Карина
Шрифт:
Вообще-то я не хотел иметь детей: не потому что я их не любил, я просто настолько серьезно к этому относился, что боялся совершить какую-то ошибку. Я все время спрашивал себя, смогу ли я стать настоящим отцом, дать все то, что было нужно ребенку. Этот страх полностью меня сковывал. Я был профессионалом по уводу жен и подруг у моих друзей. С моей внешностью у меня никогда не было проблем с женщинами. Итальянский темперамент и необычное чувство юмора всегда привлекали ко мне красоток. Среди женщин я был знаменит моей нежной кожей, которую они называли женской и тем, что я мог вытворять с ними в постели. Однако, я не мог представить своего ребенка ни с одной из них. Я очень следил за тем, чтобы этого не произошло, поэтому мой первый сын родился, когда мне уже было 54 года. Мой первый ребенок. Это случилось только потому, что, уведя у моего очень хорошего друга его женщину, я не мог не сдаться ее уговорам иметь ребенка. Мой возраст и чувство вины из-за друга сказали мне: «Сейчас или никогда». Поэтому я сдался. Наверное, из-за того, что я слишком все идеализировал, Бог сыграл со мной злую шутку, и жизнь
Я часто думал о том, в чем же была причина моей странной жизни, что привело меня туда, где я был сейчас и физически, и эмоционально. А начиналось все с корней – с семьи моих родителей. Мой отец во времена Муссолини стал не на «ту сторону» и после победы над фашистской Германией и фашизмом в Италии ему пришлось бежать в Бразилию, чтобы не попасть под нож победителей. К счастью, в его голове были не только фашистские идеи, но и коммерческие. У отца было 12 братьев и сестер, которые разбрелись по всему свету. В те времена Бразилия не была земным раем, и мы через полгода переехали в Аргентину, где уже обосновались два моих дяди. В течение полугода я ходил в бразильскую школу, вообще не зная португальского, и был вынужден объясняться на пальцах с этим абсолютно новым для меня миром. Когда я уже почти нормально говорил на португальском, меня вырвали из этой среды и бросили в новую, испаноговорящую, где пришлось повторить ту же историю с самого начала. Но в моем тогдашнем возрасте я быстро учился, и в общем это помогло мне быстро подстраиваться под новые обстоятельства.
Мой отец открыл свою фабрику в Буенос Айресе. Убегая из Италии после победы над фашизмом, он, естественно, забрал с собой все нажитое и награбленное. Деньги были. Его фабрика пошла в рост, и после эмоционального кризиса из-за «неправильных политических идей» и вынужденной смены не только страны, но и континента, единственной отдушиной в жизни для него стала работа. Родив троих детей, он был рад, что его жена была занята отпрысками и, пока он давал ей деньги, не высказывала никаких особых желаний. Он выполнял все ее капризы, потому что просто хотел, чтобы она оставила его в покое и не мешала заниматься делом. Дети были лишь приложением к его жизни. Их можно было демонстрировать в обществе, но в действительности они мало его интересовали и были всего лишь способом занять свою жену. Кроме денег я особо ничего и не получал от своего отца. Он редко бывал дома и давал денег столько, сколько надо, лишь бы не заниматься вопросом, на который просили деньги.
В душе я ненавидел свою мать. Она была эмоционально холодной женщиной и поэтому, демонстрируя свои эмоции, часто перегибала палку, стараясь всем доказать, что она полна эмоциями. Будучи очень интеллигентной и образованной, она выбрала жизнь, где все крутилось только вокруг ее мужа. Она абсолютно себя не реализовывала. Она была просто женой, и все. Я не мог ей простить этого. Постоянно отсутствующий и все время занятый, не интересующийся детьми отец в комбинации с живущей по течению, сюсюкающей и фальшиво эмоциональной матерью часто приводили меня в бешенство. Я хотел бежать от них. Как можно дальше. Это привело к тому, что я за свою жизнь поменял семь стран. Родившись в Италии, я потом жил в Бразилии, Аргентине, Чили, Франции, Австрии, США, пока, наконец, не осел в Испании. Мой первый побег от родителей был в Чили, страну по соседству. Побег на «короткую дистанцию», пока я не решился сбежать еще дальше и навсегда. В Чили я начал свою университетскую карьеру. Выбрал архитектуру. Это был предмет, включающий в себя все, что меня интересовало в жизни: точные науки, сочетающиеся с рисованием и черчением, возможность проявить талант и фантазию. Закончив свой факультет архитектуры, я понял, что нужно было пользоваться уникальным моментом и использовать политические изменения в Чили для продвижения в науке. Я был там как раз в то время, когда назревал путч Августа Пиночета и стал очевидцем всех событий. В университете среди студентов были свои политические движения, дававшие мне материал для исследований. Так из архитектора я стал доктором наук по социологии, написав докторскую о влиянии среднего класса на военный путч и политический переворот в Чили. Моя научная карьера пошла в гору. Позже мои профессора и знакомые продвинулись настолько высоко, что я даже мог гордиться тем, что один из моих друзей стал президентом Чили.
Когда я жил в Аргентине, я был в том возрасте, когда я еще не озадачивался такими понятиями, как красота природы или что-то в этом роде. Это было юношество. Я был постоянно занят разногласиями родителей, учебой в школе и играми со
Когда я познакомился с Кариной, она только начинала открывать для себя Европу. Она была примерно в том возрасте, когда я начал раскрывать для себя этот необъятный мир и смотрел на все глазами первооткрывателя. Она перенесла меня в воспоминания о Чили, где я начал свою сознательную взрослую жизнь. Тогда я, как и она, находился вдалеке от своей родины.
