Карельский блицкриг
Шрифт:
– Вы говорите о японцах, сэр?
– И не только о них. Необходимо будет нанести удар по южному подбрюшью русских в районе Памира и Туркмении с территории Афганистана. Там есть много желающих попробовать на прочность русскую границу. Ну и конечно в этом деле не обойтись без японцев. После того как им дали по рукам в Монголии они стали ещё злее и я очень надеюсь, что мы сможем убедить их в третий раз скрестить свои мечи с русским штыком. Русские говорят, что господь бог любит Троицу - на лице Чемберлена появилось подобие улыбки.
– Где им это лучше сделать?
– Я думаю, что лучше всего им
– Отлично. Значит, японцы за вами. Дорабатывайте детали своей 'Божественной комедии', а я займусь обеспечением её дипломатической поддержки.
Получив приказ от премьера, работники британского МИДА с Форин Офис принялись за дело с утроенной силой. Многие из них подобно Чемберлену расценивали советско-германский договор как личное оскорбление и не жалели ни сил, не времени для своей духовной реабилитации.
В Хельсинки, Стамбуле и Тегеране шли интенсивные переговоры между Англией и местными властями о вовлечении их в войну против СССР. В ход шли всевозможные обещания и посулы, оказывалось прямое и скрытое давление на лидеров трех стран и их окружение. Почти каждый день в Лондон шли отчеты и доклады о проделанной работе, а в ответ дипломаты получали новые инструкции и циркуляры.
Когда министр иностранных дел принес доклад Чемберлену о результатах первых недель, выяснилась довольно необычная картина. Флегматичные финны вспыхнули и загорелись гораздо быстрее и ярче, чем горячие и темпераментные южане.
В отличие от северян с готовностью веривших джентльменам на слово, несмотря на трагическую судьбу Польши, турки и персы не торопились встать под знамена высокой Европы. Они не просто торговались, пытаясь получить для себя дополнительные выгоды. Имея свои обиды на русских, они не хотели выступать застрельщиками в предстоящей войне.
И Стамбул, и Тегеран были готовы присоединиться к большим европейцам, сразу после того как финны добьются успехов на севере, а британская и французская авиация сотрет с лица земли Баку и Батуми. Это была их твердая позиция и как господа дипломаты не нажимали на них, южане твердо стояли на своих позициях.
Аналогичное положение было и с японцами. Эти азиаты любезно улыбались, жали руки и были полностью согласны с намерениями европейцев наказать Сталина, но не спешили сомкнуть свои ряды с ними. Японский военный атташе рассыпался в благодарности за идею нападения на Хабаровск, обещал известить свое правительство, но дальше никаких действий не последовало. Токио, как и южане, занял выжидательную позицию, не спеша брать на себя какие-либо обязательства.
Единственно кто открыто изъявил готовность ударить по русским, были остатки банд басмачей, нашедших приют в Афганистане. Получив богатые подарки, они охотно согласились перейти границу и пустить Советам 'красного петуха', но одних их было мало для реализации громадных планов Чемберлена и Айронсайда.
Басмачи и поддерживающие их племенные вожди были оставлены про запас и все свои силы, британские дипломаты бросили на финнов, которые загорелись, буквально с одной спички.
Идея новой войны с русскими вместе с остальным свободным миром, полностью захлестнула умы 'горячих финских парней' заседающих в высоких правительственных креслах. Чувствуя поддержку локтя 'большого брата' они были готовы свернуть горы и шагнуть на восток так далеко, насколько это им позволяла, длина ног и крепость сапог.
Настроение было бодрое, задиристое и в этом, в определенной мере была виновата Москва. Это она плескала масло на горячие угли финского костра, предлагая Хельсинки заключить договор по укреплению безопасности в Финском заливе. И чем больше она это делала, тем сильнее становилась уверенность правителей Суоми, что они идут по правильному пути.
Твердость и бескомпромиссность позиции Финляндии в полном блеске показала себя на октябрьских переговорах в Москве, куда она была приглашена по приглашению Молотова для обсуждения актуальных вопросов советско-финских отношений.
Глава IV. Ах, Понтий Пилат, умыть руки ты рад.
Суровые хмурые тучи висели над Москвой все время пока в Кремле шли переговоры с финской правительственной делегацией. Холодно и неуютно было в столице Страны Советов но, несмотря на осеннюю непогоду, в душах посланников Суоми постоянно светило яркое солнце.
Да и как ему было не светиться, если это был долгожданный момент торжества и исторической справедливости для маленького, но свободолюбивого народа.
Долгое время страна озер и лесов, полученная в качестве военного приза от шведского королевства находилась под властью русского царя, именуясь великим княжеством Финляндским. Его жители не платили налогов, не служили в армии, имели местное самоуправление и даже выпускали собственные деньги и почтовые марки. Последние вызывали злое недовольство у императора Александра III, но он ничего не мог поделать, эти права были оговорены финской конституцией.
Подобных вольностей не имела не только ни одна провинция русской империи, но даже не одна провинция просвещенной Европы на всем протяжении 19 и в начале 20 века. Для них о такой привилегированной жизни можно было только мечтать, однако угнетенные и порабощенные русским царизмом финны хотели большего.
Только полная свобода была нужна славным детям севера, чью славную столицу Хельсинки оккупанты именовали Гельсингфорсом, а их самих чухонцами. Пепел Клааса гулко и яростно стучал в сердцах пылких финских парней, и они самозабвенно ждали момента, который появиться возможность освободить светлоокую Деву Финляндии из лап страшного русского медведя.
Терпеливым и настойчивым людям всегда везет, повезло и финнам. После столетнего ожидания, дети лесов и озер получили благосклонность от госпожи Фортуны, да ещё какую. Словно извиняясь за свое прежнее невнимание к этой далекой стране, она высыпала на Финляндию из своего знаменитого рога изобилия целую охапку всевозможного счастья.