Кардинал Ришелье. Портрет государственного деятеля
Шрифт:
Капуцин прекрасно знает епископа Люсонского. Менее всего он склонен поверить в его покорность судьбе. Но он высоко ставит его способности и верит в его предназначение. Именно поэтому он станет одним из самых ревностных ходатаев Ришелье перед королем. Пока же отец Жозеф советует епископу запастись терпением. Чего-чего, а терпения Ришелье не занимать.
Из своего уединения епископ Люсонский внимательно следил за развитием событий в столице. Из писем друзей он смог составить себе представление о расстановке сил в Королевском совете, где «барбоны», непрерывно ссорившиеся друг с другом, были оттеснены де Люинем и его ставленниками.
Ришелье не без удовлетворения узнал, что некоторые его внешнеполитические начинания были продолжены Прежде всего это касалось французского участия в мирном урегулировании проблем Северной Италии. Представители
Достижение мирного соглашения в Италии стало последним делом ветерана французской дипломатии Виллеруа. 12 ноября 1617 г. он умер, после чего де Люинь поспешил прибрать к рукам не только внутреннюю, но и внешнюю политику.
Фаворит явно шел по стопам Кончини. Королевского совета и наместничества в Нормандии ему уже мало. Он требует себе титул герцога и пэра, губернаторство Иль-де-Франс, орден Св. Духа и множество других наград и привилегий. Вместе с двумя братьями де Люинь устроился в роскошных апартаментах Лувра. И вот он уже домогается руки принцессы крови мадемуазель де Вандом — внебрачной дочери Генриха IV и Габриэль д'Эстре, сводной сестры Людовика XIII. Намечавшийся брак расстроился, и 40-летний де Люинь в утешение получил мадемуазель де Монбазон — дочь герцога де Роана, богатейшую невесту Франции и к тому же поразительную красавицу. Людовик XIII лично от себя подарил молодоженам 500 тысяч ливров. Двор с интересом и завистью наблюдал за быстрым возвышением королевского сокольничего, у которого заслуг было ничуть не больше, чем у маршала д'Анкра.
Полностью подчинив своей воле слабохарактерного Людовика XIII, герцог де Люинь управлял государством по своему усмотрению. Он перестал считаться не только с министрами, но и с членами королевской семьи, что вызывало растущее раздражение принцев. Возможно, по совету своих наиболее дальновидных приближенных де Люинь принял решение созвать ассамблею нотаблей [11] . Правда, он добился того, чтобы ассамблея была как можно менее представительной: 13 делегатов от духовенства, 16 — от дворянства и 25 — от третьего сословия. К тому же собралась она не в Париже, а в Руане, который Люинь пышно назвал по этому случаю «второй столицей» Франции. Дело в том, что Руан — административный центр Нормандии, губернатором которой являлся де Люинь.
11
Королевская власть время ст времени прибегала к созыву ассамблей нотаблей — узкого круга видных представителем всех трех сословий — для одобрения того или иного правительственного тана с целью его более успешного осуществления.
Ассамблея работала три месяца, по истечении которых Людовику XIII были переданы ее наказы, предусматривавшие некоторые административно-финансовые реформы, в том числе реорганизацию Королевского совета, отмену злополучной полетты, сокращение числа и размеров пенсий. Король обещал внимательно изучить предложения делегатов-нотаблей и в скором времени дать «искренний и благосклонный ответ». Увы, как и в 1615 году, королевское обещание осталось невыполненным.
Осенью 1617 года Ришелье представился случай напомнить о себе. Еще в августе новый духовник короля иезуит Арну, сменивший на этом посту отца Коттона, на проповеди в Фонтенбло открыто обвинил протестантов в сознательном искажении текста Священного писания. Это обвинение, повторенное в последующих проповедях отца Арну, вызвало сильнейшее возмущение у духовных лидеров гугенотов. Четверо наиболее влиятельных протестантских пасторов составили послание королю, озаглавленное «Защита исповедания реформированных церквей Франции от обвинений сьера Арну, иезуита». Начавшийся после этого оживленный теологический спор привлек внимание докторов богословия Сорбонны, парижского парламента и даже двора. Вновь, как и полстолетия назад, был поднят вопрос о возможности сосуществования двух религий во Франции.
