Капля воды - крупица золота
Шрифт:
Но Меллека Веллека уже трудно было остановить, он так и кипел злобой:
— Моммы-ага, вы защищаете его по доброте и неведению! Помните загадку насчет чомучи? Поглядишь издали — блестит, как змея, подойдешь поближе, попробуешь — сладко. А с Новченко наоборот: со стороны посмотреть — вроде скала, а подступить вплотную, так отшатнешься: скала-то кишит змеями и скорпионами.
Артык больше не мог терпеть:
— Уважаемый, ты говоришь так, будто мы не знакомы с Новченко. Можешь рассказывать свои страшные сказки кому угодно, только не мне. Сергей Герасимович, конечно, не ангел. Я сам могу перечесть тебе его грехи. Но вожак он опытный и умелый. И ради народа жизни не пожалеет. А это ведь в руководителе главное, не так ли, Меллек Веллек?
Встретив сопротивление, Меллек поспешил переменить тактику. Сочувственно взглянув на Артыка, он вздохнул:
— Жаль мне вас, Артык-ага.
— Артык не из тех, кто нуждается в жалости!
— Ей-богу, Артык-ага, на вас и на Моммы-ага словно слепота какая-то напала.
— Мы, по-твоему, сами, без твоей подсказки, неспособны разглядеть, что представляет из себя Сергей Герасимович?
— Да бог с ним, с Новченко. Если бы все дело было только в нем, я бы и не затевал этот разговор. К сожалению, его тлетворное влияние распространяется и на других действительно достойных людей…
Артык грозно сверкнул глазами:
— Кого ты имеешь в виду, уважаемый?
Тон его не предвещал ничего доброго и мог напугать кого угодно. Меллек втянул голову в плечи, сглотнул слюну:
— Я уж жалею, что начал этот разговор…
Артык, видимо, уже понял, на кого он намекал. Удар Меллека пришелся по цели — этого он, собственно, и добивался. Однако он не думал, что слова его вызовут такую ярость. Он даже чуть отодвинулся от Артыка, опасаясь, как бы тот не схватил его за горло.
Артык скалой навис над Меллеком:
— Нет, уважаемый, ты договаривай. Коль уж взялся за нож — вынимай его из ножен.
— Мне… мне нечего скрывать. Артык-ага, меня тревожит судьба вашего сына.
— Вот как? Меня ты жалеешь, за Бабалы тревожишься… Тебе, я гляжу, до всех есть дело!
Меллек уже успел прийти в себя, лицо его приняло оскорбленное выражение:
— Напрасно вы так, Артык-ага, Я ведь не хотел сказать о Бабалы Артыковиче ничего плохого. Корень зла — в Новченко. Ему, видно, удалось заморочить голову вашему сыну, толкнуть на весьма опасный путь!
— У Бабалы, думаешь, своего ума нет?
— Новченко тертый калач, а Бабалы Артыкович, как руководитель, еще неопытен… И ведь дурной пример, как известно, заразителен. Ваш сын незаконно растратил тысячи рублей, а Новченко его прикрывает. А может, сам и вдохновил на это. Боюсь, как бы Бабалы Артыкович, по вине вашего любимого Сергея Герасимовича, не сел на скамью подсудимых…
— Что-о-о?
Артык в гневе сжал кулаки. Меллек, не ожидавший такого исхода, перетрусив, поспешно вскочил на ноги:
— Артык-ага, я хотел только предупредить вас! Я глубоко уважаю вашего сына. Но он на краю пропасти! В вашей власти остановить его, пока не поздно.
Неизвестно, какой выход дал бы своему гневу Артык, не схвати его за руки Моммы.
А Меллек Веллек, пятясь задом к двери, все выкрикивал:
— Он преследует достойных людей! Он игнорирует коллегию министерства! Он идет на поводу у Новченко!
Когда он исчез за дверью, Артык в сердцах чуть не сплюнул на ковер… У него было такое ощущение, будто он вместе с чаем проглотил муху.
Глава двадцать девятая
ДВА ДРУГА
Строители вздохнули свободней. Ветра в этот день не было, и они отдыхали от пыли, успевшей порядком им надоесть.
Длинный караван скреперов и бульдозеристов с неутомимой энергией вспарывал плоть Каракумов. Первыми в этом караване шли скреперы Нуры и Володи.
Тут все были охвачены азартом соревнования: бригада соревновалась с бригадой, механизатор с механизатором. В трудовое единоборство вступили и Нуры с Володей, поэтому их скреперы, подталкиваемые тракторами, не останавливались ни на минуту.
Русло канала неотвратимо ползло вперед, в глубь пустыни.
Солнце поднималось все выше, тени от машин сделались совсем короткими.
Нуры остановил свой скрепер посередине русла, спустившись на землю, огляделся с горделивым удовлетворением. С обеих сторон высились крутые, только что возникшие берега канала, и это было делом рук Нуры, чудом, которое сотворил человек.
Неподалеку Володя отваливал к насыпи огромную гору песка. Нуры, взобравшись на берег, помахал ему рукой:
— Воло-одя! Слезай! Антракт!
Володя, подойдя к нему, улыбнулся:
— Тут что тебе, театр?
— А что? — Нуры обвел рукой окрестности: — Это сцена, на которую смотрит весь мир. А мы с тобой — народные артисты!..
Нуры шутил. Но великая стройка действительно походила на грандиозный героический спектакль, за ходом которого с напряженным, неослабевающим вниманием следили потрясенные зрители во всех концах страны, даже за ее пределами. Если порой говорят о театре военных действий, то строительство Большого канала можно было назвать театром трудовых свершений. И солнце, как громадный юпитер, заливало ярким светом необозримую сцену…
Нуры и Володя проголодались, но бригадный стан, где строителей всегда ждала горячая пища, находился далеко, а им не хотелось терять дорогое время. Можно, конечно, было собрать хворост, разжечь костер и вскипятить чай, но на это тоже ушло бы немало времени. Поэтому, пока к месту работы еще не доставили обед, Володя и Нуры, пристроившись на склоне бархана, перекусили на скорую руку снедью, которую захватили с собой, глотнули чаю из термосов. По мнению Нуры, чай этот был не таким уж плохим, хотя и в сравнение не шел с чаем, заваренным из танка.