Карета прошлого
Шрифт:
Впервые солдаты посмотрели на камень другими глазами.
Оказалось, что, кроме стратегических качеств, камень таил в себе качества не стратегические, но дорогие каждому солдатскому сердцу: нежность, теплоту и волнующую красоту линий. Глядя на него, не возникало даже мысли о том, что его можно швырнуть кому-то в голову, а, наоборот, хотелось склонить перед ним собственную голову и задуматься... Неважно, о чем... Может быть, о чем-то совсем не военном...
Не зря, оказывается, камень таил в себе тысячелетнюю мечту о жизни... Его мечта осуществилась, когда из него высекли
"Жена солдата", очень мало похожая на чью-то возможную жену, была первым гениальным произведением скульптурного творчества (если не считать упомянутый памятник камню, который был не гениальным, а устрашающим). Солдаты в массовом порядке высекали из камня своих жен и невест, расходуя на это стратегические боевые запасы.
Когда говорят пушки, музы молчат. Но когда музы заговорят, тут уже приходится замолчать пушкам.
Какой-то солдат, удачно вернувшийся из очередной тысячелетней войны, выстроил себе из камня дом и перевез в него семью из пещеры. Дом был просторным, но в нем было тесно от гостей, которые засиживались допоздна, не желая возвращаться в свои пещеры.
Рядом с первым каменным домом вырос второй, третий - и вот уже целый город устремляется к небесам, и до чего же он не похож на первобытный пещерный город!
Каменные жернова перемалывают зерно, каменные орудия помогают совершенствовать производство, каменные скульптуры не дают душе превратиться в камень... Каменный век! Удивительный, сказочный, волшебный каменный век!
Не тот каменный век, который душу делает каменной, а тот, который в камне рождает душу.
А куда девать эти горы оружия, эти пирамиды оружия? В них бы замуровать фараонов всех будущих войн, но дверей в пирамидах нет, и фараоны войн остаются на свободе. Сколько они крови прольют! Впереди еще вся история. История камня, история бронзы, железа...
И самая трудная история - человеческая...
СКАЗАНИЕ О ГИЛЬГАМЕШЕ
Дикий человек Энкиду, ты пасся вместе с газелями и воду пил вместе с волками, и сам ты был, как зверь, в клыках и шерсти, и ничего ты не видел, и ничего ты не знал, пока не встретился с Гильгамешем, Все Видавшим.
Он видел все, кроме кедровой рощи, которую охраняло чудовище Хувава, и он сказал тебе:
– Пойдем, Энкиду, вырубим эти кедры.
И ты согласился, Энкиду, потому что ты был дикий человек, потому что никогда за всю жизнь ты не срубил ни одного кедра.
Вы вырубили все кедры до одного, и роща перестала быть рощей, а страшное чудовище Хувава сидело на каком-то стволе и плакало, потому что ему было жаль этих кедров. Потом оно стало собирать кедры и ставить их на места, но кедры не могли устоять, они падали, больно ударяя чудовище по ногам, и от этого оно еще больше плакало.
И тогда Гильгамеш сказал:
– Я никогда не видел, как умирают чудовища.
И ты, Энкиду, тоже не видел, а на это стоило посмотреть, и вы убили чудовище Хуваву. Но оно этого не почувствовало, оно было и без того убито горем из-за этого леса, который вы вырубили.
Потом вы убивали много чудовищ. Среди них были огромные, как гора, и крохотные, как муха. И еще вы убивали врагов. У вас было очень много врагов, и вы их всех убивали. И когда у вас уже не осталось врагов, Гильгамеш, Все Видавший, признался:
– Я никогда не видел, как умирают друзья.
Тебе не хотелось умирать, но ты был его единственным другом. И ты умер, потому что он, Все Видавший, должен был все повидать.
Если б ты не умер, Энкиду, ты увидел бы, чего не видел никто: ты увидел бы слезы Гильгамеша. Он, герой, он, Все Видавший, плакал над тобой, как дитя, - видно, и он был тебе настоящим другом. Он стоял над тобой, как Хувава над поваленным кедром, и все время пытался поставить тебя на ноги, но ты падал, как срубленный кедр.
Сколько он повидал, Все Видавший! Он видел смерть врагов и друзей, но своей смерти он не видел, и-теперь, когда ты умер, ему захотелось ее повидать. Какая она? Что за нею? Что после нее?
И он пошел за своей смертью, и он искал ее, пока не нашел...
Энкиду, дикий человек, тебе этого не понять. Ты легко пришел в жизнь и легко из нее ушел, так ничего и не успев увидеть. Но тому, кто все повидал...
Да, теперь он действительно все повидал. И если б ты, Энкиду, встретился с ним, ему было бы что рассказать тебе, дикому человеку.
Но он не сможет рассказать ничего. Даже газели, с которыми ты пасся, даже волки, с которыми ты пил воду, знают о жизни больше, чем он... Потому что тот, кто все повидал, больше уже ничего не видит.
1968
ТЕАТР ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ
(Исторический очерк)
Среди всех театров, существовавших когда-либо на земле, есть один, самый древний и самый новый, поистине вечный.
Это театр военных действий.
Во многом он напоминает обычный театр: есть у него свои режиссеры, направляющие ход действия, но непосредственного участия в нем не принимающие. Есть действующие лица, которых бывает очень много вначале и значительно меньше в конце. Есть и зрители, которые, в отличие от зрителей простого театра, стараются занять места подальше, так, чтоб, по возможности, не было ничего видно.
Традиции театра военных действий уходят в столь глубокую древность, что невозможно отыскать ни имен его основателей, ни дат, ни сколько-нибудь вразумительных указаний. И лишь с недавнего прошлого - порядка нескольких тысяч лет - нам попадаются свидетельства очевидцев. Так, о древнем хетте Мурсили мы читаем: "Он пошел на Халпу и разрушил Халпу и привел пленных из Халпы и их имущество в Хаттусу". Нужно отдать справедливость краткости и точности данной оценки: пошел, разрушил, привел. Традиционный спектакль в трех действиях.
Несколько подробней оценивает свою собственную работу ассириец Ашшурбанипал: "Царя я победил, столицу его разрушил, страну разорил так, что в ней не стало слышно человеческой речи... лишь дикие звери могли в ней повсюду спокойно рыскать". Победил, разрушил, разорил - те же три действия. Впоследствии Юлий Цезарь выразил эти действия в классической формуле: пришел, увидел, победил.
Примеров много. Вот очень старый пример.
Далеко, на много верст, простерлись земли могучей Мидии.