Волна разгоравшейся полемики докатилась и до тихого приорства Куссей. Наконец-то у епископа Люсонского появилась возможность отличиться. Благо, он чувствовал себя достаточно подготовленным для того, чтобы вступить в борьбу. Три месяца он провел за письменным столом, и в результате из-под его пера вышел солидный труд объемом 250 страниц, озаглавленный «Основы вероучения католической церкви, защищаемые от сочинения, адресованного королю четырьмя пасторами так называемой реформированной церкви». Аргументированная защита устоев католицизма сочеталась у епископа Люсонского с умело построенной критикой французского протестантизма. Особое беспокойство у автора вызывали антигосударственные действия лютеран и кальвинистов. Ришелье заявлял, что выступает против Реформации прежде всего по той причине, что она «разрушила прекрасный идеал единства, сформулированный и осуществленный в средние века…» Полемизируя с высказыванием Лютера «Мы свободны от всяких законов», епископ подчеркивает, что эта мысль «открывает дорогу неповиновению, учит презрению к власти и церкви, к королям и судебным властям, попранию законов, внушая каждому, что нет таких законов, которые совесть обязывала бы выполнять». Вместе с тем в обращении к королю, умело вставленном в текст сочинения, Ришелье призывает к политической терпимости и благоразумию. «…Зачастую, — пишет он, — сильнодействующие лекарства способны ухудшить положение душевнобольных». Он советует «христианнейшему» государю утверждать «мир и покой в своем государстве». Автор «Основ вероучения…» показал себя не только незаурядным теологом, но и зрелым политиком.
По завершении трактата епископ Люсонский занялся хлопотами по его публикации. Первое издание вышло в Пуатье в самом конце 1617 года, а в 1618 году, получив соответствующее разрешение, Ришелье публикует сочинение в Париже.
Успех превзошел все ожидания. Коллеги-прелаты поздравляют счастливого автора. Однако очень скоро Ришелье убеждается, что такое признание далеко не всем пришлось по душе. «Чем больше славы принесет мне это сочинение, тем больше будет у меня врагов», — с грустью констатировал он. Действительно, шум, произведенный сочинением опального епископа, лишь усилил недоверие к нему со стороны де Люиня и его партии. Зачем епископ взялся за перо? Почему не сидит тихо, как ему было предписано? Какую пользу хочет извлечь? Эти и другие вопросы задавал себе правитель и находил лишь один ответ, недалекий от истины. Ришелье явно желал привлечь к себе внимание и постараться выбраться из провинциальной глуши. Люиню показалось подозрительным даже то, что епископ проживает не в Люсоне, а в Куссее, расположенном недалеко от Блуа — местонахождении королевы-матери.
Последовал категорический приказ: епископ должен немедленно вернуться в Люсон и приступить к своим непосредственным обязанностям. Всесильный фаворит заподозрил и родственников епископа. Маркиз Анри де Ришелье, старший брат, и шурин дю Пон Курле получили повеление покинуть двор и выехать из Парижа в свои фамильные владения.
В это время была раскрыта тайная переписка, впрочем, вполне безобидная, между королевой-матерью и несчастным Барбеном, ожидавшим в Бастилии судебного процесса. Хотя Ришелье не имел к ней никакого отношения, его тем не менее обвинили в подготовке заговора. Епископ едва успел перебраться в Люсон, как 16 апреля 1618 г. его настиг новый удар: приказано отправиться в ссылку в Авиньон. Такие же приказы получили маркиз де Ришелье и дю Пон Курле. «Я не был удивлен, получив эту депешу, — вспоминал Ришелье, — так как низость правителей в любой момент могла преподнести мне любую несправедливость, варварство и неразумное отношение».
В тот же день Ришелье написал письмо Людовику XIII, в котором уведомлял его: «Сир, я уезжаю послезавтра в точном соответствии с приказанием, согласно которому Вашему Величеству угодно было отправить меня в Авиньон». Он пытается отвести возводимые на него обвинения, хотя и понимает тщетность усилий: те, кто устроил ему новую ссылку, менее всего будут склонны принимать любые его объяснения. Отъезд из Люсона был столь поспешным, что епископ не отслужил даже пасхальной мессы. Запоздалая весна растянула его путешествие на целых три недели.
К приезду епископа в Авиньон его секретарь Ле Масль снял для своего господина у каноника местного собора Сен-Пьер-д'Авиньон Жака де Бомона небольшой дом за 700 ливров. В этом доме, расположенном в тихом квартале папского города, и разместились довольно уютно епископ Люсонский, его секретарь, брат, шурин, а также несколько слуг. «Большим утешением было то, — вспоминал Ришелье. — что нас не разлучили, хотя наши враги не сделали этого лишь потому, что хотели наблюдать за нами одновременно».