Каратила – третий раунд

Поповский Андрей Владимирович

Оказавшись по приговору суда в обычной «черной зоне», где очень большое влияние имели блатные, битый жизнью опер с первых же дней сумел дать жесткий отпор попыткам спросить с него за прошлую службу в милиции. В результате одной из разборок его даже немного подрезали, но раненный Лях все же сумел «заломать торпеду», посланную Мазаем – тогдашним смотрящим по зоне. Сломать или убить Ляха сразу блатным не удалось, а вскоре мужественное поведение и организаторские способности Ляха сплотили вокруг него недавно попавших на зону «спортсменов» из множившихся на воле как грибы бандитских бригад. Бандиты и «спортсмены», чувствовавшие себя на свободе весьма вольготно, на зоне неожиданно для себя оказались людьми второго сорта вне зависимости от личных качеств и былых заслуг. Почти каждый из них в детстве был пионером и комсомольцем, многие

служили в армии, и в глазах настоящей блатной черной кости они были не заслуживающей уважения шелупонью. «Спортсменов» не допускали к управлению общаком и решению серьезных вопросов, что вызывал нарастающее недовольство среди многих амбициозных и физически крепких молодых парней. Только отсутствие харизматичного лидера до поры до времени не позволяло им нревратить это глухое недовольство в открытое выступление против засилия блатных. С появлением Ляхова, баланс сил на зоне стал резко меняться. Вокруг него быстро образовалась группа крепких молодых парней, готовых на все, чтобы отвоевать себе место под солнцем. Ляхов, будучи для сотрудников УИН всё-таки бывшим «своим», с первых дней сумел договориться с лагерным начальством и лично Хозяином – полковником Мельниковым Алексеем Петровичем. Хозяин, которому тоже давно надоело засилье блатных у него на зоне, оказал Ляхову всестороннюю поддержку. Он раскидал по другим зонам самых опасных блатныз – Мазая и несколько его ближайших сподвижников – и изолировал на некоторое время в ШИЗо оставшихся наиболее одиозных отрицал и лидеров блатных.

Так у Ляхова оказались развязаны руки, и он за короткое время сумел захватить власть на зоне. Главные условия, поставленные ему Хозяином – обеспечить образцовый порядок на зоне и выполнение плана несколькими работающими производствами – Ляхов выполнил даже с удовольствием. Он расставил своих людей на все ключевые должности и сумел дисциплинировать «мужиков» – основную массу арестантов, которые, впрочем, и при блатных особой воли не имели. По большому счету, смена неофициальной власти на зоне никак не отразилась на условиях жизни основной массы осужденных. Просто вместо одних нахлебников и надсмотрщиков на их шею сели другие, а вместо господствовавшей на зоне «черной» идеологии, с её идеализацией блатной тюремной жизни, на зоне официально стала верховенствовать «красная», очень топорно и неуклюже пытавшаяся перевоспитывать заблудших членов общества.

Блатные, потеряв поначалу инициативу и отдав «красным» многие ключевые позиции, со временем перестроили ряды и сумели снова организоваться. Теперь «теневой кабинет зоны» возглавлял Зяма – весьма амбициозный бродяга, надеявшийся сковырнуть ненавистного Ляха и вернуть прежние порядки. Это прибавило бы ему очков в блатном мире и позволило бы впоследствии претендовать на высшую ступень воровской иерархии – короноваться как вору в законе. Зяма пока не рисковал в открытую выступать против Ляха, которого очень явно поддерживал Хозяин, предпочитая интриговать и втихую баламутить основную арестантскую массу – «мужиков», упирая на скотские условия содержания осужденных и откровенную фальшь официальной идеологии.

Егор, попав на зону, ничего этого, естественно, не знал. Еще находясь в карантине, он сцепился с двумя наглыми активистами, которые досматривали его вещи. Активисты на этой зоне обладали большими привилегиями и, по решению Хозяина, им была передана часть функций охраны, в которые входил и досмотр личных вещей вновь прибывших. Одному из активистов понравился свитер ручной вязки, заботливо переданный Егору из дому мамой. Когда копавшийся в его сумке угрюмый увалень с большим, отливавшим желтизной, перезревшим прыщом на лбу, бесцеремонно откинул свитер в сторонку и закрыл сумку, Егор спокойно поинтересовался:

– А это куда?

– На кудыкину гору, – зло блеснул мутными глазами увалень. – В общак, естественно.

– В общак то, что нужно, я сам положу, – спокойно ответил Егор, – так что верни свитерок на место.

– А ты че, типа для нормальных пацанов паршивую шмотку зажал? – тут же вклинился в разговор второй «козёл», вертлявый худой парень с бегающими глазками, только что закончивший досматривать вещи другого новичка.