Когда я поступил в чилийский университет, естественно, сначала познакомился со всеми интересными уголками Сантьяго де Чили. Этот город находится в зоне повышенной сейсмичности. Центр города выглядит довольно современно и местами однообразно из-за стекла, бетона и прямоугольников современных зданий. Иногда, правда, среди них встречаются барочные дома колониальной эпохи, но ощущения цельного архитектурного ансамбля нет. Немногочисленные интересные сооружения, пережившие множество землетрясений, находятся, в основном, недалеко от площади Пласа-де-Армас. Моим любимым местом там стал квартал Беллависта, который находится у подножья холма Сан-Кристобаль, который более всего оживлен по вечерам. Это настоящий «чилийский Soho» с бесчисленными барами, кафе, модными ночными клубами. Особый колорит ему придают яркий стрит-арт и звуки сальсы и румбы, рвущиеся из распахнутых дверей. Я провел там с друзьями много ночей в поисках развлечений. Но страстным танцором сальсы так и не стал. С холма Санта-Лусия открывается бесподобный вид на Сантьяго и окружающие его горы. Иногда я поднимался туда и размышлял о жизни и науке, смотрел на кипевшую, как в муравейнике, жизнь этого города, расстилающегося внизу передо мной. Я ездил и на холм Сан-Кристобаль, откуда вид был еще более потрясающим.
Мне так же нравилось гулять по парку Лос Доминикос, названного так по имени католического ордена доминиканцев. Иногда я там заходил в церковь Сан-Висенте Феррер, которая нравилась мне своим архитектурным стилем, но не для молитвы. Я во все глаза смотрел на местных красоток, которые наряжались в свои лучшие платья, чтобы во время службы пощеголять одна перед другой. Позже, уже в Испании, я повторял такие же походы по святым местам с целью поглазеть на красоток и никак не мог представить себе, что это могло бы быть грехом.
Еще я любил смотреть на клоунов, заполонивших этот город. Это была удивительная традиция, напоминающая мне скорее трагикомедию, чем комедию. Люди переодевались, кто просто так, чтобы выйти из повседневности и надеть на себя другую маску, кто для заработка денег. Когда я бродил по Сантьяго, я часто натыкался на кого-то одетого в пестрый костюм клоуна, пытающегося развлечь прохожих. Карина как-то рассказывала мне, что ей нравилось выступать на сцене и вживаться в другой образ, сбегая от реальности. Наверно, эти люди, в жестокие времена политических событий тоже хотели примерить на себя какой-то совсем другой образ, переместиться в другой мир, в котором все было легко и понятно.
Из-за учебы в университете я не мог много путешествовать по всей стране. На следующий год я полетел на юг, в Пуэрто Монт, который считают «воротами» в Чилийскую Патагонию и «воротами» в Озерный край. Я уехал туда на все каникулы. Там было много интересного. Деньги отец давал, на все с лихвой хватало. Я там провел пару месяцев, осматривая далекие уголки Патагонии. Туда, куда сумел добраться. Пуэрто Монт был построен немецкими переселенцами, и это чувствовалось в его архитектуре и в чистоте улиц. Чили не зря считается самой европейской страной Южной Америки. Это ощущается во многих вещах, более всего в уровне образования жителей, который достаточно высок. Европеизированный пейзаж удачно дополняется заснеженным пиком идеальной формы – вулканом Осорно. Он располагается на другом берегу озера, и вид просто потрясающий. В окрестностях Пуэрто Монта расположены горные пики, ледниковые долины, озера и водопады, одни из самых красивых в мире. На юге Чили земля как бы частично проваливается под воду и из нее торчат невероятной формы заснеженные пики гор.
Я смотрел на эти горы, и у меня было впечатление, что кто-то разбил огромное стекло и воткнул его осколки в землю. Многие пики гор выглядели, как сюрреалистичные осколки стекла невероятных размеров, возвышающиеся над землей своими неровными, острыми гребнями. Когда я поехал еще южнее, больше всего на меня произвела впечатление гора Фицрой – главная вершина Патагонии. Рядом с этой вершиной расположены пики Серро Поинсенот, Рафаель и Сент Экзюпери, а неподалеку находится другая всемирно известная группа вершин – группа Серро-Торре. Их необычные формы «обломков стекла» отложились у меня в памяти на всю жизнь. Неподалеку находятся безумной красоты озера. В их кристально чистой воде отражаются эти самые заснеженные вершины и пролетающие мимо облака. В этой местности уже достаточно холодно и часто встречаются айсберги. Чтобы попасть в горы, я долго плыл на пароме, который пробирался через фьорды, как будто проходил через лабиринт. Я спрашивал себя, как можно было не заблудиться в этом несметном количестве островков, гор, озер и «разломов земли». Ближайший порт был Тортель, откуда можно было попасть сразу и на озера, окруженные горами со снежными шапками, которые были севернее, и, проехав южнее до Лагуна Верде, взять лодку и подобраться как можно ближе к Фицрою. В этих огромных озерах уже встречались айсберги. Наверно, находящиеся рядом холодные горные ледники способствовали их образованию.