Каратила – третий раунд

Поповский Андрей Владимирович

– Все, уел, паршивец! – гулко захохотал Бес и дружески хлопнул Егора по плечу. – Пойдем, посидим на лавочке, тебе после пропущенных ударов немного отойти надо, а потом снова пойдём на лапы. Надеюсь, что я от тебя все же добьюсь нормальной боксерской серии руками вместо каратисткой порнографии, которую ты мне сейчас демонстрировал.

Сидя на лавочке, Егор искоса глянул на Беса, который с удовольствием наблюдал, как на футбольном поле носятся зэки, выплескивая накопившиеся злость и адреналин в товарищеском футбольном матче.

– Слышишь, Вова…

– Чего, уже отдохнул, что ли?

– Да нет, я о другом, – Егор тяжело вздохнул, не зная, как начать. – Ты бы немного придержал своих орлов, что ли.

– А что такое? – тут же вскинулся Бес. – Что, кто-то из моих пацанов тебя щемить пробовал?

– Да нет, дело не в этом, – покачал головой Егор. – Ты же меня знаешь, я бы к тебе в любом случае жаловаться

не пошел. Сам бы разобрался. Тут другое. Я, конечно, все понимаю, что вы тут зону держите и все такое, но зачем же перегибать палку? Одно дело, когда твои пацаны по справедливости за порядком смотрят, другое, когда они у других посылки из дома забирают, или просто ради забавы мужиков гнобят. Нехорошо это. Смотри, среди мужиков уже много недовольных, будете так продолжать, они могут и взбунтоваться.

– А что ты думал, что здесь курорт или пионерлагерь? – раздраженно ответил ему Бес. – Здесь вообще-то не мамкин дом, а зона, и здесь человек человеку волк. Да меня самого пацаны не поймут, если я не дам им лоха развести, или буду мужикам сопли утирать. Ты знаешь, я этой херней сам не занимаюсь, мне незачем, да и не так я воспитан, но ты прав, люди у меня разные, и среди них есть, не постесняюсь этого слова, настоящие козлы. А с кем мне работать? Ты вот чистеньким хочешь остаться, а мне нужны бойцы, которые будут держать здесь народ в кулаке, иначе нас быстро сковырнут и на наше место придут другие, которые, поверь мне, будут не лучше, если не хуже. А насчет мужиков не волнуйся, все будет в порядке, это их блатные мутят, мы с Ляхом им кислород перекрыли, вот они и шипят, как змеи, по углам. Ничего, мы их всех по норам разгоним, чтобы они мужиков не мутили, все – прошло их время.

– Ну, как знаешь, – пожал плечами Егор, – я только хотел предупредить.

– Здорово, Бес. Развлекаешься?

К увлеченным разговором парням незаметно приблизились несколько человек.

– Да так, тренируемся потихоньку.

Бес, как ошпаренный, подскочил со скамейки и подошел к крепкому, седому мужчине со шрамом на щеке, вокруг которого застыли три здоровенных амбала, настороженно зыркающих по сторонам. Егор тоже встал и с интересом уставился на подошедших. От незнакомца со шрамом, одетого в черную шелковую рубашку и черные же брюки с наглаженными стрелками, ощутимо веяло властностью и дикой животной силой. Он равнодушно скользнул по Егору своими холодными, как лед, голубыми глазами, кивнул ему и потянул Беса за локоть.

– На пару слов, Вова, я тебя долго не задержу.

– Да, конечно, Александр Николаевич, какой может быть разговор, – Бес, быстро повернувшись, кинул свои перчатки Егору и послушно пошел за седовласым.

Троица амбалов, очень похожих на телохранителей, тут же тронулась следом, держась в некотором отдалении, чтобы не мешать разговору уважаемых людей. Егор на лету поймал перчатки, сел обратно на скамейку и еще некоторое время провожал взглядом всю компанию. По приметам и по тому почтению, которое окружающие оказывали седовласому, он понял, что это, скорее всего, и есть тот самый Лях, державший всю зону в ежовых рукавицах. Егор тут же вспомнил, что Бес является одним из приближенных смотрящего, и иронично подумал, что ему вечно везет с приятелями. Во внуковском ИВС – Серега-Мастер, во Владикавказком СИЗО – Антон, здесь на зоне – Бес. Хоть Егор и держался здесь подчеркнуто независимо, не примыкая ни к одной из противоборствующих сторон, приятельские отношения с Бесом все же служили ему охранной грамотой среди активистов, но другой стороны, они же являлись причиной косых взглядов со стороны блатных и некоторых других осужденных.

Бес нравился Егору чисто по человечески. Это был простой и открытый парень без злобы и гнилости в душе. Он мог быть жестким и жестоким, но мог проявить и большое человеческое великодушие, и даже доброту. Хотя термин «человеческое великодушие» не совсем справедлив в этом случае, подобное великодушие свойственно не только человеку. Волк – жестокий хищник – никогда не добивает своего собрата-волка в бою за самку, за власть в стае или за территорию. Стоит обессилевшему противнику подставить горло или брюхо в знак признания своего поражения, и победитель останавливается, давая проигравшему возможность уйти живым. Хищники, сотворенные самой природой чтобы охотиться и убивать, не делают этого ради забавы и редко убивают себе подобных – та же природа встроила в них сильнейшие защитные механизмы против уничтожения себе подобных. Такая жестокость больше свойственна их жертвам: кроткие голуби, почему-то ставшие символом мира для современной цивилизации, в своих жестоких поединках нередко затаптывают и заклевывают своих сородичей насмерть самым безжалостным образом без всяких правил типа «лежачего не бьют».