– Свитер на место положи! – Егор не отреагировал на вертлявого и, глядя прямо в расширившиеся от удивления зрачки увальня, добавил металла в голос.

– Не, ну ты посмотри бля, Тимоха, чтобы всякая шушера

учила меня, что мне делать? – увалень, найдя поддержку в глазах товарища, злобно ощерился на Егора: – Ты, падла, зубы сначала почисти, прежде чем в мою сторону свое наглое хавало раскрывать. Я тебе сейчас так по кумполу взгрею, что твоя тупая башка в трусы провалится.

– Так, Исмаилов, что у вас там такое? – разговором на повышенных тонах заинтересовался один из прапорщиков, находившихся в помещении для досмотра.

– Да ничего такого, гражданин начальник, все путем, – активист мигом сменил озлобленную маску на лице на дурашливую улыбку. – Я тут просто своего давнего кореша встретил, ну и обрадовался. На, братуха, не плачь – держи свой свитерок.

Исмаилов кинул скомканный свитер Егору, и тот, кивнув прапору, что действительно все нормально, спокойно убрал его в сумку.

Через полчаса Егор, с вместе с несколькими другими вновь прибывшими зеками, стояли на улице, с интересом рассматривая аккуратные дорожки и чистенькие здания колонии, выкрашенные белой краской. В этот-то момент к нему и подошли двое его давешних знакомцев. Разговоры среди зеков, видевших инцидент при досмотре, сразу же затихли, и в воздухе повисла напряженная тишина. Исмаилов, тот самый увалень, который проверял вещи Егора, достал пачку красного «Мальборо» и, ловко выщелкнув оттуда одну сигарету, небрежно сунул ее в рот.

– Че, мужики, покурить не хотите? – не зажигая сигареты, спросил он, пристально глядя на Егора.

Егор ответил ему спокойным взглядом глаза в глаза, и увалень отвел взгляд, медленно осматривая всех остальных. Несмотря на всю заманчивость его предложения, никто за сигаретой не потянулся. По тону, которым оно делалось, было сразу понятно, что ничего хорошего ждать от этих двух типов не приходится.

– А выпить не хотите? – снова издевательски поинтересовался активист.

Все снова промолчали.

– А пососать никто не хочет? – Исмаилов снова уперся тяжелым взглядом в Егора, давая понять, к кому относится данное предложение.

– В рот дать желаю, – громко и внятно ответил ему Егор.

– Чего!? Да ты, падла, вообще рамсы спутал!

Взбешенный активист схватил Егора за грудки и резко тряхнул. Нападавший на полголовы превосходил Егора ростом и был раза в полтора его шире. От здоровенного парня буквально волнами исходили животная сила и неприкрытая угроза, делая его похожим на дымящего ноздрями колхозного бычка-производителя, который после мучительного раздумья, кого бы ему сейчас порвать, наконец нашел свою жертву. Стоявшие вокруг сцепившихся противников осужденные попятились в стороны, ожидая, что внешне ничем не примечательный новичок, посмевший столь дерзко ответить пышущему здоровьем активисту, сейчас немедленно поплатится за свои слова, но Егор развеял их ожидания. Резким и почти незаметным со стороны движением он сильно воткнул Исмаилову два сложенных пальца левой руки в подключичную ямку. Тот сдавленно охнул, сразу отпустив захват, и Егор тут же мощным загребающим движением стукнул его основанием левой ладони по затылку и сразу же, не убирая руки с затылка, резко дернул на себя, ужом проскальзывая ему за спину и беря на удушение в стойке. В движении Егор прижал предплечьем левой руки горло противника и теперь, обхватив левой ладонью свой правый бицепс, он правой ладонью надавил на бритый затылок противника, с силой сводя обе руки. Исмаилов, горло которого было стиснуто словно стальным обручем, сдавленно захрипел и выпучил свои невидящие глаза в ослепительно синее майское небо. Он уже совсем ничего не хотел, кроме глотка воздуха.

Воздух!!! Пусть даже отравленный, с ядовитыми миазмами и едкими испарениями! Дышать, только дышать и больше ничего не нужно – эта мысль была чётко написана на покрасневшем, как переспелый помидор, лице враз поскучневшего активиста.

– А ну отпусти его, гнида!

Второй активист – Тимоха – пришел в себя и, замахиваясь для удара, кинулся на Егора сбоку, но тот, не отпуская удушающего захвата, быстро развернулся, прикрываясь своим заложником, и сильно пнул нападающего носком ноги в низ живота. Тимоха, схватившись обеими руками за живот, рухнул на асфальт, а Егор, почувствовав, что увалень в его руках обмяк и перестал дёргаться, разжал удушающий захват, и активист, уже не испуская ни силы, ни угрозы, рухнул на землю и мучительно закашлялся, держась обеими руками за шею.