Каратила – третий раунд
Шрифт:
– На, запишись сюда первым.
Егор, пожав плечами, печатными буквами вывел на листике «Андреев Егор – Каратила, с Турханы, статья 163», и передал листик дальше по камере. Подобная процедура повторялась каждый раз, когда на тюрьму заезжал новый этап. Список с фамилиями, прозвищами и местом жительства вновь прибывших последовательно проходил по всем камерам изолятора, и вскоре о них становилось известно всем арестантам. Это действо, с одной стороны, позволяло найтись друзьям и знакомцам, одновременно оказавшимся этом неуютном месте, а с другой стороны, давало информацию о новых обитателях тюрьмы, и если на воле за ними водились какие-то «косяки», это тоже становилось всем известно. Когда листик обошел всю камеру и вернулся назад к Антону, тот мельком взглянул на него и, уважительно посмотрев на Егора, спросил:
– Так ты что, каратист, что ли?
– Ну да, – кивнул тот в ответ.
– Я тоже бывший кмс по боксу, правда,
– Надо нам с тобой будет как-нибудь размяться в спарринге.
– С удовольствием.
– Заметано.
Антон свернул маляву трубочкой и передал ее шустрому парнишке, стоящему неподалеку и преданно ожидающему распоряжений авторитета.
– Леха, на тебе ответную маляву, давай-ка по быстрому загони ее наверх.
Парнишка схватил маляву, завернул ее в лист бумаги и ловко взобрался на решку, привязывая ответного «коня» к веревке.
– Четыре семь, прими ответ, – прокричал он на улицу, когда все было готово.
Пакет на веревке немедленно исчез из виду.
– Антон, а что такое «два четыре» и «четыре семь», – поинтересовался у соседа Егор.
– Эх ты, салага, таких простых вещей не знаешь, – усмехнулся тот в ответ. – Это просто номера камер. Мы сейчас находимся в камере двадцать четыре, над нами сорок седьмая, а оттуда дороги идут уже по всему дому.
Через пару часов в карантин со всех камер, где у вновь прибывших нашлись знакомые, стали приходить ответные малявы. К удивлению Егора, в очередном «коне» оказалась малява и для него.
– Кто тут Каратила? – выкрикнул Леха, прочитавший адресат на маленьком свернутом клочке бумажки.
– Давай сюда, – поднялся со свого места Егор, увлеченно разговаривавший с Антоном о тонкостях отработки прямого удара в боксе и в каратэ.
Развернув бумагу, он сначала не понял о чем там идет речь, а потом, внимательно вчитавшись, хищно улыбнулся, и его лицо закаменело. В бумаге корявым почерком были накарябаны две строчки:
«Привет от Жоржа и Черы. Готовь свое очко девочка тебя уже ждет хата три два».
Скомкав листик бумаги в руке, Егор безразлично спросил у Антона:
– Антон, а что это за хата – три два?
– Да это местный петушатник, туда забивают опущенных со всего Дома, а что?
– Да нет, ничего, просто так услышал и решил поинтересоваться…
Сердце Егора билось мощными толчками, разгоняя забурлившую при ощущении близкой опасности кровь. Однако со стороны он выглядел совершенно спокойным и расслабленным. В уме он лихорадочно пытался посчитать варианты, кто бы мог написать ему подобную записку. По всему выходило, что, скорее всего, в СИЗо сейчас находился кто-то из бригады Жоржа, разбежавшейся после гибели главаря. Девять месяцев назад завязалась история, которая во многом послужила причиной того, что Егор оказался в тюрьме. По предложению Марика, в декабре прошлого года, на вырученные от продажи пригнанных из Москвы машин деньги, их предприятие закупило партию спирта на Украине. Весь пригнанный из Украины спирт был отдан для разлива водки некому Борику, водочный цех которого находился на окраине Беслана. По предварительной договоренности, розлив шел по ставке шестьдесят на сорок, то есть Борик, взяв шестьдесят тон спирта, должен был разлить из него около двухсот восьмидесяти тысяч бутылок водки. Сто семьдесят тысяч бутылок он должен был отдать заказчикам, а остальное оставить себе за работу, бутылку и этикетку. Часть денег, вырученных от реализации водки, Марик и Егор планировали пустить на полное погашение банковского кредита, а другую часть пустить на новую закупку спирта. Этим планам не суждено было сбыться, так как пройдоха Борик, погрязший в долгах перед множеством серьезных людей, решил поправить свои дела и кинуть молодых парней, показавшихся ему несерьезными противниками. С помощью некого Черы – своего главного кредитора – он в новогоднюю ночь инсценировал похищение спирта из своего собственного цеха. В ночь, когда произошло ограбление, на дежурство для охраны спирта в цех заступили Закир и Граф. На самом деле, весь спирт из цеха был вывезен заранее, когда охрана еще не была выставлена, и двое парней из команды Егора и Марика, сами того не подозревая, охраняли только пыльный воздух цеха. Банда Черы должна была бесшумно проникнуть на территорию базы, связать сторожей и инсценировать вывоз спирта. Расчет был на то, что сторожа в новогоднюю ночь перепьются и будут не в состоянии нести охрану должным образом. Но друг Егора дагестанец Закир, услышав лай собаки, почуял неладное и с оружием в руках выскочил из бытовки во двор, и тогда уже проникшие на территорию цеха бандиты Черы открыли огонь на поражение и по нему, и по выскочившему за ним следом Графу. В итоге Закира убили на месте, а Графа тяжело ранили. Приехавшие на следующее утро трое сменщиков, Марик, Егор и Виталик, войдя на территорию цеха, были шокированы гибелью друга и пропажей спирта,
Ушедший в свои невеселые мысли Егор на время выпал из действительности и очнулся только после толчка Антона.
