Капризы неба
Шрифт:
К извлечениям и интеграциям он временно не привлекался. Его с ними ознакомили, теперь целью стало оттачивание литературного мастерства. Такой контрастный душ, по словам Леонида, помогал новичкам сохранять ощущение границ реальности. Балансировать на этой тонкой грани без опыта удавалось далеко не всем, многих приходилось потом извлекать из настоящего мира, а не вымышленного, что всегда являлось куда более затруднительным процессом. Без сомнения, иногда не обязательно обладать способностью проникать в книги, чтобы потеряться в фальшивом мире. Достаточно спросить об этом у бывших друзей некоторых знаменитостей.
На исходе полугода работы в издательстве
Глен не соврал насчёт девушек и их места в списке своих приоритетов, а деятельность в издательстве отодвинула этот пункт ещё на пару позиций вниз. Теперь он как никогда ощутил значимость своего увлечения. Собственно, просто увлечением писательство давно перестало для него быть, но сейчас оно приобрело совсем иные оттенки. Чтение и писание - вот все ингредиенты, составляющие жизнь Глена. Пульт от телевизора он выбросил в форточку ещё на четвёртом курсе, теперь же туда полетело и всё остальное, не имеющее к литературе никакого отношения. Кроме мыслей об одной девушке. Он был и рад утилизировать их или отправить куда-нибудь в рейс до Парагвая без обратного билета, но пока их бережно хранил его ментальный брат Лео, это было невозможно.
План созревал постепенно. Очень скоро он достиг достаточной зрелости, чтобы решиться на его исполнение. Но прежде Глен собирался реализовать одну свою творческую задумку. С ней он сразу направился к Ивану Богдановичу, не привлекая Леонида к раздаче советов.
– Суть в том, - пояснил Глен, сидя в кабинете босса, - чтобы создать персонажа, наделённого знаниями об истинной природе вещей, и вводить его в некоторые произведения. Он будет объяснять героям (не всем, а лишь тем, кого мы посчитаем достойными), кто они на самом деле и где можно найти выход.
– И зачем это всё надо?
– Иван Богданович дымил и сомнениями, и сигарой, отчего дыма в кабинете, казалось, было больше обычного.
– Решил заняться благотворительностью в виде раздачи оболочек?
– Мне кажется, многие герои должны получать хотя бы шанс на спасение. И не какие-то иллюзорные записки, а вполне конкретное объяснение. Если им не удастся выбраться, мы просто аннулируем ответвление и всё продолжит идти своим чередом.
– А если удастся? Ты не подумал о том, что каждое извлечение, кроме тестовых и кратковременных, должно согласовываться с Главным редактором? Я сомневаюсь, что ему понравится твоя идея наводнить материальный мир призраками из книг.
Чего греха таить, об этом он не подумал. Идея Глена оказалась со всеми чемоданами в очереди на рейс до Парагвая, однако её спас сам Иван Богданович.
– Впрочем, лично мне она нравится.
– Дыма от сомнений заметно убавилось.
– Но не из-за того, что я хочу спасти как можно больше персонажей. Мне просто любопытно понаблюдать за действиями героев многих произведений в подобной ситуации. Ты уже продумал своего субъекта?
Глен почувствовал лёгкий
– Даже прописал...
– Он суетливо развернул белый лист бумаги, исписанный с двух сторон.
– Его зовут Палмер. По внушённой легенде он будет ощущать себя сотрудником издательства, в чьи обязанности входят постоянные интеграции с целью информирования выбранных нами персонажей.
– Сам он будет существовать лишь на бумаге? Никаких вылазок в реальность?
– Да. Его жизнь будет состоять из периодов нахождения в разных произведениях, всё остальное - прописанные воспоминания, существование в своеобразном литературном анабиозе. Естественно, нам придётся постоянно корректировать ему воспоминания, чтобы держать в курсе всех основных событий.
Иван Богданович попытался изобразить изумление, но дым от сигары скрыл его в плотной пелене.
– А ты коварен, однако. Создать персонажа, убеждённого в своей реальности - до такого мог додуматься лишь коварный мозг.
– Возможно, когда-нибудь и он заслужит освобождения, - пожал плечами Глен, и это было лучшее, что смог он придумать.
– Хорошо, занимайся своим Палмером, только помни: никакой самодеятельности с извлечениями!
Заниматься Палмером не пришлось - он уже был готов. Подтянутый тридцатидвухлетний сотрудник в деловом коричневом костюме, с трёхдневной щетиной и с чемоданчиком из крокодильей кожи. Пока он находился в анабиозе, так как Глен воссоздал лишь его образ вне сюжета, но с набором имплантированных знаний. Первое задание готовилось на следующую неделю, пока же Глен убрал все документы в ящик стола и засобирался уходить.
– Какие планы на выходные?
– спросил Леонид. Он всё ещё копался с бумагами, привычно задерживаясь по субботам.
Глен посмотрел на напарника. Обычно тот не интересовался планами на выходные.
– Как всегда - чтение и писание.
– Может, он догадался о плане?
Странное поведение Леонида заставило Глена убраться из офиса ещё быстрее, чем предполагалось.
– До понедельника, Лео.
Уже через две минуты он залез в «пассат» и включил песню группы «Course Of Nature» - Wall of Shame. Вышло случайно, но чертовски символично - он и впрямь ощущал себя перед стеной стыда, которую необходимо было преодолеть. Дорога домой поворачивала налево, а Стена стояла справа, на пути к трассе. Отбросив последние сомнения на перекрёстке, Глен повернул направо и пришпорил все сто десять лошадей.
Это была отличная песня, одна из лучших у данного коллектива. Глену она напоминала о тех временах, когда он ещё походил на обычного парня. Ключевое слово - походил. Но как всякий обычный парень, он временами крутился в компании приятелей, подружек и выпивки. Именно в такой прогрессивной последовательности. Хотя даже тогда он считал себя тропическим фруктом среди бутылок пива и копчёных окорочков в холодильнике провинциального россиянина. Ни один приятель или подружка не вписывались в картину его идеального стиля жизни, они наполняли её лишь атрибутивно. Со временем всё изменилось. С недавних пор - изменилось безвозвратно. Теперь у него остался лишь пустой салон и любимая музыка. Да, было ещё издательство со своей маленькой тайной, но главное - пустой салон и любимая музыка. И надежда. Бескрылая надежда, как дорога в небеса, поднимаясь по которой ты знаешь, что где-то за облаками она непременно прерывается и тебя ждёт болезненное падение на землю. Но ты не останавливаешься. В этот момент тебя не беспокоит, что будет потом. Пока под колёсами асфальт надежды, падение вниз тебе не грозит.