Караван счастья
Шрифт:
Через много лет эту мечту о победе, эту боль рано повзрослевшего мальчишки Лев Николаевич вложил сперва в «Орленка», а потом вместе с Я. Б. Белопольским завершил триптих о мече победы, найдя ему очень точное начало: солдат, вооруженный мечом, что выковал в тылу народ-мститель, погнал фашистов от Сталинграда и разрубил фашистскую свастику в Берлине.
— Брат у меня старший погиб в 18 лет на Курской дуге. Наш памятник и ему, и его товарищам, и всему народу, что в невероятных усилиях тыла выковал победу над фашизмом: на Магнитке ли, Уралмаше, в Танкограде, Нижнем Тагиле, Барнауле, Мотовилихе, — заключил рассказ Головницкий.
Мальчишки и девчонки военной
Мальчишки и девчонки военной поры…
— Вот такие молодые, 15—16-летние, значительную часть военного лиха вынесли на своих плечах.
Мой собеседник имеет право на такое обобщение, потому что среди тех, кто одевал в магнитогорский металл каждый второй танк и каждый третий снаряд, был и он, подросток, у которого Гитлер украл детство. Сегодня он Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии СССР, делегат партийных съездов. А тогда…
— Первое естественное желание — пойти в армию, обязательно летчиком — осуществить не удалось. И вот с такими же, как я, ребятами — без отца, да и совсем без родителей — решил поступить в ремесленное.
Когда 25 августа 1941 года, на следующий день после приема в РУ № 1, перешагнул он порог проходной металлургического комбината, кто мог предположить, что пришел будущий директор?
Когда в группе таких же юных электриков на среднелистовом стане, что незадолго до этого прибыл с «Запорожстали», соприкоснулся он впервые с рабочей профессией, кто мог разглядеть в нем будущего министра?
— Нас прикрепили к опытным рабочим и учили прямо в цехе. Работали по 12 часов. А случалось, заболеет сменщик — сутками. Однажды я пробыл в цехе 48 часов, пошел домой и уснул на ходу.
Эту беседу с Дмитрием Прохоровичем Галкиным я записала в канун 50-летия Магнитки, сразу после встречи его с ветеранами комбината, когда в обостренную память о прошлом еще не вторглись заботы юбилейного дня.
— О наградах мы не думали. Но четко знали одно: задание — во что бы то ни стало, да не просто задание. Нужно нарастить производство. Были и награды. Например, сталевар Геннадий Рязанов получил орден Ленина — ему едва ли было 19 лет. А ведь высшая правительственная награда!
Мальчишки и девчонки военной поры… В год, когда страна отмечала свое 50-летие, в киноленте «Летопись полувека» увидели они себя у мартенов, сварочных аппаратов, токарных станков. В «Летописи полувека. Год 1942-й» есть такой момент: у горящего зева мартеновской печи ребята засыпают порог, потом крупно, во весь кадр — вереница улыбчивых мальчишеских лиц и — дикторский текст за кадром: «Всмотритесь в эти лица. Это ваши отцы и матери. Тогда, в грозном 42-м, их именовали Андрей Павлович Ящук, Иван Моисеевич Лешко…» И еще несколько имен, которые я, к сожалению, не помню.
В один из тех дней, когда буквально вся страна ежевечерне смотрела серии «Летописи», переживала, вспоминала, узнавала себя, знакомых на телевизионных экранах, на Магнитку приехала иностранная делегация. Первый мартеновский цех, который уже тогда один давал стали больше, чем металлургия всей царской России, показывал им секретарь партийного бюро
— Двадцать шесть.
— А сколько же вам лет сейчас? — «этот русский явно преувеличивает», руководитель делегации решил уличить его.
— Сорок, — спокойно ответил Лешко.
— Но этого же не может быть!
И Иван Моисеевич, как на главное доказательство, сослался на эти кадры, что снимали кинооператоры в его смене для кинокартины «Здравствуй, Москва! (впоследствии, их использовали в кинохронике о жизни государства).
Кто из ребят той поры не знал этого фильма — «Здравствуй, Москва!» Кто вместе с героями его — мальчишками и девчонками из ремесленного училища — не бродил мысленно по московским бульварам, не волновался перед концертом на столичной сцене, кто не радовался, не печалился вместе с ними, не сопереживал их удачам. Кто не знал этой песни:
Мы идем, мы поем, Мы проходим по бульварам и садам, Мы идем, мы поем, И Москва улыбается нам.Целое послевоенное поколение выросло на фильме С. Юткевича. Завороженно следили мы за экранной, такой счастливой и красивой жизнью этих ребят, чуточку завидуя им.
Спустя много лет из уст участников съемок — магнитогорских РУ-шников времен войны — услышала я рассказ об этой «счастливой и красивой жизни»: о голодных, раздетых, потерявших родителей, напуганных войной, тяжело работавших в цехах детях, о том, сколько тепла сердечного, сколько такта и доброты потребовалось воспитателям, чтобы отогреть их оледеневшие сердца, заставить поверить в добро их, видавших смерть и горе, познавших голод и несправедливость, научить радоваться и смеяться.
Днем их величали по имени-отчеству, они заменяли ушедших на фронт мастеров, работали формовщиками, крановщиками, катали броню, варили сталь. Поздно вечером, захватив пайку хлеба, собирались вокруг печки-буржуйки, на которой в ведре варилась картошка, спорили, вспоминали, иногда танцевали под баян, и большая дружба постепенно возвращала израненные ребячьи души ко всему доброму, хорошему.
Центром этого рождающегося коллектива, подругой, матерью, наставницей ребят была молодая воспитательница, так же, как и большинство из них, эвакуированная с запада страны — Наталья Николаевна Карташова, балерина по довоенной профессии.
Разные пути приводили ребят в ансамбль, а следовательно, и ремесленное училище, на комбинат. Андрюшу Мистюкова Карташова, заслушалась у проходной. Чумазый, оборванный, он лихо играл на баяне все, что бы ни попросили. У него угадывался абсолютный слух. Поговорив с Андрюшей, Наталья Николаевна тут же определила его в пионерский лагерь, а затем в училище. Пройдет несколько десятилетий, и заслуженный артист РСФСР, композитор А. П. Мистюков с благодарностью напомнит ей об этих днях.
Гришу Галкина привезли из Днепропетровска, где в первые дни войны милиция «выловила» его по месту жительства — в трубах городской централи. Еще трех лет мальчик остался без родителей, его воспитали беспризорники, знаком был с финками, драками, кражами. В училище Гриша учился быть сталеваром, в фильме танцевал знаменитого «Гусачка». И это последнее определило его дальнейшую судьбу — до последних лет своей жизни заслуженный работник культуры РСФСР Г. И. Галкин работал балетмейстером вместе с А. П. Мистюковым в ансамбле песни и пляски Липецкого металлургического комбината.