Карельский блицкриг
Шрифт:
– Да, экселенц.
– Так какого черта вы затеяли войну, будучи не готовы к ней!?
– маршальский бас разлетелся по всему кабинету, подавляя у стоящих перед ним военных всякую волю к диалогу.
– Что молчите? Я вас спрашиваю!
– План предстоящей войны был принять совместной комиссией с представителями британского и французского генерального штаба - наконец выдавил из себя один из штабистов.
– Мне стыдно за вас, Манфред. Как вы могли пойти на поводу у этих людей и изменить мой план им в угоду?! Как!?
– с горечью воскликнул маршал.
– Как было можно превратить нашу армию из положения ладьи или слона в простую разменную пешку!? Ведь мы должны были напасть на Россию тогда, когда все её силы будут раздроблены по разным углам, а не тогда, когда они собраны в единый кулак и могут так ударить, что размажут всю нашу армию как комара!
– Нас попросил об этом господин президент - с трудом выдавил из себя военный и тотчас получил в ответ гневную отповедь.
– С каких пор политики стали учить военных как им воевать!? Хорошо они далекие от стратегии люди, но вы, офицерская кость, вы же прекрасно понимаете, что по плану господ союзников наша армия отдается на заклание русским. Точно также как до этого ими были отданы немцам чехи и поляки.
– Вы говорите, так как будто наша армия разбита, и русские вот-вот войдут в Хельсинки, а это не так. Наши войска вместе с отрядами 'Кайселите' достойно держат удар - рискнул возразить маршалу полковник и был моментально им растоптан.
– Наша армия должна благодарить бога за то, что Россия многонациональная страна и воюют против нас многонациональная армия. Мне трудно представить, что было бы, если против нас воевали дивизии, составленные из выходцев с русского Севера. Которые также как и мы привычны к этому климату. Также как и мы, хорошо знают местность, где предстоит воевать. Хорошо экипированы и вооружены и кроме того имеют свои старые счеты. Вот эти давно бы вышли через Лапландию к Ботническому заливу и обошли наши укрепления на перешейке со стороны Ладоги.
Сказано было громко и безапелляционно, подобно хлесткой пощечине, что дает матерый ветеран зарвавшемуся юнцу.
Получив плюху, полковник покрылся красными пятнами и понуро опустил голову, но своей речью, маршал исчерпал запас своего гнева и молний. Дав волю чувствам в отношении бестолковых подчиненных, он успокоился. Ему предстояло работать с ними, ради спасения республики. Строить планы, разгадывать намерения противника и пытаться переиграть его.
От первоначального плана нанесения удара русским в районе восточной Карелии и выходом к Архангельску пришлось отказаться. Не наступай русские на дальнем севере и в Лапландии, финны бы смогли не только остановить наступление врага в Карелии, но и при хорошем исходе дела потеснить его. Местные условия исключали создание сплошной и непрерывной линии фронта, давая возможность обходить фланги противника и атаковать его с тыла.
Однако угрожающее положение северных провинций заставляло маршала дробить свои скромные резервы, бросать их на помощь терпящим бедствие войскам.
Единая и крепкая армия расползалась подобно кафтану из знаменитой басни, угрожая в скором времени треснуть пополам.
Положение было сложным, но прорабатывая различные варианты, Маннергейм пришел к необычному выводу. Для эффективной борьбы с русскими нужно было провести свое контрнаступление.
Его предложение вызвало бурю удивления, но старый маршал твердо стоял на своем.
– Читая ваши сводки и докладные записки, - он пренебрежительно ткнул пальцем в папку с бумагами для доклада, - можно сделать два вывода. Первый - натиск русских войск в Карелии и на перешейке, по тем или иным причинам ослаб. Они приостановили свое наступление и подтягивают отставшие тылы. Второе - дух наших солдат не сломлен, но сильно поколеблен. Все это вместе вынуждает нас к проведению контрнаступления против русских.
Маннергейм сделал паузу, давая своим словам возможность дойти до сознания своих генералов, а затем продолжил.
– Численность наших войск позволяют нам провести только два контрнаступления. В районе нашей оборонительной линии на перешейке и в восточной Карелии. Для перегруппировки войск и подтягивание тылов, в условиях нашей зимы и бездорожья, русским потребуется максимум две недели. Будь моя воля, я приказал наступать завтра, стремясь добиться максимального результата, но я реалист. У генерала Эстермана и командующего IV корпусом генерала Хейсканена есть ровно четыре дня для того, чтобы подготовить войска к контрнаступлению. Если мы этого не сделаем, боюсь, что на шестой день, русские возобновят свое наступление, если не на перешейке, то в Карелии точно.
– Но войска генерала Хейсканена сильно измотаны и вряд ли смогут нанести врагу полноценный удар - возразил маршалу помощник начальника оперативного отдела.
– Добавьте к тому, что мы собирались дать генералу, полк из состава тех сил, что планировалось отправить в Лапландию. Также посмотрите, что можно будет взять у Эстермана. Судя по всему, русские надолго встали в районе Карелы и это надо использовать.
– Этими распоряжениями вы бросаете нашу лапландскую группировку на растерзание врагу - с ужасом проговорил полковник, но его слова остались пустым звуком для маршала.
– Согласно донесениям генерал-майора Туомпо, в Лапландии дела у русских идут не особенно удачно. Отправьте вместо изъятых мною войск отряды самообороны. Думаю, этого будет достаточно, чтобы заставить их окончательно остановиться.
– Однако и этих сил Хейсканену не хватит для нанесения полноценного удара - продолжал гнуть свою линию полковник.
– Пусть он нанесет удар в три четверти, в полсилы, в конце концов, но нанесет его, - разозлился маршал.
– Вместо того чтобы заниматься различными арифметическими подсчетами и делать на их основе умные выводы, лучше бы вы брали пример с таких людей как полковник Талвела. В отличие от вас он не составляет расчеты соотношения наших сил и сил противника, а готов драться с ним малыми силами. Не имея сил, он ищет возможности для решения задачи, тогда как вы ищите причины, позволяющие не заниматься её решением. Если такова ваша позиция, то я буду вынужден отправить вас в отставку и назначить на ваше место другого человека.
– Как вам будет, угодно, господин командующий - с трудом проговорил бедный полковник, для которого слова маршала были сходны с похоронным звоном.
Несчастный штабист побелел, от горя у него потемнело в глазах, но Маннергейм не обратил на это никакого внимания. Реалист до мозга костей, он мало интересовался эмоциями своих подчиненных. Главное для него была боевая задача, которую следовало решить, а остальное было для него неважным.
– Господа генералы. Задача вам поставлена и объяснена. Прошу приступить к её исполнению - в голосе маршала зазвучали раскаты боевых труб, противиться которым было невозможно.