Кардинал Ришелье. Портрет государственного деятеля
Шрифт:
Операция в Савойе была успешной, но по ее окончании король неожиданно заболел и вынужден был вернуться в Лион, где в это время находился двор. Ришелье изредка навещал его, с тревогой наблюдая неутомимую деятельность своих недругов. В дополнение ко всему в первых числах сентября у Людовика XIII началась еще и дизентерия, протекавшая в крайне тяжелой форме. Организм короля был истощен до предела, и доктора уже не оставляли никаких надежд на благополучный исход. Людовик XIII исповедался, принял причастие и приготовился к смерти. Все ждали неминуемой развязки. Придворные спешили опередить друг друга в изъявлении чувств Гастону Орлеанскому. Анна Австрийская дала знать Гастону, что готова стать его женой и тем самым узаконить его права на престол.
Вместе с Марией Медичи Анна Австрийская пытается получить от умирающего короля согласие на отставку Ришелье, находившегося в это время в действующей армии в Пьемонте.
29 сентября наступил кризис, король почти не приходит в сознание. Ришелье пока ничего не знает о том, какая опасность нависла над его головой. Мария Медичи распорядилась не сообщать кардиналу о состоянии здоровья короля. Она поручила также капитану королевских мушкетеров де Гревилю сразу же после смерти короля арестовать Ришелье или собственноручно застрелить в случае, если он окажет сопротивление. Правда, Монморанси послал кардиналу письмо, в котором обрисовал обстановку в Лионе и посоветовал куда-нибудь скрыться; он не верил, что Гастон выполнит завещание своего брата относительно Ришелье. Монморанси предлагает Ришелье временное убежище в одном из своих владений в Лангедоке. Пока его письмо дойдет до адресата, события в Лионе получат совершенно неожиданное развитие.
30 сентября во второй половине дня самочувствие короля внезапно улучшилось, температура спала. Произошло одно из редких в этой жизни чудес: обреченный больной возрождался к жизни.
Спасен был и кардинал Ришелье, узнавший наконец, что и его жизнь висела на волоске в эти последние сентябрьские дни 1630 года. Он немедленно поспешил в Лион и застал короля еще в постели. «Не знаю, жив я или мертв, настолько сам не свой после того, как видел сегодня утром нашего великого и праведного короля… — писал Ришелье графу де Шомбергу. — Признаюсь Вам, некоторые заявления докторов внушили мне столь невыносимый страх, что все еще не могу от него избавиться». Людовик XIII был еще очень слаб, но все поняли, что он выжил, а значит, выжил и Ришелье.
Внешне отношения кардинала с Марией Медичи как будто не изменились, разве что их реже видели вместе. Но это была лишь видимость, скрывавшая напряженную, ни на один момент не прекращавшуюся борьбу. Ришелье теперь все неохотнее расставался с королем, хотя даже в самый критический момент Людовик XIII доказал безусловную верность союзу с кардиналом и полную поддержку его политики.
Осенью 1630 года после успешного окончания итальянского похода Ришелье вернулся в Париж и понял, что ему предстоит новая схватка с Марией Медичи. Вот что он писал о тогдашних отношениях с королевой-матерью: «Я — ее ставленник. Это она возвысила меня, открыла путь к власти, даровала мне аббатства и бенефиции, благодаря которым из бедности я шагнул в богатство. Она убеждена, что всем я обязан ей, что она вправе требовать от меня абсолютного повиновения и что у меня не может быть иной воли, кроме ее собственной- Она не в состоянии понять, что с того самого дня, когда она поставила меня у штурвала корабля, я стал ответствен только перед Господом Богом и королем— Душой и умом она тяготеет исключительно к католической политике. Для нее безразлично, что Франция была бы унижена. Она не может примириться с тем, что, сражаясь с протестантизмом внутри страны, я в то же время поддерживаю союз с ним за ее пределами… У нее претензии женщины и матери: я помешал ей передать Монсеньеру (Гастону Орлеанскому. — П. Ч.), который, увы, возможно, унаследует трон, право на управление Бургундией и Шампанью. Я не могу допустить, чтобы охрана наших границ попала в столь слабые руки. Она считает меня врагом ее дочерей на том основании, что одну из них я выдал замуж за протестантского государя (Карла I Английского), а с мужьями двух других — королем Испании и герцогом Савойским — нахожусь в состоянии войны. Все разделяет нас, и это навсегда. Будущее зависит только от воли короля», — завершал свою исповедь Ришелье.
