Капремонт в доме Ашеров
Шрифт:
– Послушай, ну даже если у всего семейства случилась групповая фобия, то навязчивые действия сюда зачем довешивать?
– Ну, во-первых, не довешивать, а навешивать. Замки навесные. А во-вторых, тут и без меня всё довесили. Предлагаю вторгнуться в этот механизм анальной защиты с помощью фаллического ломика.
– Игнатий!
– Ладно-ладно. Кража со взломом отменяется. Только не удивляйся, когда в какой-нибудь комнате обнаружат хладный труп Ерофеева-младшего, которого родная бабушка приняла за чучелку и заперла.
– Игнатий!
–
– Игнааааатий!
Коллеги вернулись вниз, ища счастье в просторной мастерской. Но и там, среди картин, стульев и сервизов, им пришлось замереть в нерешительности. К работе без кабинета и без пациента невозможно было привыкнуть.
– Интересно, а кто это всё рисовал?
– настал черед Аннушкина всматриваться в пейзажи и натюрморты.
– Точно не Роза. Она терпеть не может художников. Дима, как мы помним, в основном читать любит. Остаётся Елена.
Озёрская подошла к холсту с завершенной композицией. Ничего особенного: вазочка, груши, цветастая тряпочка. Но почему картина привлекла внимание?
– Где-то я её уже видел, - Игнатий тоже заинтересовался натюрмортом.
– Совсем недавно. Хм... А где рамка?
– Почему ты решил, что должна быть рамка?
– Даже у незаконченных работ есть рамка, - Игнатий постучал костяшками пальцев по прислоненной к стене картине.
– Видимо, у хозяйки, как и у всякой психопатической личности...
– Игнатий!
– Я в хорошем смысле! У Елены свои представления о порядке. Если уж раскидывать свои работы по дому, то только в рамке. Значит, эту она планировала поменять местами с какой-нибудь из уже законченных. Хм... Ага! Так вот, где я её видел!
Озёрская проследила за направлением взгляда своего коллеги и удивленно нахмурилась. На стене висел точно такой же натюрморт. Разве что. Разве что? Разве что!
– Знаешь, какая у меня ассоциация? Когда ставишь фотоаппарат на серийную съемку, надеясь лучше запечатлеть интересный кадр. И этот кадр был снят, судя по бумажке с датой, на следующий день после той самой консультации.
– Ах, она еще и продатировала картины? Какой психопатический способ контроля над временем. Проверь, может, у неё ещё и столовые приборы пронумерованы?
– Игнатий!
– Как бы то ни было, на втором натюрморте нет даты. Выходит, он еще не закончен?
– Или тревога ушла, и нужды в навязчивом учете времени больше не было.
– Тревога просто так не уходит.
Оба прекрасно знали, что единственный способ резко избавиться от неопределенного тревожного состояния - это создать себе реальный или иллюзорный объект страха. И сейчас этот самый объект затаился в мешанине безобидных мазков.
– Интересный способ для скоростной съемки, - Игнатий поднёс холст к его обрамленной копии.
– В этих кадрах угадывается какое-то смутное движение.
– Насчёт скорости не удивляйся. При фобических расстройствах вполне может искажаться чувство времени.
Озёрская подошла вплотную к натюрморту, близоруко щурясь. Психотерапевт не признавала очков или контактных линз. И правильно. Далеко не все тайны мира располагают к пристальному разглядыванию.
– Вот ты и попалась.
– Кто?
– Игнатий держал новую картину.
– На твоём "кадре" никто. А на моем...
* * *
Психологический центр "Озеро"
Примерно месяц назад
– Елена, Вы любите паззлы?
– Терпеть не могу. Но с сыном мы их много раз собирали. Приходилось.
Последнее слово пациентка буквально выдохнула. Ледяной сквознячок обреченности.
– Дмитрий, можешь разрезать свою картинку?
– Светлана достала из выдвижного ящика ножницы и протянула мальчику.
Дима старательно искромсал рисунок на косые полоски. Светлана перемешала кусочки головоломки и жестом пригласила к столу пациентку. Но через минуту Ерофеева отскочила от паззла как ошпаренная.
– Вы издеваетесь?!
– заорала она.
– Хотите из меня сделать дурочку?! Я не психопатка какая-нибудь! Зачем Вы подменили рисунок?!
Светлана бросила взгляд на паззл. Из хаоса чёрных линий на неё смотрело чьё-то лицо, гротескное и злобное.
* * *
Особняк Розы
Март, 14
Аннушкин перевел взгляд на первую версию картины. Чуть выше поверхности нарисованного стола краска казалась особенно сухой и потрескавшейся. Света отступила на два шага назад, постояла немного и жестом предложила коллеге занять своё место.
Игнатий послушно поменял точку наблюдения. Чуда не произошло. Озёрская поразмыслила немного, прикинула разницу в росте и, как заправский фотограф, стала размахивать руками, регулируя положение гипнотерапевта в пространстве.
В конце концов, измученный и запутавшийся в собственных ногах, Аннушкин попытался сесть на корточки и опрокинулся на спину. Но в процессе падения он увидел, что не только мазки краски образуют рисунок, но и сами трещинки складываются в изображения странного существа, выглядывающего из-под стола.
– Поздравляю со вступлением в наши ряды!
– с наигранной торжественностью она протянула коллеге руку.
– Похоже, кое-кто тоже подхватил коллективную фобию.
– Что это было?
– Игнатий торопливо подошел к картине, в надежде убедиться в мимолетности собственной иллюзии. Гротескная физиономия всё так же насмешливо ухмылялась с холста.
Светлана тем временем подобрала незаконченную картину и расправила полотно, лишенное рамы.
– Раскадровочка...
Холст очутился сначала около правого края старой картины, потом около нижнего. Наконец, Озёрская резким движением заслонила первый кадр вторым.