Кардинал Ришелье. Портрет государственного деятеля
Шрифт:
Интуиция подсказывала Ришелье: приближается конец правлению Кончини. Он понимал: в его интересах как можно скорее отдалиться от ненавидимого обществом временщика и сохранить тем самым перспективу на будущее. Если верить воспоминаниям Ришелье, то он пытался обратить внимание Марии Медичи на опасность для спокойствия в государстве чрезмерного влияния маршала д'Анкра. Он утверждал даже, будто просил королеву-мать об отставке. «Я отправился в Лувр, — пишет Ришелье. — В беседе с королевой я настойчиво просил ее позволить Барбену и мне выйти в отставку. Она сказала, что даст ответ через восемь дней (к этому времени в Париж из Нормандии должен был вернуться маршал д'Анкр. — П. Ч.). Это меня остановило…» — с горечью добавляет Ришелье, намекая на развернувшиеся за эти дни события, изменившие его жизнь на долгие годы.
Чувствуя приближение грозы, а быть может, и зная о заговоре, Ришелье пытается сблизиться с тем, кого считал наиболее вероятным кандидатом в правители Франции, — Альбером де Люинем. Он предлагает ему свои услуги в качестве… осведомителя при королеве-матери и ее фаворите. Через своего шурина дю Пон Курле Ришелье передает де Люиню письмо следующего содержания: «Господин де Люсон (т. е. Ришелье. — П. Ч.) вступил в должность государственного секретаря с намерением служить королю, а не какому-либо другому лицу. С крайним неудовольствием он видел, что дела идут из рук вон плохо и что Его Величество не удовлетворен этим. Покойный отец господина де Ришелье с большим усердием и верностью служил предыдущим королям. Если Его Величество пожелает воспользоваться услугами сына и видеть его в числе своих министров, то Вы, месье, будете в курсе всех решений, принимаемых на секретных совещаниях у королевы».
Де Люинь не принял услуг перебежчика и даже не ответил Ришелье, которого в партии короля не без оснований считали ставленником Кончини. Епископу Люсонскому не оставалось ничего другого, как дожидаться дальнейшею развития событий.
Тем временем в Париж вернулся маршал д'Анкр. Он что-то пронюхал о заговоре и намеревался предупредить его. Заговорщики решили не медлить.
24 апреля 1617 г. король встал раньше обычного. На этот день была назначена королевская охота. В церемонии проводов короля должны были участвовать все придворные, в том числе и маршал д'Анкр, который почему-то опаздывал. Ждали выхода короля, но он не появлялся.
Людовик XIII крайне возбужден. Он ждет сигнала, а его все нет. В комнате с королем де Люинь, д'Орнано и де Ботрю. Все заметно нервничают.
Около 10 часов утра в сопровождении свиты из 60 вооруженных дворян на подъемном мосту Лувра появился маршал д'Анкр. Внезапно навстречу ему вышел капитан мушкетеров де Витри и, подойдя вплотную, твердо произнес: «Именем короля, Вы арестованы!»
«Я?» — упавшим голосом воскликнул Кончини и отпрянул назад, к своей охране. В этот момент из-за спины де Витри вышли четыре человека с пистолетами и одновременно выстрелили прямо в лицо Кончини. Итальянец упал как подкошенный. Кое-кто из свиты Кончини выхватил шпагу и изготовился к бою, но де Витри, поставив ногу на тело маршала д'Анкра, грозно заявил: «Месье, я действовал по приказу короля!» При этих словах охрана поверженного властителя поспешила скрыться.
Услышав выстрелы, Людовик XIII отправил д'Орнано к месту происшествия. Через несколько минут тот вернулся и коротко сказал: «Сделано». Король тотчас же спустился в зал, выходивший окнами во двор. Д'Орнано поднял Людовика XIII и поставил его на подоконник. Де Витри и несколько десятков его единомышленников, вышедших из своего укрытия, собрались перед окном и непрестанно кричали: «Да здравствует король!»
Юный король был возбужден не менее заговорщиков. «Большое спасибо! Большое спасибо всем! — кричал Людовик XIII. — С этого часа я король! Пусть пошлют за старыми служителями моего отца и бывшими членами Совета. Я хочу управлять с их помощью». На поиски «барбснов» отправили камердинеров.
Спустя некоторое время Людовик XIII лично приветствовал изумленных соратников Генриха IV — Виллеруа. Жаннена, Ломени и Поншартрена. Он обнял Виллеруа, сказав, что Господу было угодно освободить его от маршала д'Анкра и что теперь он возвращает бывшего государственного секретаря и его коллег на их посты.