Он узнает, что в Военном совете против него интригуют маршалы Луи де Марильяк (брат канцлера), Бассомпьер и герцог Гиз, пытающиеся исподволь склонить короля к необходимости отставки кардинала. Трудно сказать, на что они рассчитывали после побед, одержанных. Ришелье над Ларошелью, в Лангедоке и Северной Италии, после драматических событий сентября 1630 года, из которых он вышел победителем. Тем не менее они строили всевозможные планы устранения Ришелье. Разногласия между ними возникли только относительно дальнейшей судьбы кардинала. Марильяк настаивал на убийстве, изъявив готовность лично прикончить Ришелье; Бассомпьер (высказался за пожизненное заключение в Бастилии или в Венсеннском замке; герцог Гиз предлагал отправить кардинала в ссылку. Ненависть к Ришелье объединила и не любивших друг друга королев — Марию Медичи и Анну Австрийскую. Все они дружно внушали Людовику XIII, что и он, и Франция прекрасно обойдутся без услуг кардинала, вознамерившегося погубить королевскую семью и католическое дело.
Ришелье должен был сохранять постоянную бдительность, проявляя максимум осторожности. Он избрал единственно правильную, как показали последующие события, линию поведения. В то время как его противники раздражали короля непрерывными, подчас совершенно нелепыми нападками на первого министра, он и в общении с ними, и в разговорах с Людовиком XIII демонстрировал полную лояльность, всем своим видом показывая, что держит слово, данное 21 ноября 1629 г. Пусть король сам решит, кто возмутитель спокойствия и интриган. В то же время Ришелье не мог не думать о путях возможного отступления в случае своего поражения. Перед ним было две возможности: бежать в Авиньон под защиту папы или принять приглашение герцога де Монморанси и укрыться до лучших времен в Лангедоке.
В последних числах октября 1630 года во время одной из бесед король, как вспоминает Ришелье, неожиданно признался ему, что королева-мать при всякой встрече порочит кардинала и он не знает, что с этим поделать. Ришелье поблагодарил короля за доверие и постарался успокоить, опять-таки воздержавшись от какого-либо осуждения Марии Медичи. С одной стороны, он мог быть удовлетворен тем, что пользуется неизменной поддержкой Людовика XIII, с другой же — понял, что необходимо положить конец непрекращающимся нападкам на него, но сделать это надо так, чтобы навсегда отбить у своих противников охоту интриговать против него. Вновь — уже в который раз — Ришелье ставил на карту не только свою карьеру, но и жизнь.
Ему известно: в определенные дни Людовик XIII регулярно посещает Марию Медичи в принадлежащем ей Люксембургском дворце. Несмотря на все, что произошло между ними за последние 16 лет, с тех пор как Людовик стал править самостоятельно, сыновние чувства не угасли в нем окончательно. В этом видел Ришелье угрозу своему благополучию.
10 ноября 1630 г. король, как обычно, отправился к матери, и Ришелье решил действовать. Он знает: Мария Медичи приказывает слугам не принимать кардинала, когда у нее Людовик XIII. Вот и на этот раз двери ее дома закрыты. Но Ришелье хорошо знает все ходы и выходы Люксембургского дворца и проникает в дом известным ему потайным ходом через часовню.
Когда он без стука появился в кабинете королевы-матери, разговор между Марией Медичи и Людовиком XIII. по всей видимости, достиг наивысшего накала. Король сидел в кресле совершенно подавленный, а королева, раскрасневшаяся от возбуждения, стояла перед ним и что-то горячо доказывала, энергично жестикулируя, как это умеют делать только итальянцы. Сам Ришелье довольно скупо описал то, что произошло в кабинете, ограничившись замечанием, что он «позволил себе прийти оправдаться». Поэтому воспользуемся описанием отцаиезуита А. Гриффе в его книге «История правления Людовика XIII, короля Франции и Наварры», опубликованной в 1768 году.
Войдя в кабинет королевы-матери. Ришелье сразу же заявил: «Я знаю, Вы говорили обо мне. Не так ли, мадам?» Королева была настолько потрясена неожиданным появлением кардинала, что в первое мгновение лишилась дара речи, затем коротко бросила: «Вовсе нет». Однако нахлынувшие чувства настолько овладели ею, что она была уже не в состоянии справиться с собой: «Ну да, мы говорили о Вас как о самом неблагодарном и дурном человеке». Словно обрадовавшись выпавшей ей возможности, Мария Медичи спешила высказать все, что накопилось на душе против Ришелье. Ее речь становилась все более бессвязной. Она уже не считалась с присутствием короля, который смотрел на свою мать со смешанным чувством изумления и страха. А королева продолжала бросать в лицо Ришелье все новые и новые обвинения, одно другого нелепее. Он, дескать, вознамерился устранить короля и посадить на трон Гастона Орлеанского, насильно женив его на своей племяннице. Он же распространяет слухи, будто Людовик XIII — незаконный сын Генриха IV и потому занимает престол не по праву, ну и в том же духе… Обвинениям, казалось, не будет конца. Наконец Мария Медичи в изнеможении упала в кресло. Переведя дух, уже тихим и оттого еще более угрожающим тоном она категорично заявила, что король должен сделать выбор между своей матерью, только и помышляющей о благе старшего сына и доверенного ему государства, и кардиналом Ришелье, этой ядовитой змеей, который воспользовался ее и сына доверчивостью. Она не переступит порога зала заседаний Королевского совета, пока там будет Ришелье.