– Ну, ты что такой смурной? Лучше посмотри на этого скользкого типа на соседних нарах, который уже битый час парит мозги несмышленой пацанве и попутно очень умело выведывает про их дела, – тихо прошептал тот.
Егор, выйдя из состояния задумчивости, взглянул в указанном направлении и увидел худого бледного бородатого мужика лет сорока, одетого в затасканные черные джинсы и застегнутую до самого подбородка синюю спортивную мастерку, который собрал вокруг себя несколько молодых пацанов, и затеял с ними разговор, щедро делясь своими советами по поводу их дел. Пацаны, потеряв всякую осторожность, выкладывали этому мужику подробности совершенных ими на воле преступлений в надежде услышать квалифицированный совет, как им вести себя на допросах и в суде. Мужик в ответ говорил вроде бы толковые вещи, но в его взгляде время от времени проскальзывало что-то неприятное, как будто он был охотником, с чувством собственного превосходства наблюдающим из засады за своей жертвой, неторопливо узнающим ее повадки и слабые места, чтобы потом завалить ее с одного выстрела.
– Ага, – прошептал в ответ Егор:
– Есть в нем какая-то затаенная подлянка, только я не могу понять, в чем тут дело.
– А вот мы сейчас это и пробьем, – процедил сквозь зубы Антон, и, поднявшись со своего места, подсел к заинтересовавшей его компании.
Егор, выкинув на время из головы мысли об авторе пришедшей ему записки, последовал за ним.
– Слышь, братуха, а ты давно в этой хате приземлился? – Антон по-хозяйски вмешался в разговор, прервав очередного рассказчика, доверчиво выкладывающего подробности совершенной им кражи.
Мужик поняв, что вопрос был обращен именно к нему, весь подобрался и, скрывая замешательство, после маленькой паузы ответил:
– Уже третью неделю здесь кантуюсь.
– А что ты в карантине застрял так надолго? – деланно удивился Антон и глаза его хищно сузились.
Маленькие глазки мужика блудливо забегали и он, выдавив из себя улыбку, ответил:
– Да я в нескольких хатах с братвой поскандалил, вот меня пока до суда сюда и определили. У меня вот и объебон (обвинительное заключение) уже на руках, – мужик протянул Антону сложенный вчетверо замусоленный листик:
– Как срок дадут, меня сразу на этап определят, а пока здесь держать будут.
Антон неторопливо развернул листик и внимательно прочитал его содержимое, потом он недобро посмотрел на мужика и, криво ухмыляясь, спросил:
– А за что ты сына своего родного подрезал?
– Да он, выродок поганый, руку на меня поднял, вот и пришлось мне по-отцовски поучить его уму-разуму, – злобно ощерился мужик:
– Я после зоны женку свою, мать его, за блядство воспитывал, а он, гаденыш неблагодарный, заступиться за нее решил. Он у меня кабан здоровый вымахал – спортсмен, вот и пришлось ему немного кровь пустить, чтобы знал свое место в доме. Жена, сука, тут же мусоров вызвала, вот и повязали меня спустя всего неделю после выхода на волю.
– Ладно, все понятно, – кивнул Антон и напоследок уточнил:
– А как тебя кличут-то?
– Митрохой, я сам с Моздока, – ответил мужик.
– Ну, тогда бывай здоров, Митроха, – Антон толкнул сидевшего рядом Егора локтем в бок и вернулся на свое место.
– Не нравится мне этот Митроха, – сквозь зубы процедил Антон, когда Егор снова оказался рядом.
– Ну да, – сразу согласился с ним Егор:
– Вот ведь сволочь, родного сына ножом пырнул.
– Да дело ведь не в этом, – отмахнулся от него Антон: