Карфаген должен быть разрушен
Шрифт:
Сухопутный маршрут передвижения в Италию гарантировал Ганнибалу преимущество непредсказуемости действий. Естественно, римские военачальники должны были предвидеть, что он может напасть первым, но им и в голову не могло прийти, что Ганнибал поведет армию в Италию через Альпы. Консулами в 218 году были Публий Корнелий Сципион и Тиберий Семпроний Лонг. План военных действий римлян был чрезвычайно прост. Сципион, имея 22 000 пехотинцев и 2200 всадников, должен отправиться в Испанию и там навязать войну Ганнибалу. Лонгу с армией численностью 27 000 человек и флотилией из 160 квинквирем и 20 более легких судов предстояло вторгнуться в Африку. В римском сенате наверняка рассчитывали на то, что их коллеги в Карфагене, как это случалось в прошлом, при первых признаках реальной угрозы поспешат договариваться о мире. Однако в данном случае нервы у карфагенян оказались железными, а Ганнибал вовсе не собирался сражаться с римлянами в Испании.
Историки давно пытаются разгадать истинные мотивы, заставившие Ганнибала идти в Италию по суше. Путь дальний и тяжелый, опасности могут встретиться на каждом шагу. Надо было преодолеть
Хотя сухопутное странствие и давало Ганнибалу определенные преимущества, это было чрезвычайно рискованное предприятие, вынужденное в силу отсутствия иных альтернатив и напоминавшее пиратский рейд. Карфаген, возможно, и правил морями более трехсот лет, но после сокрушительного поражения в Первой Пунической войне Западное Средиземноморье превратилось в вотчину римлян. На самом Ганнибале отразились произошедшие перемены: он прославился как сухопутный полководец. В начале Второй Пунической войны флот пунийцев в Испании состоял из тридцати семи квинквирем и трирем. Сципион и Лонг имели в три раза больше кораблей. Кроме того, римляне контролировали многие базы и большую часть побережья, вдоль которого должны были идти любые суда, направлявшиеся из Испании в Италию{811}. Для Ганнибала перебрасывать армию в Италию морем, а не сушей было бы гораздо рискованнее. Ему ничего не оставалось, как вести войска через Испанию и Галлию, по Пиренеям и Альпам.
А какой же армией он располагал? Полибий, описывая войска Ганнибала, презрительно заметил: «Карфагеняне, отстаивая свою свободу, полагались на мужество наемников, а римляне — на свою доблесть и помощь союзников… Италики обычно превосходили финикийцев и африканцев физической силой и личной отвагой»{812}. В действительности, конечно, армия Ганнибала вовсе не была сбродом неполноценных людей, и сам Полибий признает высочайший профессионализм командования. Старшими военачальниками были представители карфагенской элиты, а также нумидийские и ливийские командиры. При Ганнибале образовался узкий круг главных советников в основном из клана Баркидов, включая его двух братьев Магона и Гасдрубала и племянника Ганнона{813}. Полибий упоминает еще двух помощников, не членов семьи, но тоже пользовавшихся полным доверием полководца: Ганнибала Мономаха и Магона Самнита. Хотя именно Ганнибал прославился как выдающийся полководец, военные успехи ему обеспечивали талантливые соратники, которые сами были блистательными военачальниками{814}.
Набранная в основном из рекрутов и наемников армия Ганнибала мало чем отличалась от обычных военных формирований эллинистического мира. Ядро экспедиционных сил составляли многоопытные войска, сражавшиеся вместе с ним в Испании не один год. Тяжеловооруженная пехота состояла главным образом из ливийцев, выходцев из районов Северной Африки, подвластных Карфагену. Они обладали исключительной выносливостью и ловкостью и шли в бой, подобно римским легионерам, вооруженные обычно большими овальными или продолговатыми щитами, режущими и колющими мечами и метательными копьями. В пехоте служило и немало уроженцев Испании. Племена Иберийского полуострова предоставили Ганнибалу по меньшей мере 8000 пехотинцев и 2000 всадников. Значительную часть контингента составляли иберийские рекруты из южных районов Испании, покоренных Баркидами за последние двадцать лет. Хотя многие иберийские племена и присягнули на верность Ганнибалу и его предшественнику Гасдрубалу, их преданность была сомнительной. В 218 году вербовщиков Ганнибала, набиравших рекрутов для войны с Римом, захватили и чуть не поколотили оретаны и карпетаны, обозленные чрезмерными требованиями баркидского военачальника{815}.
Иберийские пехотинцы не имели доспехов поверх национальных белых льняных туник с пурпурной каймой, лишь кожаные шапочки защищали их от ударов. Они были вооружены большими овальными щитами, метательными копьями и мечами. Обычно они пускали в ход убийственную фалькату — изогнутый и заточенный с обеих сторон до самого острия меч, позволявший одновременно рассекать и пронзать противника. Кроме иберийцев, в армии Ганнибала оказалось небольшое число их более диких собратьев — кельтиберов в черных плащах и твердокаменных лузитанов, однако им надо было платить, так как они еще не были покорены Баркидами. Конечно, армия Ганнибала не могла обойтись без особого отряда наемников — искусных пращников с Балеарских островов, их насчитывалось не менее тысячи. Всадниками были в основном нумидийцы из двух царств, соседей Карфагена, связанных с ним договорами об альянсе. Нумидийцы славились как превосходные наездники, скакавшие на своих крохотных пони без седел, удил и уздечек. Их конница была лучшей в армии Ганнибала, и от ее действий не раз зависел исход сражений{816}.
Те испанцы и африканцы, которые многие годы сражались под знаменами Баркидов, были беспредельно преданы Ганнибалу и составляли костяк его экспедиционной армии. На них он прежде всего полагался в решающие моменты битв.
В древности армиям требовались вспомогательные войска, создававшие массовость и служившие тем, что мы сегодня называем «пушечным мясом». Для карфагенян этим «пушечным мясом» были кельты, по чьим землям Ганнибал вел армию в Италию. Кельты, воевавшие у Ганнибала, прибыли из племен, обитавших в долине реки По в Цизальпинской Галлии (Северная Италия), и им довелось участвовать в целом ряде важнейших сражений. В битве при Каннах, например, вместе с карфагенянами сражались 16 000 кельтов, а еще 8000 кельтов находились в резерве. По большей части это были наемники, набранные по дипломатическим договорам с их вождями, которые вместе с другими представителями племенной знати формировали конницы. Основная же масса смиренных туземцев сражалась в рядах пехоты, обычно на передовой линии, с длинными мечами, заточенными с обеих сторон и предназначавшимися для рубки. Эти отряды невольников не были организованными воинскими контингентами, они формировались вокруг харизматичных лидеров, выделявшихся отвагой и бойцовскими качествами. Когда видишь убогое вооружение кельтских воинов, становится понятно, почему они несли самые тяжелые потери. Тела пехотинцев прикрывали только штаны, а в руках они держали длинный дубовый щит, который, как свидетельствуют некоторые источники, был настолько узок, что не защищал от копий, дротиков и ударов мечом{817}.
Хотя Ганнибал прославился искусным применением в бою слонов, впервые этих могучих животных использовал в средиземноморских войнах Александр Македонский, на которого они произвели огромное впечатление во время кампаний в Индии. Его преемникам тоже полюбились эти гиганты, и численность боевых слонов неуклонно возрастала. Селевк I Сирийский мобилизовал 480 слонов — подарок нового союзника индийского царя Чандрагупты — для битвы при Ипсе в 301 году. Благодаря наводившей благоговейный ужас трехтонной массе этот «танк» древности стал непременным атрибутом эллинских армий. Его ратные способности иллюстрирует терракотовая статуэтка боевого слона с погонщиком и хаудахом [281] на спине, найденная в Малой Азии и изготовленная, вероятно, в ознаменование победы селевкидского царя Антиоха над галатскими кельтами в 275 году: разъяренное животное душит незадачливого варвара хоботом, пронзает бивнями и топчет ногами. Однако имеются свидетельства, указывающие и на сомнительную эффективность четвероногих «орудий убийства». Римляне, например, никогда не использовали слонов в битвах. Особенно ненадежными в бою были африканские слоны: очень часто они, раненные и запаниковавшие, разворачивались в обратную сторону и нападали на своих же воинов. Для обуздания животных погонщики обычно пользовались металлическими шипами, которые они колотушками вбивали в слоновий загривок {818} .
281
Сиденье-паланкин.
Карфагеняне впервые столкнулись с боевыми слонами, когда сражались с Пирром на Сицилии. Впоследствии они сами успешно применяли их сначала в Первой Пунической войне, а потом и в военных кампаниях в Северной Африке и в Испании. Для Баркидов, похоже, слоны стали символом их владычества на Иберийском полуострове: их изображение присутствует на многих монетах, чеканившихся при Гасдрубале и Ганнибале. Образ боевого слона сближал воинственный дух клана Баркидов с эллинистической традицией, эмблемой которой с давних времен был этот четвероногий великан. Правда, у Баркидов были другие слоны, не азиатские или африканские саванные исполины, а менее крупные, ныне вымершие, лесные особи, обитавшие у подножия марокканских гор Атлас и в долине горного хребта Риф. Относительно небольшой размер этих животных (до 2,5 метра, тогда как азиатские и саванные слоны часто были высотой в плечах более 3 метров) предполагал их несколько иное применение. И сейчас ведутся академические дискуссии по поводу того, как именно Ганнибал использовал слонов в своих военных кампаниях, помимо устрашения противника. Последние исследования подтвердили: вопреки бытовавшим представлениям лесные слоны Ганнибала могли нести на спине хаудахи с лучниками, подобно своим индийским собратьям{819}.
Одно из самых главных полководческих качеств Ганнибала заключалось в его способности превратить то, что поначалу выглядело пороком — отсутствие гомогенности в армии, — в преимущество. Он не пытался унифицировать действия войск, а использовал их разнородность для того, чтобы разнообразить тактику проведения операций{820}. Тактическая гибкость стала отличительной чертой армий Ганнибала. Карфагенский полководец игнорировал общепринятые доктрины и ошеломлял противника новшествами. Хотя карфагенская армия со времен Первой Пунической войны применяла фаланги — плотное прямоугольное построение пехоты шеренгами, излюбленный боевой порядок в эллинистическом мире, — Ганнибал ввел важные усовершенствования. Многие годы требовались для того, чтобы научиться ловко владеть длинными копьями и пиками, и он заменил их на мечи, с которыми быстро осваивался любой воин. Фаланги тяжеловооруженной пехоты, безусловно, устрашали противника на поле боя, но они были громоздкими и неповоротливыми. Ганнибал применял иные модели развертывания войск, например, по схеме полого центра, помещая самые сильные формирования на флангах и создавая таким образом возможности для окружения противника{821}. Пожалуй, Вторая Пуническая война впервые продемонстрировала, что тактическая изобретательность полководцев может перевешивать другие общеизвестные показатели военного превосходства, такие как численность войск и вооружения{822}.