Карамболь
Шрифт:
Или отчаявшаяся охотница? Пожалуй, еще хуже. Нет, спасибо, существуют — должны существовать — лучшие виды на будущее.
Правда, не сейчас. Сегодня вечером у нее нет ни времени, ни сил, ни идей. Лучше заняться другим. Может, тем, к чему она призывала Рейнхарта?
Десятью возможными нитями, связывающими Эриха Ван Вейтерена с Верой Миллер.
«Десять? — подумала она. — Какая самонадеянность».
Посмотрим, удастся ли мне найти три.
Или две.
Хотя бы единственную?
У Уиннифред как раз начались месячные, а Джоанна наконец начала признавать
16
Франсуа Роллан Трюффо (1932–1984) — французский режиссер, сценарист, актер.
17
Лерое и Закинф — греческие острова в Эгейском и Ионическом море соответственно.
В голове вертелись две мысли.
Первая касалась Ван Вейтерена. Ему предстояло на следующий день встретиться с комиссаром, и он сознавал, что придется объяснять тому, что они по-прежнему топчутся на месте. По-прежнему — после трех недель работы — не имеют ни единой зацепки в поисках убийцы его сына. Он, естественно, сообщит о том, как убили Веру Миллер, но хвастаться-то здесь особенно нечем.
Придется признаваться, что они не знают, в чем тут дело. Понимают не больше, чем карась в Библии.
Вторая мысль была об Эве Морено.
«Каким же я бываю отвратительным хамом, — думал он. — Не всегда, но временами. Пообещал ей десять сценариев связи, о которой не имею ни малейшего представления, а потом еще и оскорбил».
Оскорбил и сунул нос в совершенно не касающиеся его дела.
Тоже хреново.
В два часа он встал и позвонил ей.
— Ты спишь? — спросил он. — Это Рейнхарт.
— Слышу, — отозвалась Эва Морено. — Нет, я бодрствую.
— Извини меня, — сказал Рейнхарт. — Я, собственно, звоню, чтобы попросить прощения… я отвратительный хам.
Она мгновение помолчала.
— Спасибо. За извинение. Хотя ты не такой уж хам. Я просто была не в себе. Это моя вина.
— Хм… — произнес Рейнхарт. — Мудро. И поучительно. Двое взрослых людей сидят посреди ночи и обмениваются извинениями. Вероятно, что-то с пятнами на Солнце, прости, что позвонил… тьфу, дьявол, я опять извинился.
Морено засмеялась.
— Почему ты не спишь? — спросил Рейнхарт.
— Ищу десять возможных связей.
— Надо же. Сколько нашла?
— Ни одной.
— Отлично, — сказал Рейнхарт. — Посмотрим, что получится у меня. Спокойной ночи, увидимся завтра под холодной звездой волхвов.
— Спокойной ночи, комиссар. Кстати, почему ты сам не спишь?
Но Рейнхарт уже положил трубку.
Ван Вейтерен неотрывно смотрел на неторопливое движение фосфоресцирующей секундной стрелки вокруг циферблата. Он провел за этим занятием уже довольно много времени, но каждый новый оборот был все-таки новым. Внезапно ему вспомнилось, что давным-давно, в предпубертатном возрасте — если такой у него вообще был, — он бессонными ночами занимался измерением пульса. Решил проверить пульс и сейчас.
Пятьдесят два в первую минуту.
Сорок девять во вторую.
Пятьдесят четыре в третью.
«Господи, — подумал он. — Сердце тоже выходит из строя».
Он полежал еще несколько минут, не считая пульс. Ему бы хотелось, чтобы рядом была Ульрика, но она ночевала у детей в Лувинген. Или, во всяком случае, у одного из них. У восемнадцатилетнего Юрга, единственного, кто еще не покинул родительский дом. Ван Вейтерен понимал, что сыну она тоже должна уделять какое-то время. Несмотря на то, что речь, похоже, шла о необычайно здравомыслящем молодом человеке. По крайней мере, насколько он мог судить; они встречались всего три раза, но все указывало именно на это.
Все, кроме того что парень хотел стать полицейским.
Ван Вейтерен вздохнул и повернулся так, чтобы не видеть часов. Положил на голову подушку.
«Четверть третьего, — подумал он. — Я единственный бодрствующий человек во всем мире».
Через час он встал. Бессмысленно пытаться заснуть, в последние ночи ему удавалось поспать в среднем по два-три часа, не помогали даже проверенные лекарства.
Ни пиво, ни вино, ни Гендель.
С другими композиторами дело обстояло не лучше, так что едва ли стоило винить Генделя.
«Не получается, — думал он, стоя в ванной комнате и брызгая в лицо холодной водой. — Мне не заснуть, и я слишком хорошо знаю, с чем это связано. Почему бы не признать очевидное? Почему бы не встать на вершину горы и не крикнуть так, чтобы меня услышали все люди?»
Месть! Какой отец может спокойно лежать в постели, когда в лесу идет охота на убийцу его сына?
Только и всего. Так заложено в глубинах биологии. Он знал это, когда несколько часов назад писал об этом в мемуарах, сознавал и сейчас. Единственное эффективное средство — действовать. Homo agentus. [18] Во всех ситуациях. Иллюзорно или по-настоящему. Делать что-нибудь, черт побери!
18
Человек деятельный (лат.).
Он оделся. Выглянув в кухонное окно, проверил, что творится на улице, и вышел. Показалось промозгло, но никаких осадков и почти безветренно. Он двинулся вперед.
Для начала в южную сторону, по направлению к площади Мехшье Плейн. Подойдя к католическому кладбищу, он немного посомневался. Решил его обойти, но на юго-восточном углу обнаружил, что устал от асфальта, и свернул в Рандерс-парк, разбитый как своего рода естественное продолжение кладбища. Впрочем, возможно, как раз кладбище стало естественным продолжением парка. Наверное, тут существовала какая-то история, но он ее не знал.