Карибский кризис
Шрифт:
Оказавшись в номере, я увидел на комоде бутылку красного вина.
«Как интересно! Это подарок от заведения, или как?!»— подумал я, откупоривая бутылку. К моему уху была прижата телефонная трубка — я уже звонил в Петербург, чтобы проконтролировать денежные переводы, лихорадочно думая о том, как буду выкручиваться 11 марта. По окончанию телефонных переговоров бутылка была пуста. В изнеможении я опустился на кровать. До встречи с клиентами в вестибюле гостиницы оставалось четыре часа — Марина созвонилась с Вебером и предупредила, что общий сбор назначен на 18–30.
…Было уже темно, когда я проснулся. Посмотрев на часы, увидел, что опоздал на пятнадцать минут, а ведь ещё нужно привести себя в порядок!
В начале восьмого я спустился в вестибюль.
В ресторане, длинное название которого я даже не смог прочесть, мне не без труда удалось найти своих. Они расположились в отдельном зале, за большим овальным столом. Карман приветствовал меня слегка раздраженным, пьяным голосом:
— Уволю! Совинком уволю, прямо сейчас!
За столом собрались: моя сотрудница Марина Маликова; Карман Евгений Владимирович — начальник волгоградского горздравотдела; Чернова Нина Алексеевна — главврач ОКБ; Ткаченко Евгений Иванович — заведующий рентгенологическим отделением волгоградского кардиоцентра; Алексей Вебер из Сименса — наш спонсор; а также незнакомый мне мужчина (позже Марина пояснила, что это рентгенолог из Краснодара, клиент Вебера). Все собравшиеся были задействованы в предстоящих в этому году тендерах по Сименсу, за исключением Кармана — он своё отработал в прошлом году (поставки Сименса волгоградским городским больницам шли через Совинком; повезёт ли мне с ОКБ и онкодиспансером, медучреждениями областного подчинения — всё зависело от того, как я поведу себя во время этой поездки).
Поздоровавшись за руку со всеми присутствовавшими за столом мужчинами, я сел на отведенное мне место рядом с Карманом. Кое-как мне удалось справиться со штрафной рюмкой и произнести тост, после чего я умолк и в общей беседе практически не участвовал, за меня отдувалась Марина. Рядом со мной висело зеркало, и периодически я посматривал в него, отмечая свой бледный осунувшийся вид, выделявшийся своей унылой задумчивостью среди квадратных краснощеких физиономий людей более деловых и практичных, чем я.
«Вы ведь никогда не попадёте в такой цейтнот, как я! Как я вам завидую!» — думал я не без грусти, обводя стол неопределённым взглядом из-под полуоткрытых век. Меня оставили в покое, и лишь потом ночью Марина сказала, что моя озабоченность не осталась без внимания и Чернова поинтересовалась, всё ли у меня в порядке. Марина ответила ей, что у меня простуда и я плохо перенёс авиаперелет — стреляло в ушах и всё такое. Чернова поверила и участливо посоветовала принять ударную дозу витамина С. Кстати говоря, к ночи я более менее отошёл, и Марина оценила и мой героиновый шик, и мою неослабевающую длань, а заодно обогатила мой слух полезной информацией и в какой-то степени развеяла обуревавшие меня мрачные мысли (наше деловое совещание, по традиции, происходило в постели). Оказалось, что предназначавшееся для Михайловки оборудование достанется кардиоцентру — Халанскому удалось перетянуть одеяло на себя. Кардиоцентр получит новый томограф, а свой передаст Михайловской ЦРБ. Инженеры Сименса сделают техобслуживание аппарата, подшаманят его и он будет как новый. В связи с чем возникли дополнительные сложности — поведение Халанского было самым непрогнозируемым. Удивительно, но в этот момент я меньше всего доверял самому надёжному своему деловому партнеру, с которым пройден достаточно долгий путь. Основания для подозрений были весомые — в свете того, что он затаился и перестал платить.
