Карфаген смеется
Шрифт:
Я мог с чистой совестью помочь Черкесу Этему, если пожелаю. Я увижу, как мои машины пройдут испытание в воздухе, и в то же самое время нанесу удар по движению кемалистов.
Орхан–паша спросил, когда я могу начать работу. Я сказал, что приступлю тотчас же, как только получу подходящие материалы. Я развернул свои чертежи и объяснил, сколько примерно будет стоить один аппарат и какие проблемы могут возникнуть, но меня прервал отдаленный гул, донесшийся с запада. Приблизившись к окну, Орхан–паша распахнул ставни и посмотрел наружу. От огненных вспышек лицо его стало красным, а глаза засверкали ярко, как у дьявола.
— Греки атакуют с воздуха, — сказал он. — Они прослышали о мобилизации и пытаются остановить нас. Теперь вы сами видите, как срочно нам нужен ваш самолет, мистер Пятницкий.
— Проклятые трусы! — Черкес Этем провел куском хлеба по пустой тарелке, собирая остатки соуса. — Как и все греки. Они не хотят сражаться честно. Но чего можно ожидать от британских дворовых псов? — Он усмехнулся. — Вряд ли сейчас нас атакуют греки. Вы думаете, эти летчики родились в Афинах? — Он сунул хлеб в рот, быстро прожевал и проглотил. Он затрясся от смеха — собственная шутка его порадовала. — Грек может подняться в воздух в одном–единственном случае — если его подхватит стервятник!
Турецкие орудия открыли ответный огонь, но это была полевая артиллерия, в противовоздушной обороне она не могла принести никакой пользы. Я услышал, как свистят бомбы. Я надеялся, что никогда в жизни больше не окажусь столь близко к полю боя. На миг мне стало дурно. Я заставил себя подойти к окну. Это нападение происходило совсем рядом — гораздо ближе, чем атаки, которые я видел в России. Среди разрывов бомб и снарядов, в свете огненных полос, расчертивших небо, в грязном дыму мчались во весь опор всадники. Я так и не понял, чего они рассчитывали добиться, — разве что надеялись, что в них врежутся самолеты. Турки любят умирать. Полагаю, большинству из них смерть кажется желанной участью.
Орхан–паша закрыл ставни и отвернулся от окна, пожав плечами.
— У нас есть несколько самолетов, — сказал он мне, — но нет подходящей площадки для взлетов и приземлений. Вот почему нас заинтересовала ваша идея. — Он изящно взмахнул обеими руками. — Человек, который несет летную машину у себя на спине, человек, который может подняться в воздух и спуститься по собственному желанию, как птица, — именно то, что нам необходимо. Конечно, он может сбрасывать бомбы и следить за передвижениями войск, но в его силах сделать гораздо больше. Такие люди смогут проникать в крепости, занимать целые города изнутри.
Его взгляд стал мечтательным. Я предположил, что он подмешивает гашиш в свой табак.
Черкес Этем без колебаний перешел к финансовым вопросам:
— Сколько потребуется денег, чтобы экипировать, скажем, тысячу мужчин таким образом? Вам нужен собственный завод?
— Я изготовил бы машины в тайне. По частям. Скажем, в мастерских Скутари. Вот, посмотрите на эти расчеты. Склонен предположить: если мы сделаем оптовый заказ на двигатели, то получим их приблизительно по пятнадцать соверенов за штуку. Вдобавок нужны пропеллеры и крылья. Их должны изготовить опытные инженеры и из определенных сортов древесины. Еще пятнадцать фунтов, если будет большой заказ. Итого тридцать соверенов каждый аппарат.
