Карат. Чёрное сердце

Синякова Елена

Не было ничего более ужасного, чем быть всегда в состоянии войны.

Каждую секунду, каждый миг, ожидая, когда он снова появится на моем пути, чтобы не пройти мимо, а в очередной раз доказать, что он сильнее, он хитрее и хищнее меня.

Это состояние угнетало…

Но даже оно было не таким едким, как ощущение того, что отныне была тайна.

Между мной и им.

Грязная. Откровенная. Задевающая слишком глубоко внутри, чтобы ею можно было поделиться хоть с кем-нибудь. Едва ли я бы смогла рассказать о подобном даже моей сестре Луне, что

было уже само по себе ужасающим событием.

Он словно клеймил меня этой грязью и пошлостью, прикоснувшись один только раз!

А я?

Я не могла понять, как теперь с этим бороться и как очистить себя, чтобы не прятать стыдливо глаза каждый раз, когда буду видеть его, или слышать этот манящий, обманчиво сладкий голос.

Я сипло выдохнула, пытаясь мысленно собраться и охладить хотя бы голову, чтобы не натворить ошибок в очередной раз, когда почувствовала, что в этом большом доме не спал кое-кто еще.

Странно было ощущать его, как себе подобного, когда он был человеком.

Грант. Мужчина с бездонными глазами, который стал частью нашей семьи. Сам он криво улыбался на это изречение и добавлял обычно, что он самый кривой из всех возможных аппендиксов семьи, если уж был ее частью.

Но мне он нравился совершенно искренне.

Не знаю, возможно, дело было в том, что я успела узнать его еще до того, как мы вернулись в лоно семьи, и нам пришлось разделить короткую, но насыщенную событиями часть нашей общей жизни.

«Недочеловек, недозверь» называл сам себя Грант с тех пор как увидел в тех жутких папках из лаборатории, что в нем билось сердце Берсерка, говоря о том, что вероятней всего именно этот факт так повлиял на его психическое состояние, отрезая от мира людей как таковых.

Теперь же я видела совершенно точно, что рядом с нами он менялся. В лучшую сторону.

Грант стал смотреть в глаза. Все реже впадал в приступы эпилепсии, и уже не так сторонился общества зверей, хотя по-прежнему не входил на кухню, если в ней было больше, чем два человека.

Вот и сейчас он остановился у порога, к счастью без прежней скованности и угловатости в движениях, чуть улыбнувшись мне с легким кивком головы:

– Не спиться?

– Да. Входи. Будем не спать вместе.

Я улыбнулась ему в ответ, понимая, что рядом с Грантом мне спокойно и комфортно.

Наверное мы были похожи в том, что старались оставаться в тени общения и разговоров, предпочитая наблюдать и делать выводы. А еще никогда не лезли в душу, понимая, что если кому-то будет настолько тяжело, что захочется рассказать о сокровенном, то он сделает это сам, без лишних уговоров.

К счастью, и Грант чувствовал себя рядом со мной комфортно.

Не смотря на то, что я была чистокровным зверем категории «красных».

Мужчина вошел на темную кухню, облаченный в свободные спортивные брюки и тонкую футболку, горловина и грудь которой была мокрой от пота.

Я знала, что Грант не может спать из-за кошмаров.

Страшные последствия душевной детской травмы, когда будучи ребенком, он

увидел то, на что способен мой род, и больше не смог забыть, как бы глубоко под корку не загонял с помощью лекарств и внушения.

– Мия оставила где-то успокаивающий чай.

– Он в холодильнике.

Я поднялась с пола, открывая высокую дверцу огромного агрегата, который занимал часть кухни и мог вместить в себя такое количество еды, которую обычным людям сложно было даже представить.

Наш мир отличался от мира людей разительно, даже если теперь в нашем обиходе стало много этих человеческих штучек вроде телефонов, ноутбуков, даже газовой плиты. Но они были удобными. Только такими же хрупкими, как сами люди.

Особенно для папы!

Я уже и не могла вспомнить, сколько телефонов было сломано в его руках и скольких тюленей было послано в далекие дали на хребты к касаткам. По этой причине его категорически не пускали к телевизору, что занимал половину стены одной из комнат, которую Нефрит переоборудовал под домашний кинозал, где на выходных собиралась вся семья, чтобы приобщиться к волшебному миру кино и бурно обсудить его после окончания.

– Держи, - Грант поставил передо мной стакан на длинный деревянный стол, за которым собиралась вся семья три раза в день на завтрак, обед и ужин. А еще сотню раз пробегая мимо и заглядывая, чтобы урвать очередную вкусняшку и получить от мамы Зои скалкой, - Кажется, этот чай и тебе пригодится.

– Это точно, - моя улыбка получилась кривой и я была рада, когда мужчина только коротко кивнул в ответ, не стремясь пускаться в расспросы.

Мы пили в полной тишине и темноте, не чувствуя себя при этом скованно или смущенно.

– Никогда не подумал бы, что после сильнейших снотворных и психотропных, мне будет помогать уснуть простая трава, - улыбнулся Грант, и в этих его словах не было ни капли насмешки. Он был действительно удивлен, открывая этот мир для себя совсем иным.

– Это не просто трава, а волшебный успокаивающий сбор мамы Зои, - улыбнулась я ему в ответ, в глубине душе надеясь, что он поможет и мне. Хотя бы сегодня.

Немного помолчав и допивая ароматный холодный напиток, что было спасением в жаркую летнюю ночь, Грант снова чуть улыбнулся своей милой улыбкой:

– Кажется завтра будет жарко.

Я только кивнула ему в ответ, думая вовсе не про погоду за распахнутым настежь окном.

Если на порог ступил Карат, жара начнется по всем фронтам, потому что каждый, кто знал его хотя бы немного, понимал, что он никогда не исчезает просто так. И никогда не возвращается без надобности.

– Как думаешь, есть смысл пробовать уснуть, если солнце встанет через пару часов?

– Смысл есть всегда, - мягко улыбнулась я мужчине, на что он кивнул, забрал свой стакан, который наполнил чаем еще раз, и пожелал спокойно ночи, прежде чем снова отправился в свою комнату на первом этаже, которая была еще и кабинетом, а еще местом скопления всей нашей мыслящей и сугубо научной части семьи.