Караоке а-ля Русс
Шрифт:
«А-а бе-е-е-лы-ый ле-е-е…»
Я выдираю микрофон из руки Уксуса, как раз в тот момент, когда он подбирается к самой высокой ноте. Завывание плавно сходит на нет, перерастает в секундную паузу, после которой этот же хор воет на минорный лад.
« Э-эй, братан, а чё началось-то?»
– Пацаны-ны-ны-ны…отдохните-ните-ните-ните…– Гаркаю я в микрофон, который расщепляет мою фразу на долгое горное эхо. – Поночка, побереги свзки-вязки-вязки, они тебе ещё пригодятся. А ты Уксус-сус-сус-сус, лучше вспомни обещание, которое дал Баяну.
При этих словах зрительный зал взрывается.
***
– Ну Ви-иктор Степа-аныч, ну пожа-алуйста! Ну поставьте хотя бы тройку! – Клянчит маленький Игорёк, держа перед собой раскрытый дневник, как попрошайка держит шляпу.
В самом деле, схватить двойку по «Музыке» было нонсенсом, даже в то время, даже для таких остолопов, как мы. Но Уксусу это почти удалось. Сейчас, при выставлении оценок за четверть, он страдал не из-за того, что прогуливал уроки, мы все это делали. Убелённый сединами педагог прозванный Баяном, намеревался поставить ему рекордно низкий бал, за то, что он изуродовал его любимое творение.
Виктор Степаныч, будучи человеком интеллигентным, консервативным и пожилым, пытался привить нам вкус к настоящей музыке. Он частенько заводил патефон (да-да, в его классе был старинный патефон), алмазная иголка которого пробуждала голоса Вертинского, Шаляпина, Улановой и прочих мэтров эстрады. Одним из часто заводимых и особо любимых педагогом творений была песня «Вечерний звон», исполняемая громовым басом певца, имя которого я забыл. На самом деле, песня была очень липучая, и ещё долгие часы после урока крутилась в голове у многих из нас. То и дело можно было увидеть одноклассника, или даже одноклассницу, которые непроизвольно напевали: «Вече-ерний зво-он, вече-е-ерний зво-он…».
Всё началось с моего друга Геракла, который однажды на перемене выдал новую вариацию знаменитой песни.
«Вече-е-рний зво-он бом-м бом-м
– раздался его яркий баритон в звенящей тиши рекриации.-
Вече-е-рний зво-он,
Вече-рний сэ-экс и я оте-ец!»
Композиция сорвала бурные овации в виде дикого ржача всех, кто был поблизости.
Гераклу удалось то, о чём Виктор Степаныч не мог даже мечтать. Переиначенная песенка подобно вирусу, в короткий срок заразила большую часть школы. Теперь все знали этот мотив, а уж тем более эти слова. Похабный мотивчик можно было услышать в любом углу школы и даже во дворе, в исполнении разных юных дарований.
Так уж случилось, что запущенный Гераклом бумеранг вернулся не куда-нибудь, а в то место, где всё началось – в музыкальный класс. Во время урока Виктор Степаныч очень часто удалялся надолго, оставляя нас наедине с музыкой. Бывало так, что никем не слушаемая пластинка проигрывалась, и игла ещё долго скребла по внутренней её части, до возвращения педагога. В тот день Баян тоже отлучился, предварительно заведя пластинку, на которой среди прочих была та песня. По какой-то мистической случайности, он вернулся в класс, когда на пластинке
Открыв дверь, Баян так и замер на пороге. Спиной к нему, лицом к галдящему классу стоял Игорёк и делал пассы подобно дирижёру. Звучал припев любимой песни, но Уксус перекрикивал певца переламывающимся с баритона на писк голоском.
«Вече-е-рний зво-он бом-м бом-м
Вече-е-рний зво-он,
Вече-рний сэ-экс…»
Уксус понял в чём дело, когда увидел, что с довольных лиц сползают улыбки и глядящие ему за спину глаза начинают виновато блестеть. Он медленно обернулся, при этом продолжая петь.
«…и я-я оте-ец…»
Последняя строка, на контрасте с предыдущими, прозвучала жалко, и походила больше на блеяние ягнёнка, перед которым внезапно возник волк. Наступила немая сцена, фоном к которой была старая добрая музыка. Белый как мел Виктор Степаныч одарил незадачливого певца испепеляющим взглядом, после чего тот растворился в воздухе и появился уже за своей партой жалкий и забитый. Выдержанный и интеллигентный педагог подошёл к патефону, спокойно снял иглу с пластинки, невозмутимо захлопнул журнал.
– Урок окончен. – Прозвучал в зазвеневшей тишине его умиротворённый голос.
После этого случая, судьба Уксуса в рамках данного предмета была предрешена, но он умудрился набраться наглости, чтобы клянчить у Баяна тройку.
– Ви-иктор Степа-аныч, ну не портите мне аттестат.
Аттестат Уксуса испортить было сложно, а вот разбавить его одной из немногих троек было бы не плохо, иначе перед молодым дарованием маячила перспектива остаться на второй год.
– Игорь, ты думаешь, мне жалко для тебя оценки? – Баян посмотрел на пресмыкающегося перед ним Уксуса поверх очков. – Я тебе даже четвёрку поставить могу, только если ты мне кое-что пообещаешь.
Уксус насторожился. Даже в этом возрасте он знал, чем коварно такое начало разговора. Попросить могут что угодно, а вот обещание нужно дать ещё до того, как озвучена просьба.
– Обещай, что нигде, никогда и ни при каких обстоятельствах ты больше не будешь петь. Ни в душе, ни в строю, ни за столом, ни на демонстрации…нигде.
Может быть, просьба Баяна была слишком жестокой, но, как мудрый человек, он понимал, что всем обещаниям этого белобрысого недомерка грош цена. Безусловно, тот пообещал, даже не задумываясь и не реагируя на дружный смех в классе. И, конечно же, всем присутствующим Баян и его предмет запомнились именно этим уроком и этим взятым с Уксуса обещанием.
***
Конечно же, он вспомнил, и ничуть не смутившись, широко улыбаясь, вслед за Поночкой сошёл в зрительный зал.
Выбор песни не занимает у меня много времени. Эта забытая композиция пришла ко мне во сне, и теперь преследует меня уже несколько дней, с тех пор, как я получил приглашение на эту вечеринку. Главным критерием в ней является, то, что она исполняется дуэтом.
«С тобо-ой моя звезда-а, танцу-уем мы одни-и,
Я тро-огаю тебя-я не-ежно…»
Напевая, я танцующей походкой подхожу к столу и протягиваю руку Светке. Она, улыбаясь, вкладывает свои наманикюреные пальчики в мою ладонь и поднимается с дивана.