж ними неприязнь, — отношения их были настолько обострены, что ими приходилось заниматься и Совету Министров, и даже Центральному Комитету партии.
В конце концов, Бабалы и сам мог бы за себя постоять. Несмотря на благодарность к Новченко, так решительно поддержавшему его точку зрения, его действия, Бабалы все же переживал, что это из-за него скрестили копья замминистра и Сергей Герасимович. Нехорошо получилось… То есть это отлично — что начальник строительства в важном вопросе принял сторону Бабалы: вместе легче бороться с консерваторами и бюрократами из министерства. Но тон у Новченко был излишне резок. При желании и Алексея Геннадиевича можно ведь понять: за «новаторство» Бабалы спросили бы и с него, и не удивительно, что ему хотелось бы облечь «инициативу снизу» в законные формы. По-своему он прав. Но сколько бы ушло на это драгоценного времени! Даже месяц чреват для участка ощутимыми потерями: ведь темпы строительства и его размах — огромны, каждый день работы — это сотни кубометров перемещенного грунта.
После коллегии отчет Бабалы был заслушан в Совете Министров. Новченко не было: он успел улететь в Москву. Может, поэтому обсуждение отчета прошло более спокойно. Во всех выступлениях сквозила одна забота: как, с помощью каких мер ускорить строительство канала, улучшить бытовые условия строителей?
Сам Бабалы предъявил серьезные претензии министрам торговли и культуры. Он рассказал, что продукты порой поступают на участок с большим опозданием, а дефицитные товары и вовсе не доходят до рабочих. «Обещания представителей Министерства торговли густо намазаны сметаной, — заявил он под смех присутствующих, — а строителям приходится довольствоваться сухим куртом *. Не балуют нас и духовной пищей. На участок почти не заглядывают концертные бригады, театральные труппы. Кинопрокат присылает в основном старые фильмы. А ведь сегодняшний строитель— это специалист высокой марки, это человек образованный, с возросшими культурными запросами».
По докладу Бабалы Совет Министров принял специальное решение, в котором особое место занял вопрос о культурно-бытовом обслуживании строителей участка Рахмет.
Воспользовавшись отсутствием Новченко, Алексей Геннадиевич не преминул доложить Совету Министров о «противозаконном экспериментаторстве» Бабалы Артыка. Министр финансов поднял было шум. Но председатель Совета Министров предложил не останавливаться на этом вопросе, пока он не будет как следует изучен.
Так что, казалось бы, Бабалы не о чем пока было тревожиться
Беспокоился Бабалы и об Аджап. Он не знал: что с ней, где она. Перед отбытием в Ашхабад он еще раз связался с Половым, сообщил, что в Карамет-Нияз уже выехал врач, согласившийся заменить Аджап. Попов пообещал отправить ее в Рахмет самолетом. Но пойдет ли на это сама Аджап, с ее щепетильной принципиальностью, стремлением все решать самостоятельно? Он ведь и сам, буквально выпихнув Дурдыева в Карамет-Нияз, чувствовал себя скверно… Не по нему такие вещи.
Ладно, как говорится, снявши голову, по волосам не плачут. Предположим, Аджап подчинилась приказу своего министра и уже находится в Рахмете. Где же она остановилась, как ее приняли, кто о ней позаботился? Попов, наверно, предупредил ее, что Бабалы срочно вызвали в Ашхабад. Надо же так не повезти: он уехал за день до ее приезда!.. А ему так хотелось самому встретить Аджап на аэродроме, привезти ее в свой дом… Скорее всего, ее устроили пока в комнатке при поликлинике, а там и тесно, и неуютно…
Уж скорее бы добраться до Рахмета!
Но поезд, как назло, полз медленно, словно черепаха. А может, Бабалы это только казалось…
Еще из Ашхабада он послал в Рахмет телеграмму с сообщением о своем приезде. И с замиранием сердца ждал той минуты, когда на перроне станции увидит Аджап.
Последние часы перед Рахметом Бабалы провел у окна.
Край неба на востоке быстро светлел, будто на него плеснули кислым молоком. А вскоре зарумянился, и из-за горизонта алым арбузным ломтем выглянуло солнце.
Поезд сбавлял ход, приближаясь к станции Рахмет.
Спустя несколько минут Бабалы уже стоял на перроне, оглядываясь вокруг в нетерпении и беспокойстве.
Аджап — не было.
Бабалы сел в присланную за ним машину, но не решился спросить у шофера, не наведывался ли кто к нему домой.
Дверь дома была заперта. Когда шофер открыл ее, Бабалы с безразличным видом поинтересовался:
— Кстати, ты не слышал, к нам не приехал новый врач?
Шофер только пожал плечами.
Помявшись, Бабалы сказал:
— Вот что, братец. Поезжай-ка в поликлинику и узнай, прибыла ли к ним Мергенова. Запомнил? Мергенова. Если она там, скажи, что ее вызывает начальник участка, и привези сюда.
Войдя в дом, Бабалы тяжело вздохнул. Квартира, где он жил, показалась ему запущенной и неприютной. Обычно он не обращал внимания на царивший в ней беспорядок, сейчас же ему бросились в глаза и раскиданные как попало журналы и газеты, и смятая постель, и толстый слой пыли на столе перед окном, и грязные занавески, и немытая посуда… Он потер ладонью щеку. Мда, обстановка чисто холостяцкая. Смотреть противно…
Сняв с себя пиджак, он наскоро подмел веником пол, смахнул старым полотенцем пыль со стола и подоконника, сгреб в одну кучу журналы и газеты, поаккуратней развесил одежду.
Услышав шум подъехавшей машины, Бабалы торопливо поправил галстук, снова надел пиджак и кинулся на улицу.
Шофер вернулся один. Заметив на лице Бабалы разочарование и тревогу, он поспешил доложить:
— Бабалы Артыкович, товарищ Мергенова прибыла несколько дней назад…
— Ну? Где же она?
— Она в Ашхабаде.