Моя роль в этой поездке свелась к сопровождению докторов в прогулках по улицам, походах по магазинам-ресторанам-музеям-операм, ну и само собой на конференции. Конференция рентгенологов была организована компаниями-производителями рентгенологического оборудования, проводилась в экспо-центре и была совмещена с выставкой соответствующего оборудования (собственно конференция была устроена ради этой выставки). О пафосе мероприятия свидетельствовал «официальный автомобиль конференции» — установленный на входе Ламборджини, на капоте которого была соответствующая надпись. Оставалось загадкой, что значит «официальный автомобиль конференции рентгенологов» и как это связано с лекциями и выставленным оборудованием, но сама машина никого не оставила равнодушным. Я съездил на конференцию всего один раз, в день открытия — побродил по залам, посетил стенд Сименса, сфотографировался с нашими докторами на фоне оборудования Сименс. Меня впечатлил масштаб мероприятия — столько участников, столько всякого оборудования, заблудиться можно! Ездить туда каждый день не имело смысла — доктора посещали доклады, выступления европейских профессоров, что для нас, торгашей, было совсем неинтересно. Даже Вебер отлынивал, хотя по статусу ему было положено посещать все доклады и знать все новости рентгенологии. Обычно мы встречались с освободившимися после конференции докторами в городе, как правило, в районе Stephansplatz, и оттуда отправлялись по намеченным маршрутам. Я не вёл никаких разговоров о делах совершенно — как бы само собой подразумевалось, зачем хозяин компании-дилера Сименса находится в этой поездке. Активными переговорами занималась Марина — это днём, а по ночам она мне отчитывалась в проведенной работе.
По её мнению, на Вебера рассчитывать нельзя, он мутный тип и может дать нам условия хуже, чем нашим конкурентам — и это несмотря на обещания и на сам факт поездки (хотя казалось странным, что оплатив поездку нам, а не конкурентам, он ясно дал понять клиентам, на чьей стороне находится). А мне же ещё, в отличие от конкурентов, которые лезут на тендер на шару без договоренности с главврачами, еще 10 % платить этим самым клиентам-главврачам! Так что мне кровь из носу нужны лучше условия, чем конкурентам. Теперь всё зависело от того, насколько сильно Вебер боится Маланюка и Ермилова.
Карман улыбался мне в лицо, а за моей спиной вовсю полоскал меня, жалел Марину, типа «связалась с банкротом», и всячески подчёркивал мою несостоятельность и прогнозировал скорое банкротство Совинкома. Ничего хорошего я от него и не ожидал — учитывая то, что это человек святого Иосифа. И слава богу, что он никогда больше мне не пригодится — у него плавно отбирали финансирование и он уже не имел прежнего влияния на городские закупки. И тем более не имел никакого влияния на предстоящем областном тендере. Спрашивается, зачем ему было вредить мне — видимо, по просьбе старого седого полковника, а также в силу каких-то своих тёмных наклонностей.
Чернова была настроена по отношению ко мне положительно и заявила Веберу, что на тендере решит вопрос в пользу Совинкома. И что конспирологиченские выкладки про «всесильного представителя спецслужб Иосифа Давиденко», который потопит Совинком — это чушь собачья.
Но для Вебера и Кармана это не было чушью, и наедине они с удовольствием муссировали эту тему — мол, если не удастся устроить победу Юнитексу, то святой Иосиф отменит результаты тендера по примеру Волжского и переиграет тендер, и тогда на повторный конкурс Сименс выйдет самостоятельно, а не через дилеров. (Правда, они не уточняли, за чей счет старый седой полковник будет отменять результаты тендера, на котором прокатят Юнитекс; по Волжскому-то он отменял конкурс за мои деньги).
Что касается главврача онкодиспансера Патрушева — Чернова сказала, что он будет закупать у того, кого порекомендует начальник облздравотдела Анищенко; а тот однозначно за Совинком. Поэтому происки наших конкурентов совершенно бессмысленны, на тендере их прокатят по полной программе. Про ВОКЦ (Волгоградский областной кардиологический центр) даже никто не вспоминал, Совинком воспринимался как структурное подразделение кардиоцентра, и, не зная внутренней кухни, все были абсолютно уверены, что Халанский за нас горой. А если главврач кардиоцентра за Совинком, то автоматически и Анищенко, начальник облздравотдела.