Караоке а-ля Русс
Шрифт:
Его рука снова указывает на мерцающую сцену.
– Эти два…только и делают, что поют. А им вообще нельзя этого делать, особенно Уксусу. Ты весь вечер с толстяком шушукаешься. Я один…Светка тоже будто сама по себе. Что происходит, Славик?
Широко расставленные серые глаза сверлят мой череп. В них ещё осталась та юношеская прямота, которую не истребили годы и тонны выпитой водки. В одно мгновение из этих глаз начинают исходить тёплые лучики, укутанные в бороду губы, ползут в стороны. Широкая ладонь гладит моё лицо,
– Славка, а ты помнишь нашу первую встречу?
– Конечно помню. Нас же за одну парту посадили первого сентября.
На самом деле, ни черта я не помню. Сейчас я просто констатирую факт. Когда-то добрая учительница Валентина Артамоновна посчитала нужным усадить нас вместе. Я это знаю, но не помню, как конкретно это было. Да мне и некогда вспоминать. Сейчас мне нужно принять важное решение, а для этого я должен проанализировать всю имеющуюся на руках информацию.
– Ты был мелким, кругленьким, кудрявым, и напоминал мне резинового пупсика. Ты был таким жалким, Славик…
«Итак, что мы имеем. Два брата – один депутат, другой банкир, оба известные в нашем городе и за его пределами личности. Допустим, что у нас есть на них хороший компромат. Допустим, что этот компромат их напугает. Ну Буратина же готовился, изучал материалы. Допустим, что сегодня единственный шанс подобраться к этим бычкам и взять их за рога…
– …школьный костюм висел на тебе мешком, таких мелких костюмов просто не шили. А пахло от тебя знаешь чем? Зубной пастой «Незнайка». Ты был как молочный поросёнок, Слава.
«Теперь нужно прикинуть варианты исхода событий. Допустим, они повелись. Что тогда? Как технически будет организована передача выкупа? Буратина сказал, что он всё продумал, и здесь ему можно верить. У него талант продумывать такие дела, не хватает таланта доводить их до конца. Даже если всё будет выглядеть нарядно на первый взгляд, может иметь место блеф. Они могут заплатить, а потом, после торжественного обмена, взять нас за холки. Предусмотрел ли он страховку в случае такого исхода? Как правило, страховка на случай, если что-то пойдёт не так, является белым пятном в его безупречных планах. А что-то всегда идёт не так. А если предположить самый пессимистичный исход?
– Ты весь первый урок просидел, сложив руки, и пялясь на доску. Ты ни разу не шелохнулся. Тогда я подумал, знаешь что? Я подумал, почему всех в классе рассадили по принципу мальчик-девочка, а нас мальчик-мальчик. Нет, тогда я ещё не испытывал тягу к слабому полу, тем более к таким соплежуйкам, но всё же…сама эта ситуация. Почему я оказался исключением из правил? Значит, со мной что-то не так? Или что-то не так с этим кудрявым недомерком. Только гораздо позднее я отдуплился. С нами обоими всё было не так. Всё было не так с самого начала, мой друг. Но я нисколечко об этом не жалею.
«Что если они не поведутся! Что будет тогда? Это было предусмотрено в его плане? Ещё одно белое пятно? Какая опасность нам может грозить, если их не тронет эта информация?».
– А ближе к концу урока ты начал ёрзать. Что-то тебя беспокоило, но ты держался, пытаясь сидеть истуканом. Только уши у тебя стали малиновыми. Ты даже ни разу не повернул ко мне голову, не взглянул на меня, тогда, как я изучил тебя от и до. Ты помнишь первое задание Валентины? А я помню. Она нарисовала на доске знак, и спросила «Детишки, а вы знаете, как называется этот знак?»
– Плюс! – отвечаю я на автомате.
– Точно! Наверное, ты помнишь, почему так ёрзал?
«Да ни хрена я не помню, Вова. Пожалуйста, дай мне собраться!»
– Когда ты уже начал хныкать, я спросил, «что случилось?». Помнишь, что ты мне ответил?
«Буратина, как обычно просчитал только выгоду. Риски! Нужно оценить риски!».
– Нет, Вова. Что-то не припоминаю…
– Ты сказал «Я хочу писять» и захныкал. – Геракл нежно гладит мою голову. – Тогда я поднял руку и сказал «Валентина Артамоновна, а можно мальчику выйти?». Тогда она сама взяла тебя за ручонку и повела в туалет. Ты был ма-аленьким клопиком.
– Теперь вспомнил, Вова. Ты спас меня от позора, спасибо тебе. – Я механически улыбаюсь, пытаясь мысленно вернуться к мучающему меня вопросу.
«Риски! Чем это может нам грозить! Соберись, тряпка!»
Мне кажется, что целая вселенная мешает мне принять это решение. Все: бубнящий под ухом Геракл; два горлопана, завывающих про золотые купола, которые «на-а груди-и нако-олоты-ы»; Буратина, бомбящий меня сообщениями: «Ну что?», «Ты решил?», «Братан, время»…все они грозят взорвать мой перегруженный мозг.
– А потом. Потом я гуляю во дворе и вижу тебя в куче какого-то дерьма. Ты стоял и снова выл, как девочка. Только потом я узнал, что ты решил побегать по застывающему цементу, которым залили яму на отмостке. Ты тогда по колено провалился и мог превратиться в живой монумент, если бы я тебе палку не сунул. Ты же так и вылетел из своих резиновых сапог, которые вмуровались в бетон, и я притащил тебя домой босым. Помнишь?
– ДА! – отчаянно кричу я.
«ДА!» – сообщение улетает в сторону сцены.
Я помню всё, мой друг. Канцелярские кнопки на стульях, взрывающуюся колбу на химии, высаженное из рогатки стекло и бегущего за нами мужика в грязной майке.
Помню пугачи и самострелы, воткнутый в твою черепушку дротик сделанный из стержня шариковой ручки и вставленной в него иглы;
помню взрыв-пакет изготовленный из марганца и магния, благодаря которому, я чудом не остался без пальцев;
помню побеги с уроков, трёпку от завуча и родителей;
помню нашу кругосветку, когда мы с полбуханкой хлеба решили по рельсам идти в Москву,