Каратила – третий раунд
Шрифт:
– Да я и не менжуюсь, – тут же осклабился парнишка:
– Я и сам за себя слово перед людьми скажу, чай не сирота.
Егор, войдя в карантинную камеру, сразу же увидел знакомого лысого мужика, который подмигнул ему лежа на полу в тот самый день, когда Егора доставили из Москвы в шестой отдел к следователю. Мужик сидел на нарах на самом козырном месте в камере, располагавшемся подальше от санузла и поближе к окну. Увидев Егора, он широко улыбнулся, сверкнув белыми зубами, и снова ему подмигнул. Егор, не раздумывая, сделал несколько шагов, и не обращая внимания на изумленные взгляды остальных арестантов, подошел прямо к нему как своему старому знакомцу, первым протянув мужику руку для рукопожатия.
– Здорово,
– Ну здорово, коли не шутишь, – ответил тот на рукопожатие, с силой стиснув его ладонь, и, хитро прищурившись, продолжил:
– А меня Антоном мамка назвала.
Несколько секунд с улыбкой глядя в глаза друг другу, они мерялись чья ладонь окажется крепче, а потом Антон, весело рассмеявшись, хлопнул парня по плечу.
– Крепкая у тебя рука, пацан, мое рукопожатие редко кто выдерживает. Я в молодости несколько лет вагоны разгружал, так что силушки хватает.
– Да я почувствовал, – кивнул Егор. – Слава богу, и у меня в свое время была возможность руки развивать.
– Давай падай рядом, чего стоишь? – предложил ему Антон, кивая на свободное место рядом с собой:
– Я так понял, что наши с тобой дела ведет один и тот же следак.
– Ага, – снова кивнул Егор, усевшись на нары:
– Марков Владислав Георгиевич.
– Вот, вот он самый, – покачал головой Антон. – Значит, мы с тобой, братуха, крепко попали.
– Да вроде нормальный мужик, мне даже понравился, – удивился Егор:
– Не орал, не пугал, бить не пробовал, просто по душам разговаривал.
– Ага, вот и я о том же. Это, брат, самый опасный важняк в шестом отделе, ему орать, бить и пугать нашего брата без надобности. Он чисто головой работает, а не руками, как остальные мусорские. Он колет чисто на фактах и доказательствах, и для него допросы ну прямо как шахматы, а он в них гроссмейстер, поэтому я и говорю, что наши с тобой дела не очень.
– Да в моем деле меня и колоть особо не надо, – равнодушно пожал плечами Егор, – у меня все обвинение документально оформлено. Я банку кредит не отдал, потому здесь и оказался, так что мне и запираться бессмысленно.
– Понятно, – ухмыльнувшись, кивнул Антон:
– Что же ты, братуха, кредит под швырево на себя оформил? Тебе надо было его на лоха какого-нибудь стороннего повесить, а самому вместе с бабками в стороне остаться. Тогда ты жил бы сейчас не тужил, а по твоим делам лох бы парился.
– Да понимаешь, кредит-то я брал вместе с друзьями для работы, и швырять банк не собирался, криминал это не моя тема, да только так вышло, что тем самым лохом, которому за все придется отвечать, оказался именно я.
– Что, дружки с бабками на сторону свалили, а тебя кинули банку на съедение? – снова ухмыльнулся Антон:
– Знакомая тема.
– Не совсем так, конечно, все было намного сложнее, но в общем похоже на то, – брезгливо поморщился Егор.
– А меня с моими пацанами тоже бывший подельник под шестой отдел подвел. Он, гад, денег мне задолжал, и чтобы не отдавать, кинулся к мусорам, типа его бандиты напрягают, а сам ведь такая сволочь – клеймо негде поставить.
– Тоже бывает… – развел руками Егор.
– Ну да, Марков мне обещает, что на этот раз он меня точно лет на восемь закроет. Я-то по тюрьмам в общей сложности уже года три точно отмотал, но еще ни разу не был осужден. Менты, скрипя зубами, постоянно меня выпускали за недоказанностью, а теперь вот этот важняк железно пообещал меня закрыть. Посмотрим, как у него получится…
Антон был личностью весьма широко известной в криминальном мире Осетии и не только, он относился к разряду так называемых бандитских авторитетов. Этнический осетин, выросший на Магадане – краю весьма суровом и требующем для выживания наличия сильного характера, Антон с юных лет впитал в себя блатную романтику, заменившую ему и пионерское детство, и комсомольскую юность, но, как ни удивительно,
Прибытие нового этапа на тюрьму – это всегда весьма важное событие для скудного на развлечения тесного тюремного мирка. Владикавказ с его чуть более чем трехстами тысяч населения – весьма небольшой город и там, можно сказать, все друг друга знают, а если не знают, то всегда найдутся общие знакомые. Поэтому, буквально через несколько минут после прибытия Егора и его спутников в карантинную камеру, откуда-то с улицы послышался приглушенный крик:
– Два четыре, прими коня.
Егор недоуменно поднял голову и посмотрел на зарешеченное окно. Там плясал на тоненькой синей веревке небольшой бумажный сверток. Мелкий шустрый паренек с лицом как у хорька проворно взобрался наверх и ловко отцепил сверток от веревки.
– Принял, – громко крикнул он на улицу.
– Ждем ответа, – послышалось сверху.
Паренек так же ловко соскочил с «решки» и, подойдя к Антону, уважительно протянул ему плотный бумажный сверток. Антон неторопливо взял «коня» и, аккуратно развернув бумагу, посмотрел, что там внутри. В свертке были сигареты, немного чая, завернутого в бумагу, и несколько свернутых в трубочки маляв, на которых поверху кривыми буквами были накарябаны имена и прозвища тех, кому они предназначены. Антон, раздав малявы адресатам, развернул послание, предназначенное ему самому, и, быстро прочитав содержание, удовлетворенно потер руки.
– Мои пацаны, с которыми меня вместе приняли, уже здесь, – сказал он Егору, деликатно отвернувшемуся в сторону, а потом, перекрывая общий гул, громко сказал:
– Пацаны, те кто только что сюда заехал, сейчас я пущу по хате бумагу, запишите туда – кого как зовут, и откуда вы, и по какой статье заехали. Все понятно?
– Ага.
– Да.
– Что тут не понять… – нестройно ответили вновь прибывшие. Антон доброжелательно протянул Егору ручку и небольшой листик бумаги в клетку.