Караоке а-ля Русс
Шрифт:
«…искря-ятся иногда зелё-ёные огни-и
В глаза-ах твоих больши-их гре-шных…»
Я обнимаю её обнажённое плечо и располагаю микрофон между нами так, что ей приходится немного наклониться ко мне. Наши виски соприкасаются, голоса сплетаются в унисоне, и эти первые звуки приводят меня в экстаз.
«Ту-ту-ту на-на-на снова вместе снова ря-ядом
Ту-ту-ту на-на-на му-у-зыка ка-агда,
Ту-ту-ту на-на-на не грусти прошу не на-адо,
Ту-ту-ту на-на-на прошепчи мне да-а…»
Голос Светки низкий, тягучий, маслянистый. Если бы я был слепым – полюбил бы её только за этот голос.
«Наве-ерно
В той жи-изни ты была-а колдунья-я…»
***
Мы встретились первый раз за два года минувших с нашего последнего приключения. Не только со Светкой, а вообще со всеми присутствующими. Здесь, в одной из комнат караоке клуба, только члены нашей Конторы. Кто нас собрал? Ну, конечно же, Буратина. Это не первая его попытка собрать нас вместе, но все настолько наелись последними приключениями, что ещё долго мучались неприятной отрыжкой.
Буратине и самому пришлось нездорово. Не успел он прибыть восвояси, как его тут же разыскали адвокаты Ленина. В грамотных тезисах, содержащих номера законов, главы и параграфы статей, а так же выдержки из неписанного кодекса, они объяснили, что ему лучше вернуть всё уведённое с яхты содержимое. За такие дела его должно бы закатать под асфальт, и вождю революции это не составило бы особого труда, но тот в последнее время размягчел и подобрел. Ленин с чего-то вдруг стал сентиментальным и хотел хоть малейшей сатисфакции, ну хотя бы извинений. Ну а поскольку извинений ему не дождаться, то пусть Буратина вернёт ноутбук и семьдесят кусков. Были со стороны адвокатов ещё какие-то методы психологического и физического воздействия, о которых Буратина предпочёл не рассказывать. Итогом стало то, что наш, так и не успевший сформироваться общак вернулся в карманы Ленина. Ну и хрен с ним. Больше я пообещал себе не произносить и по возможности не вспоминать это имя.
Я бы и с Буратиной ещё век предпочёл не видеться, и пришёл сюда, по большому счёту, только из-за Светки. Всё последнее время мне не даёт покоя тема незакрытого Гештальта.
***
«Ту-ту-ту на-на-на снова вместе снова ря-ядом…»
Она как всегда обворожительна. В бархатистом чёрном вечернем платье, облегающем её вечно-стройную, как гитарный стан фигуру. В сверкающем колье на длинной шее, с подведённым лоснящимся иссиня-чёрным каре и вечно молодыми, вечно жадными, вечно сверкающими как у дикой кошки чёрными глазами. С каждым годом она становится моложе, а я, напротив, старею, так что наша разница в возрасте стремительно увеличивается.
«С тобо-ой моя звезда-а, по мле-ечному пути-и,
Мы вме-есте полети-им но-очью-ю…»
Я обнимаю её сзади, прижимаю к себе крепко-крепко, зарываюсь в чёрный шёлк волос, нос приятно щекочет лёгкий древесный аромат. Запах моей женщины. Дальше она будет петь одна, а я хочу просто наслаждаться, обнимая эту идеально выточенную фигурку и чувствуя, как из неё изливается божественный голос.
«Я соскучился» – шепчу я в наряженное золотой подвеской миниатюрное ушко.
«Ту-ту-ту на-на-на снова вместе снова ря-ядом…» – отвечает мне Светка.
Из зрительного зала за нами наблюдает только Геракл. Он улыбается и в ответ на брошенный мной взгляд поднимает вверх два больших пальца. За дымной пеленой я вижу, как блестят его глаза. Мне показалось…или…он стал слишком сентиментальным. Мой вечно одинокий друг.
Поночка и Уксус опять нашли предмет для спора. Они снова что-то остервенело втолковывают друг дружке. Поночка трясёт перед самым носом Уксуса сложенными в колечко пальцами. Наверное, всё это время он мысленно готовил себя к этому спору, вёл этот диалог в своей голове и вот свершилось. Я ведь тоже мысленно общаюсь со всеми…всеми нашими. Так уж случилось, что нет в моей жизни никого родней этой шайки. Нет такого дня, чтобы я не поговорил хотя бы с кем-то из них. Но больше всех я общаюсь со Светкой. Как бы мне хотелось, чтобы она так же разговаривала со мной.
Буратина сидит будто один, отгороженный от всех плотной завесой дыма, который, как из топки паровоза валит из его рта. В его глазах снова эта чертинка, этот больной огонёк. Неугомонный ребёнок снова что-то затеял.
Песня закончилась, но я не хочу отпускать Светку. Я предлагаю ей спеть «Танцы вдвоём». Она, разумеется, не против. На самом деле, я не собираюсь петь, я просто хочу танцевать с ней, покачиваться в свете мерцающих огней, прижимать её к себе и вдыхать её запах. Может быть, такого случая уже не представится.
Мы медленно кружимся под проигрыш, заглядываем друг другу глаза и улыбаемся широко и открыто, как когда-то в детстве.
Третий раз…третий раз мы танцуем с ней под эту композицию. Два прошлых танца оказались предвестниками надвигающейся катастрофы. Надеюсь, что в этот раз всё будет не так.
Куплет уже начался, и по экрану висящей на стене панели, побежали первые строчки, но мы не поём. Мы покачиваемся, всё сильнее вжимаясь друг в друга. Передо мной каскадом проносятся сцены из «Чарки», из танцзала, с яхты, с острова, где мы вот так же прижимаясь, танцевали вдвоём. И каждый раз Светка была разной, другой. Неизменным оставалось только одно – эти глаза. Сейчас они снова в нескольких сантиметрах от моих, и я чувствую исходящее из них излучение. Этот взгляд нельзя истолковать двусмысленно, как то иначе. Он устал шептать, говорить, намекать. Сейчас он просто кричит:
«Ну же…ты опять будешь стоять как истукан, или попытаешься что-то сделать? Гештальт?! Ты бы его уже давно закрыл, если бы не был таким нерешительным. Проблема только в тебе. Соберись и сделай уже что-нибудь!».
Лежащая на её талии рука ползёт вверх, обнимает тонкую шею, врезается в шёлк волос. Небольшой нажим, и её голова подаётся вперёд. Полные, ярко-алые губы чуть приоткрыты, как створки волшебной пещеры. Мы сближаемся. Шатл подошёл на необходимое для стыковки расстояние. Стыковочный разъём выпущен. Три…два…один…
– Го-орь-ко!
Рёв Геракла сопровождается звоном бьющегося стекла и матом Поночки.
Наши со Светкой головы непроизвольно поворачиваются в сторону стола, который чуть не уронил, резко вскочивший, в порыве нахлынувших эмоций Геракл. Сейсмографического толчка не выдержали упавшие на стол бутылки и рухнувший кальян, всё содержимое которого высыпалось на стол. Возникла суматоха, в которой Уксус пытается спасти закуски, Поночка материт Геракла, а Буратина устанавливает на место кальян, приговаривая, что ничего страшного не случилось.