Черкес Этем начал хмуриться. Орхан–паша наклонился вперед. Он потер брови, смахнув капельку пота. Он почти с отчаянием смотрел на своего товарища, надеясь, что тот заговорит, и чрезвычайно обрадовался, когда бандит сказал:
— Тридцать тысяч золотом. Дешевле, чем обычный самолет. Они стоят приблизительно по тысяче каждый. — Он распахнул кафтан и вытащил небольшую сумку с кисточками, висевшую на поясе. — Здесь хватит на четыре самолета! — Он задрожал от удовольствия. — Греки дадут нам больше. А если не дадут — тогда, конечно, нам помогут армяне. — Он подмигнул мне. — Это позволит запустить ваше производство. Мы вскоре предоставим все остальное и, конечно, убедимся, что вы не предадите нас, христианин. Договориться о поставках достаточно легко. Мы довезем самолеты на лодках до Эрегли, а потом доставим их по суше на мулах. Но сначала, я полагаю, нам нужно увидеть в действии одну из ваших машин.
— Естественно, следует изготовить опытный образец. — Я взял деньги. — Но уверен, что мы сможем соорудить его довольно скоро.
Орхан–паша положил руку мне на плечо и улыбнулся:
— И мы хотим посмотреть, как вы будете им управлять. Вы сами. — Он негромко и вежливо рассмеялся, этот звук удачно дополнил фырканье Этема и другой, громкий и куда более пугающий рев. — Тогда мы узнаем, насколько вы уверены в себе.
Их недоверие меня возмутило:
— Достаточно уверен, чтобы управлять своей первой машиной. Я не сомневаюсь, что у меня хватит сил проверить и следующие. Где я могу начать? У вас здесь есть механические цеха?
Орхан коснулся лба кончиками пальцев:
— Друг мой, я верю вам. Есть несколько сараев, в которых занимаются ремонтом. Но в Анкаре работать не слишком удобно. Черкес Этем отвезет вас в место получше.
Я успокоился, поняв, что этот заговор должен был остаться в тайне от их так называемого президента. Гнев помрачил мой разум. Теперь мне приходилось отправляться еще дальше, во внутренние районы Анатолии.
Небритый Черкес Этем навис надо мной:
— Ты даже поможешь нам раздобыть денег. Ведь так, а, христианин?
Он то и дело возвращался к этой теме (видимо, считал ее забавной) в течение, по крайней мере, следующей недели. Спустя три ужасных дня, пока мой пони хромал по скалистой горной тропе, я уже осознал, что пропал навсегда. Мои брюки износились, на пальто в трех местах появились дыры, шляпа стала практически бесформенной, по рубашке и нижнему белью ползали паразиты. Мои башмаки развалились и были перевязаны тряпками и полосами кожи, так что я, вероятно, напоминал неудачливого бандита, прокаженного или нищего раввина–хасида. Я был погружен во мрак. Золото, которое дал Этем, лежало в моем поясе. Башибузук оставался, на свой манер, исключительно дружелюбным, когда время от времени возвращался в конец колонны. Я ехал на самом старом животном, за фургоном с припасами. Этем явно наслаждался моими страданиями.
— Христианин, это поможет тебе поскорее построить аэроплан!
Больше никто не называл меня христианином (или, иногда, неверным). Я думаю, что он, подобно многим другим бандитам, представлял себя романтическим персонажем, героем популярных романов. Люди Этема, конечно, любили его за это, вероятно, настолько же сильно, насколько полюбили бы Дугласа Фэрбенкса или Рудольфа Валентино [95] , если бы у них была возможность посетить кинематограф. Этема отличали картинные жесты, цветистый язык, бравада, умение натягивать поводья белого жеребца, чтобы скакун почти мгновенно останавливался. Сомневаюсь, что он умел читать, но уверен, что кто–то когда–то забавлял его теми же приключенческими историями, которыми я наслаждался в детстве. Его удивительный нрав, однако, почти наверняка помогал поддерживать боевой дух отряда — подчиненные были готовы ради него переносить какие угодно трудности и опасности. Понятно, почему очень многие предпочитали его весьма суровому Кемаль–паше, с его прославленными многоречивыми проповедями, строгой моралью и склонностью обсуждать туманные политические последствия. Полагаю, Этем поддерживал его, осознавая, какое впечатление он производит на своих людей, заигрывая с ними и веселясь, как будто ухаживая за капризной женщиной.
95
Дуглас Фэрбенкс (1883–1939) — американский актер, звезда эпохи немого кино. Рудольф Валентино (1895–1926) — американский киноактер, секс–символ эпохи немого кино.