Любопытна реакция на убийство Кончини той, кто был игрушкой в его руках в течение семи лет. Мария Медичи не обнаружила ни гнева, ни грусти, ни жалости. «Пусть мне более никогда не говорят об этих людях (о супругах Кончини. — П. Ч.), — заявила королева-мать. — Я их предупреждала. Они должны были уехать в Италию…»
Еще удивительнее поведение маршальши д'Анкр — Леоноры Галигай, в одночасье потерявшей все надежды на будущее. Назвав покойного мужа «спесивым безумцем» и напомнив, что неоднократно предлагала ему покинуть эту страну, вдова добавила: «Если он убит, значит, это угодно королю». Столь же безучастно отнеслась Леонора Галигай и к вторжению в ее дом мушкетеров де Витри, изъявших все ценности. Она лишь с мрачной усмешкой наблюдала за тем, как они заталкивали куда попало ее шелковые чулки.
Вот как описывает Ришелье первые впечатления о перевороте: «Когда произошел этот инцидент, я находился у одного из ректоров Сорбонны… Я был крайне поражен, я даже не предполагал, что в окружении короля могут найтись решительные люди, способные на такое дело». Такой дальновидный человек — и не предполагал? Трудно поверить. Ненависть к Кончини была всеобщей, все только и надеялись избавиться от него поскорее. В чем Ришелье действительно просчитался, так это в недооценке юного короля и его окружения. Он сделал слишком откровенную ставку на королеву-мать и ее фаворита.
Но вернемся к воспоминаниям Ришелье, относящимся к 24 апреля 1617 г. и последующим дням.
Узнав о происшедшем, государственный секретарь поспешил в Лувр, где обнаружил своих коллег Барбена и Манго в полной растерянности. Они не рисковали выходить из покоев Марии Медичи, в страхе ожидая решения своей участи. Королева-мать сама находилась в состоянии, близком к обморочному. Она не могла не понимать, что ее доселе не ограниченному правлению пришел конец. На призывы о помощи, обращенные к ней тремя ее соратниками, она ответила, что попытается спасти хотя бы Барбена, что же касается Манго и Ришелье, то она ничего не может твердо обещать. Потом сообща решили, что к королю отправится Ришелье.
Епископ Люсонский в своей лиловой сутане появился в большой галерее Лувра, до предела заполненной придворными. Вышедшего в галерею Людовика XIII едва не раздавили; гвардейцам пришлось поднять короля и поставить на бильярд, откуда он мог общаться с устремившимися к нему куртизанами, жадно ловившими его взгляд. Ришелье стоило неимоверных усилий протиснуться поближе к бильярду и коротко переговорить с королем. Современники по-разному описывают эту встречу.
Сам Ришелье утверждает, будто король первым начал разговор и был настроен дружелюбно. «Он (Людовик XIII. — П. Ч.) подозвал меня и сказал, что ему известно, что я не давал дурных советов маршалу д'Анкру, что я всегда любил его (короля. — П. Ч.) — он употребил именно эти слова — и всегда защищал его интересы и, принимая это во внимание, он намерен обойтись со мной по-доброму». Далее, если верить Ришелье, в разговор вмешался находившийся рядом де Люинь, подтвердивший, что государственный секретарь всегда подавал королеве-матери и Кончини только благоразумные советы и даже нередко ссорился с маршалом, отстаивая интересы Его Величества. Беседа, как утверждает Ришелье, закончилась тем, что ему предложили остаться на своем посту. Когда же он якобы попытался замолвить слово за Барбена и Манго, то его не стали слушать. «Я был единственным, на кого обратил внимание де Люинь, так как он предложил мне остаться в Совете с сохранением жалованья», — завершает свой рассказ Ришелье.
Существуют и другие описания этой беседы в галерее Лувра. Некий де Бриенн утверждал, что «епископ Люсонский, по-видимому, получил приказ подать в отставку». Большинство биографов Ришелье разделяют данное мнение. Людовику XIII приписывают фразу, которую он якобы произнес, увидев рядом с собой епископа Люсонского: «Итак, Люсон. наконец-то я избавился от Вашей тирании». И в ответ на обращенные к нему сетования Ришелье, пытавшегося получить объяснение, король нетерпеливо и резко добавил: «Уходите! Уходите! Убирайтесь отсюда!»