Караоке для дамы с собачкой
Шрифт:
— А чего там в столице? — забеспокоилась я.
— Мне-то откуда знать? Должно быть, хлопнули кого-то.
— Позвони в налоговую, я уверена, у нее была еще одна квартира.
— Поучи, — возмутился Вешняков. — Если была, так найдем. Пива хочешь?
— А у тебя есть?
— Нет, но за углом есть бар. Предлагаю продолжить гадание на кофейной гуще в соответствующей обстановке.
Я согласно кивнула, потому что не могла придумать, чем себя занять.
Двигая к бару, я вспомнила про Лялина, если пить, то на троих, как положено.
Не успели мы устроиться с Артемом за столом и сделать заказ (народу было много, и пришлось ждать), как появился наш старший товарищ. Лялин шел по проходу, лучезарно улыбаясь, куртка нараспашку, под мышкой пакет, в котором оказалась вобла. Нашему счастью не было границ. Мы выпили пива, съели рыбку, сказали доброе о российском футболе (мне-то сказать было нечего, и я по большей части мычала), плавно перешли на здоровье Деда и предстоящую предвыборную кампанию, после чего начали поглядывать на часы. Пора было расходиться. И тут Лялин не выдержал.
— Ну и что? — спросил он с недовольством. — Так и будете резину тянуть. Зачем звали?
На наших лицах наметилось страдание.
— Ты слышала? — скорбно спросил Вешняков.
— Слышала, — вздохнула я. — Во что превратился человек в своей охранной фирме. Люди к нему по-дружески…
— Вы такие друзья, от которых только и жди пакостей. Если опять вместе шляетесь, значит, имеется труп. Угадал?
— Ну… — дружно вздохнули мы.
— А если так, — продолжил Лялин, — значит, что-то вам от меня надо.
Мы отчаянно замотали головами, после чего я спросила:
— У тебя есть связи в Москве?
— Ты же знаешь, что есть. И что?
— Надо бы справки навести об одной дамочке.
— Дамочка в морге?
— Ага.
— Понятно, — хмыкнул Лялин. — Излагайте. — Первым делом я рассказала ему о своей встрече со Светланой. Лялин только покачал головой. — Вечно тебе больше всех надо… А ты чего лезешь? — повернулся он к Артему. — Это дело Новикова, пусть ищет убийцу. Горбатого могила исправит, — закончил он, имея в виду наше неумное стремление докопаться до истины.
— Официальный запрос в Москву мы послали, — кашлянув, подал голос Вешняков. — Но сам понимаешь…
— А что там с надписью на паркете? — спросил Олег. Хоть он и любил призывать нас к тому, чтоб не совали нос, куда не просят, но сам по части докопаться до сути был ничуть не лучше.
— Похоже, кто-то с нами игру затеял. Девушка ничего написать не могла, но убийце понадобилось оставить автограф ее рукой. — Артем выложил на стол фотографию с запечатленными на ней кровавыми каракулями.
— Мы думаем, это инициалы, — влезла я. — Вроде первая буква "н", но, если честно, это ни на что не похоже.
— Может, какой-то символ? —
Лялин разглядывал фотографию и морщил лоб.
— А ничего попроще вам в голову не приходило? — Мы переглянулись и уставились на него. — Вот это, — ткнул он пальцем в первый значок, — может быть цифрой два. Может?
— Ну…
— А это шестерка. Обе цифры написаны небрежно и без отрыва, к тому же окровавленным пальцем на паркете.
— Двадцать шесть, — уставившись на фотографию, сказал Артем. — А вовсе не "п" и не "и", как мы думали, а это одиннадцать. Точно? Что у нас получилось? 2611. Код?
— Или дата, — вздохнула я. — Двадцать шестое число одиннадцатого месяца, то есть двадцать шестое ноября.
— Дата предполагаемого преступления? А сегодня какое? Времени совсем ничего…
— Стоп, — перебил Лялин. — Вы говорите, что девушка не могла оставить эту надпись, ее оставил убийца. Спрашивается, зачем?
— Убийца предупреждает о готовящемся преступлении? — вздохнула я. — Бред.
— Правильно. Но он это сделал, значит, что-то имел в виду. Убийца рассчитывал на ваши ответные действия. Какие?
Разумеется, ни до чего путного мы в тот раз так и не додумались. Ясно, что надпись оставили неспроста, если, конечно, убийца не был психом, которому в радость пудрить людям мозги. Конечно, это могла быть не дата, а в самом деле код, номер счета, да бог еще знает что это могло быть. Неизменным оставалось следующее: убийца давал нам подсказку, то есть предлагал поиграть. Точно, псих. На психов у меня давняя аллергия, оттого я и не пришла в восторг от открывающихся перспектив.
…Я подъехала к своему дому около семи часов. В гостиной горел свет. Впрочем, это ничего не значило, свет я оставляю включенным для Сашки, так же, как и телевизор. Хотя, может, все-таки для себя — приятная иллюзия, что кто-то ждет дома. Сашка в самом деле ждет.
Я загнала машину в гараж, поднялась в холл, удивляясь, что пес не спешит мне навстречу. Наверное, обиделся, что я оставила его одного на весь день. Я вошла в холл, и причина такого поведения Сашки стала понятна. В кресле устроился Тагаев. Он сидел, вальяжно развалясь, и таращился в телевизор, Сашка дремал у него на коленях. Идиллическая картина. Одно радовало: Тагаев переобулся в тапочки, следовательно, не забыл правил, которые я установила.
Услышав шаги, Сашка поднял голову, посмотрел на меня и стыдливо отвернулся. Было время, когда я всерьез ревновала его к Тагаеву и утешалась тем, что ему просто не хватает мужского общества. Сашка робко тявкнул, Тагаев повернулся.
— Привет, — сказал он и улыбнулся.
Я в ответ нахмурилась и заметила:
— Не дом, а проходной двор.
Злилась я в основном на Сашку, а в результате досталось Тагаеву. Он опустил пса на пол, поднялся и заявил:
— Надо поговорить.
— Стоя? — буркнула я.