Караоке а-ля Русс
Шрифт:
– Серёга, а тебя сушняк не мучает?
– Славик, просто выслушай…
– Серёж, а ты с унитаза когда-нибудь пил?
– Слава…
– А из биде? Хочешь?
– Просто послушай!
– Тебе умыться надо, Серёга. Холодненькой водичкой из биде. Прикинь, там все жопы моют, а ты лицо. Может тебя окунуть туда три раза, как в святую купель, и всё изменится. Может, наконец, твои голова и жопа поменяются местами, и всё перестанет идти через жопу! – ору я в истерике, тряся его за отвороты рубахи.
– Да
Напрасно я закатываю истерику, напрасно кляну Буратину, грозя утопить его в унитазе. Всё это напрасно, потому что я рано или поздно его выслушаю. Я выслушаю его, как выслушивал всегда. Ведь это сам дьявол. Благодаря ему, наши с пацанами дорожки стали кривыми, это он источник всех наших неприятностей. И даже Светку…даже её он сделал ведьмой.
Я и не заметил, как позволил ему начать.
Снова эти пухлые губы нашёптывают очередное дьявольское заклинание. Опять этот вкрадчивый шёпот обещает, что всё будет нарядно.
– Получается, что мы здесь не просто так, и всё это…– я тычу пальцем в сторону двери, откуда раздаются отголоски пьяного хора…– это просто прелюдия?
Он, виновато ухмыляясь, пожимает плечами, мол, извини, дружище, так получилось.
Я отталкиваю его в сторону, будто отдёргивая красную занавеску, иду к двери, хватаю за ручку.
– Ты куда, Слава?
– Я домой…
– А она?
Этот вопрос заставляет меня замереть, сжимая никелированную ручку.
– С собой заберу…– цежу сквозь зубы.
– Нет…не пойдёт, да и ты пожалеешь, если уйдёшь сейчас.
– Знаешь, Серёга…– я не оборачиваюсь, и мой монолог адресован больше филенчатой двери. – Вспоминая всё то говнище, в которое ты меня неоднократно втягивал, я жалею только об одном. О том, что не уходил вовремя …
– Но ты же не можешь знать того, что бы было, если бы ты всё время уходил. А вдруг ты бы пожалел, что тебя там не было…что в твоей жизни не хватает ярких моментов…что она серая и безвкусная, как перловая каша, что в этой жизни нет друзей, нет Светки…
Я повисаю на ручке, не в силах выйти за дверь и продолжаю общаться именно с ней.
– Скажи мне, Серёжа, а почему у меня слово «друг» ассоциируется со словом «неприятность». Это у всех так?
– Нет не у всех. У меня, например, не так. Ты считаешь, что это я причина всех твоих неприятностей? А я думал, что мы вместе…что мы братья…что все неприятности, равно как и удачи, мы должны делить напополам. Мы дети одной матери, Слава, и наш порок он общий, обусловленный генами.
Я чувствую спиной, как ходит кадык Буратины, как заблестели его глаза.
– Сколько бы я ни скитался, Слава, сколько бы друзей не находил…роднее вас у меня никого нет и не будет. Я думал, что и у тебя, то же самое. Но если ты так не считаешь, можешь идти. Больше я не доставлю тебе неприятностей.
А вот сейчас я готов биться об заклад, что по его щекам побежали ручейки. Кстати, я тоже немного потёк, и даже пару раз шмыгнул носом.
– Иди, Слава! Обещаю, что не буду втягивать Светку и парней. Операция отменяется…
Я оборачиваюсь. Мы оба мокрые и заплаканные, как сопливые детишки.
– Ладно, брат, забудь! – я утыкаюсь головой в его пухлую почти женскую грудь. – Давай уже показывай…
Медвежьи лапы обхватывают меня, крепко прижимают к груди. В нос бьёт запах пота, табака, Армани. За этими запахами еле уловимые, родные, хозяйственного мыла, общаги, школьной столовки, зубного порошка и дешёвого дезодоранта.
Вытерев о красный шёлк распустившиеся сопли, я пытаюсь отстраниться, упираясь руками в его плечи.
– Серёга, ты знаешь, что после сорока лет, двадцать процентов мужиков меняют ориентацию. С такими обнимашками, мы можем легко перейти грань.
– В Америке это в порядке вещей…– бурчит он.
– Эй ну-ка брэйк – я отталкиваю его подальше. – Мы не за этим туда едем.
– Так всё-таки едем?!
– Показывай, что там у тебя!
***
Буратина сгибает левую руку в локте и подносит запястье с часами к самому моему носу.
На большом круглом циферблате, вместо электронных цифр, я вижу самую настоящую живую картинку. Маленькая квадратная комнатёнка, крохотный круглый столик, за которым сидят несколько, то ли блошек, то ли людишек. Ещё несколько блошек суетятся рядом. Всё увиденное походит на панораму, просматриваемую, через окуляр микроскопа.
«Берём пробирку и устанавливаем её на штатив – слышу я чугунный голос Ботанички. – Теперь, глядя в окуляр, очень медленно крутим колёсико. Видите что-нибудь?»
Буратина раздвигает картинку большим и средним пальцем. Микробы увеличиваясь в размерах, вырастают до маленьких людишек.
– Вот же, бля, до чего прогресс дошёл! – мычу я, вглядываясь в картинку. – Как ты это?
– Ты главное смотри, технические детали потом. – Шелестит над ухом голос Буратины.
Он продолжает увеличивать картинку, так что я могу разглядеть лица присутствующих в комнате и даже содержимое стола.
– Да-а…культурно ребята отдыхают. Смотрю даже снежком балуются…Похоже им не до песен.
– Какие там песни, смотри… – Пальцы Буратины, продолжают разглаживать картинку.
– Девчули…ммм…славные. Ну и в чём прикол? – Я поворачиваю к нему голову. – Ты что их на снежке подловить хочешь? Пфф… так себе идейка.
– Да ты смотри внимательно. На девчонок смотри…ничё не замечаешь?
Я молча пожимаю плечами, разглядывая бледную, похожую на куклу Барби блондинку, сидящую на колене у крохотного в два раза меньше её человечка.