Карфаген смеется
Шрифт:
— В таком случае нам придется уехать очень скоро. — Она была очень серьезна. — В Константинополе с каждым днем все хуже. Убивают все больше. Исчезают самые разные люди. Не только девочки. Баронесса сказала, например, что пропал ее друг граф Синюткин. Как сквозь землю провалился, по ее словам.
— Ты видела баронессу? Это хорошо.
Эсме отвлеклась, сосредоточившись на кристалликах кокаина. Она кивнула, продолжая необычайно внимательно рассматривать белые полоски.
— У нее все хорошо?
— Думаю, да. — В ее голосе звучало пренебрежение.
— А Китти?
— Да, у нее все хорошо, — произнесла Эсме почти шепотом.
— Вы играли вместе?
— Довольно давно.
— Я вскоре увижусь с ней. Как только мы раздобудем что–нибудь поесть.
Эсме подала мне декоративное зеркало, на поверхности которого протянулись очень ровные дорожки кокаина. Она, как обычно, проявила чрезвычайную аккуратность в этом деле. Я взял серебряную трубочку, вложил ее в правую ноздрю и глубоко вдохнул. Как прекрасно было вновь получить столь нужное лекарство! Я тотчас почувствовал новый прилив воодушевления и удовольствия. Еда была готова, но мы к ней почти не притронулись. Эсме пожелала заняться любовью.
Время приближалось к полуночи, когда я поднялся по служебной лестнице отеля «Византия» и чуть слышно постучал в дверь баронессы.
Она немедленно отворила, но очень испугалась, увидев меня. Леда Николаевна выглядела нехорошо. Ее лицо вытянулось, кожа огрубела, веки набрякли. Волосы были зачесаны назад — баронесса готовилась ко сну.
— Ты одна? — прошептал я. Китти обычно спала на кушетке у окна. Я сделал шаг вперед, но Леда преградила мне дорогу. Она покачнулась. — Тебе плохо? Надеюсь, ты не подхватила сыпной тиф? — Я предположил, что баронесса почувствовала слабость, потрясенная тем, что я вернулся живым и невредимым. — Ты думала, что я попал в беду, Леда?
Ее ответ меня поразил.
— Я хотела, чтоб так оно и было, — произнесла баронесса громким, почти истерическим шепотом и взмахнула рукой, будто пытаясь оттолкнуть меня.
Я заглянул в комнату через ее плечо. Китти ворочалась на кровати матери. Я решил, что Леда боится потревожить ребенка.
— Я пытался послать телеграмму, но меня держали в плену. — Заговорив, я почувствовал, что выбрал неверный тон — я как будто извинялся. — Мы сможем увидеться завтра?
Она сказала тихо, но более отчетливо:
— Я пошлю вам письмо.
Слегка озадаченный, я тем не менее шагнул вперед, чтобы поцеловать ее в щеку, но она поспешно отступила, свирепо взглянув на меня. В ее шепоте зазвучали стальные нотки:
— Меня предупреждали, что вы ужасный лжец, но я не верила. Я даже подумать не могла о таких мерзостях!
Я был изумлен:
— Граф Синюткин говорил с тобой? Если так, то должен предупредить: он уже обманул меня…
— Я не видела графа Синюткина. Возможно, его арестовали турки. — Она дернула дверь, чтобы закрыть ее. — Пожалуйста, оставьте меня в покое. Я не хочу тревожиться из–за такого ничтожества, как вы.
— Леда!
Я не собирался отступать. Тогда она вышла в коридор, накинув то самое синее шелковое кимоно, которое я купил ей на Гранд–базаре.
— Ты так красива, — сказал я.
Баронесса закрыла за собой дверь. Она густо покраснела. Я впервые видел до такой степени разъяренную женщину. Она прошипела:
— Максим Артурович, я больше никогда не желаю видеться с вами. Я не собиралась вас предупреждать, но всерьез подумываю, что следует сообщить о ваших похождениях властям. Даже в этом омерзительном городе должны остаться порядочные люди. Вы обманули мое доверие, заставили Китти играть с вашей шлюхой — и это ужасно само по себе, но вы обольстили это существо и — прямо у меня под носом — изобрели такую мерзкую фантазию… И это нельзя простить!
Я наконец все понял, и сердце у меня ушло в пятки. Я начал слабо возражать:
— Я ее не совращал. Она была шлюхой, когда я ее нашел. Я ее спас. Ты себе противоречишь, Леда!
— И вы хотели втянуть нас с Китти в этот ужасный спектакль, в эту пародию на семью! Какие мерзости вы себе воображали?.. Что вы задумали?!
Это было слишком близко к моим подлинным фантазиям. Я отступил. То, что я считал прекрасным и удивительным, сумасшедшая, злобная, ревнивая пуританка представила в худшем свете.
— Надеюсь, что вы как минимум заплатите высокую цену за свою подлость. — Теперь баронесса приблизилась ко мне. Я отступил насколько мог и наконец уперся в перила. — Я думала, что у вас хватило мужества покончить с собой. Я надеялась, что вас пытали и убили. Я мечтала о том, что полицейские найдут ваше тело в Босфоре и попросят меня опознать труп. Я думала, что откажусь или заявлю им, будто тело не ваше, — хотела удостовериться, что вас бросят в общую могилу со всеми прочими мерзавцами этого грязного города. Но вот, пожалуйста, кошмар стал явью! Вы целовали меня теми губами, которыми касались ее. Самые худшие рассказы о вас оказались правдивыми. Я не посмела спросить Китти, чем вы занимались, когда меня не было рядом! Моя бедная, невинная девочка!
— Я люблю Китти как отец! — Я тоже перешел на шепот. — Леда, ты должна понять: я не хотел никого обидеть. Я сделал это ради тебя. Как ты узнала?
— Неужели эта маленькая шлюха вам ничего не сказала? Она была убеждена, что вас убили. Вы давали ей наркотики. Она не знала, что с нею станется. Она была слишком пьяна, когда встретилась со мной. Я сказала, что помогу ей добраться до дома. Именно так я обнаружила ваше омерзительное убежище. Вы жили с ней в нашем особом отеле! О, как вы, должно быть, насмехались надо мной! Вы не человек. Вы самый мерзкий из дьяволов. В ту ночь мало–помалу все разъяснилось. Она, по крайней мере, раскаивалась. Но вы… вы не испытываете никакого раскаяния! Только ярость, ведь я узнала правду и расстроила ваши планы. Вы просто позор своего народа!
— Все не так плохо, как кажется. — Я старался говорить как можно спокойнее. — Просто неудачное стечение обстоятельств…
— Из–за вас моей дочери угрожала опасность! Вы отрицаете, что занимались любовью с девочкой, которая была не старше Китти? Вы предали все мои лучшие чувства, цинично использовали мою любовь для того, чтобы добиться своих извращенных целей! И как вы можете лгать? Вы до сих пор лжете! О, как я мечтала, чтобы вы умерли медленной и мучительной смертью!
— Все это просто нелепо. Поверьте, Леда Николаевна, мои чувства также были самыми возвышенными. Любимая, я испытываю к Эсме отцовские чувства, как и к Китти. Клянусь, это исключительно платонические отношения. Если она сказала что–то еще — это просто детское заблуждение или ее собственная нелепая фантазия.