Бывшего боксера, который, подобно многим своим коллегам, в начале девяностых

ступил на кривую дорожку, можно было назвать хищником поневоле. В другое время или в другом месте он был бы, скорее всего, законопослушным членом общества, зарабатывающим себе на жизнь легальными методами, и вовсе не обязательно выступлениями на ринге. В нем не было той внутренней порочности, которая у некоторых людей предопределяет их криминальное будущее и долгие годы за тюремной решеткой. Тот путь, который в конце концов привел его на зону, начался еще в конце восьмидесятых, когда молодой перспективный боксер, мастер спорта, которому прочили большое спортивное будущее, решил помочь своему товарищу, отец которого был одним из первых кооператоров в небольшом сибирском городке. Тогда, в восемьдесят восьмом году, на начинающего бизнесмена наехали начинающие рэкетиры, потребовав заплатить им немалую по тем временам сумму за право работать на их территории. Бизнесмен пожаловался сыну, который давно и успешно занимался боксом в подвале, переоборудованном под спортзал, а тот собрал своих товарищей по секции и приехал на назначенную стрелку вместе с отцом.

Это было самое начало массового криминального движения в стране, и тогда на разборках еще не стреляли, предпочитая давить мускулистой статью. Боксеры быстро объяснили горе-рэкетирам, которые оказались такими же подвальными качками, вооружившимися для храбрости цепями и битами, что ни бычьи шеи, ни накачанные бицепсы, ни мощные ляжки, ни даже увесистые биты не идут в сравнение с точным глазомером, поставленным ударом, а самое главное – с бойцовским духом, закаленным пусть в спортивных, но всё же боях. После первой выигранной разборки вскоре последовали и вторая, и третья. У многих из спортсменов были родственники, занимавшиеся мелким бизнесом, некоторым из них тоже потребовалась защита от «защитников», наперебой набивающихся крышевать их бизнес. Весть о бригаде боксеров быстро разнеслась по городу, и вскоре спортсменов Василия Косачева и Владимира Бессонова уже больше знали по прозвищам Косач и Бес. Итог подобной деятельности тоже был предсказуем. Через непродолжительное время парни втянулись и начали брать за свои услуги деньги – сначала больше символические, а потом уже и весьма солидные, дальше они стали регулярно взимать с коммерсантов деньги за защиту, отхватив себе жирный кусок городской территории. Подобная деятельность не могла добавить им доброжелателей, и у бригады боксеров начались стычки с серьезными рэкетирскими бригадами. Вскоре в полный голос заговорило огнестрельное оружие, и появились первые трупы. Сердца молодых волков быстро ожесточались, да и как может быть иначе, когда рядом гибнут твои товарищи, и ты, в свою очередь, мстишь за их безвременную гибель, воздавая обидчикам высшей мерой наказания. Древний закон выживания диктовал им правила поведения – око за око, зуб за зуб, жизнь за жизнь. Заповеди «не убей» и «не укради», произнесенные две тысячи лет назад в далекой Иудее, на одной шестой суши на какое-то время потеряли свою актуальность – а зря. Криминальные войны никогда не проходят бесследно. Многие, многие их участники легли под гранитные плиты с помпезными мраморными памятниками, которые, при всей своей красоте, все равно не заменят родным и близким потерянных родственников и друзей. Другие же, как Владимир Бессонов по прозвищу Бес, оказались в тюрьме, которая, очень может быть, таким болезненным способом уберегла их от гораздо более печальной развязки.

– О чем задумался, наверное, опять о бабах? – мысли Егора, полностью ушедшего в себя, прервал ехидный голос Беса, уже вернувшегося обратно.

– Да так, – махнул рукой Егор – о жизни, обо всем понемногу.

– Знаешь, кто это был? – Бес кивнул в сторону седовласого, удалявшегося от них вместе со своей свитой.

– Лях?

– Он самый! – Бес поднял большой палец. – Вот такой вот человечище. Настоящий кремень. Ты, наверное, уже слышал, как он зашел в зону?

– Да так, краем уха.

– Так вот, я тебе сейчас расскажу, как на самом деле все было. Когда Лях сюда заехал, блатные на зоне быстро просекли, что он бывший мент, здесь такие вещи быстро узнаются. Смотрящим на зоне был тогда вор-законник Мазай. Ляха дернули на блаткомитет. Той ночью в актовом зале собралось несколько авторитетных «синих», кое-кто из «спортсменов» для представительства, и парочка «торпед», взятых Мазаем для устрашения. Ляха хотели туда привести, типа как под конвоем, но он сразу просек эту фишку и отослал провожатых, веско сказав им, что знает куда идти и придет сам. Это, братуха, очень важный момент – одно дело, когда тебя ведут, и совсем другое, если ты сам идешь на стрелку. Когда он пришел, Мазай, не затягивая дело, сразу кинул Ляху предъяву, что тот раньше работал в милиции и типа за это с него следует спросить как с гада. Лях тогда стоял перед ними, слушал и молча улыбался, глядя Мазаю прямо в глаза. Потом он тихо спросил у смотрящего: