Карантин
Шрифт:
– Какое у мужика главное качество? – спросил Егор.
Посыпалось: смелость, храбрость, уметь сдачи дать, не трусить, не плакать…
– Обобщаю, – поднял палец Егор, – главное – не терять лица в любой ситуации. А что мы имеем? Какое лицо наблюдается у того, кто малявке юбку на череп натягивает? Паскудное лицо, то есть дебильное. Хотите остаться уродами? Не хотите. Значит, упражнения с юбками отменяются. Усвоили? То, что вас интересует, можно почитать в специальной литературе. Моему Димке книжка куплена «Девочка превращается в женщину», берите по очереди, штудируйте. Даже я там
На следующий день и последующие две недели мальчишек из пятого «Б» как подменили. По коридорам на переменах они расхаживали задумчивые и таинственные. Молодой директор школы, эрудированный, но безвольный и неавторитетный, называл их непонятно: чарльгарольдами. Девчонки младшей и средней школы, которым, откровенно говоря, террор с задиранием юбок щекотал нервишки, почувствовали себя брошенными. Никто к ним не приставал, не замечал, а вчерашние агрессоры только перебрасывались странным паролем: «Между нами, девочками».
– Миша, выполняй обязанности! – потребовала фельдшерица. – Меня оскорбляют при исполнении. Где ребенок? Несите, отдавайте, хватит разговоров.
– Да я не то что ребенка, – вспылил Егор, которому с первого взгляда не понравилась фельдшерица, – дохлого котенка тебе не доверю.
– Миша! Вызывай ОМОН, – потребовала медработник.
– Чего? – еще пуще завелся Егор. – ОМОН? Бен Ладана застукали? В харю автоматами тыкать, вязать меня? Нашли бандита?
– Дядя Егор, успокойтесь, – пытался примирить Миша-участковый. – А вы, Ксения Юрьевна, подождите меня в машине.
– Я обязана принять ребенка, – строптиво возразила фельдшер.
– Вниз! В машину! Я сказал! – Миша едва не взашей вытолкнул из комнаты Ксению Юрьевну.
Проводил до двери, вернулся:
– Дядя Егор, против государства идти нельзя. Что положено законом, то положено.
– А на кой хрен мне государство и законы, которые, между нами, девочками, из меня, героя, можно сказать, преступника делают? Я ребенка на мусорке нашел? Нашел. От гибели спас? Спас. Жена моя, супруга Людмила, временно к подкидышу привязалась – факт. Сами разберемся, без государства и ОМОНа.
– Все понимаю, дядя Егор. Но уже подключились масс-медиа.
– Кто?
– Пресса и телевидение. Ждут нас у детской больницы, просили вас с тетей Людой привезти, крупным планом дать интервью и так далее. Вы только не смущайтесь, когда на вас свет из прожекторов наведут и диктофоны в лицо тыкать станут. Меня просили – чтобы естественно, без зажатости, чтобы я вас подготовил.
Хотя Егор только что сам себя назвал героем, публичной славы он не желал. Прежний опыт общения с журналистами был плачевным. Давно, в советские времена, пигалица-практикантка из заводской многотиражки ославила его на все предприятие. Во время интервью Егор ей толково разъяснил, как повысилась производительность труда благодаря его маленьким, но толковым изобретениям. А девица в заметке развела охи-ахи, написала, что Егор Попов болеет душой и сердцем за каждый напильник или отвертку. Вот ребята и потешались: «Эй, кто напильник бросил? У Егора душа заболит».
Позже, когда власть на комбинате менялась через каждые полгода, Егора делегировали по телевидению выступить, просветить общественность, донести мнение рабочего класса. Ничего он не донес, только опозорился. Впал в ступор под светом юпитеров, а тут еще гримерша кисточкой ему физиономию запудрила. Егор так оробел, что забыл, как маму-папу зовут. Экал-мэкал, «между нами, девочками» все время на язык просилось.
И в итоге выдавил:
– На предприятии происходит настоящая порнография.
В эфир, конечно, Егор не попал. Запустили выступление очередного временщика-директора, который соловьем пел, то есть бессовестно врал про светлые перспективы комбината.
Егора масс-медиа хуже ОМОНа разозлили.
– Уходи, Михаил, – потребовал он. – По-хорошему уходи. Скажи тем, у больницы, что представления не будет.
– Дядя Егор…
– Ша! Я сказал! Клуб веселых и находчивых из своей семьи делать не позволю. Ты меня знаешь? Между нами, девочками?
– Влетит мне по первое число. Га-га-га. Начальник на мыло изойдет, он перед прессой стелется. Ладно, переживу. Закон законом, а силой отбирать у людей младенца, которого они спасли, не по-божески. Дядя Егор, между нами, гага, девочками, если вы подкидыша усыновить захотите, то вам столько инстанций предстоит, документов, справок всяких собрать – замучаетесь.
– Не твоя печаль. Иди, Мишка, охраняй общественный порядок.
Закрыв за милиционером дверь, Егор почему-то заперся на все замки. Вернулся в комнату, постучал в спальню.
– Эй, за баррикадами! Выходи! Ушли они, ушли, не бойся. Давай поговорим спокойно, взвесим «за» и «против»…
Взвесить ничего не удалось, потому что Егор отвечал на звонки. Домогались журналисты, сначала низшего звена, потом руководящего.
Выглядело это так.
– Здравствуйте, с вами говорит редактор областного телевидения. Мы хотели ли бы взять у вас интервью, о том, как вы нашли ребенка…
– Без комментариев! – бросал трубку Егор.
– Добрый вечер! Это шеф-редактор с телевидения. По поводу информации о найденном на мусорнике…
– Без комментариев!
– Вас беспокоит зам гендиректора телевидения…
– Без комментариев!
– Центральное телевидение, Первый канал…
– Без комментариев!
И газетчики названивали, из центральной и местной прессы.
Люда с ребенком сновала туда-сюда, кормила, купала малыша, а Егор знай твердил в трубку: «Без комментариев!» И так до ночи, пока не догадался выдернуть шнур телефона из розетки. Жена хранила обиженное молчание, но пельмени Егору все-таки сварила. Людмила не спускала с рук ребенка, точно великую ценность носила.