Карл Барт Очерк догматики
Шрифт:
«Верую в отпущение грехов» — здесь христианин очевидным образом оглядывается назад, на тот путь, которым он пришел. Не только в мгновение своего «обращения», но всегда, когда он оглядывается назад, христианин видит отпущение грехов. Данное событие его утешает и поднимает, оно и ничто иное. Ничто к нему не может добавиться, например отпущение грехов и мой опыт или отпущение грехов и мои достижения! То, что мы узнаем о самих себе, оглядываясь, всегда может быть лишь одним — мы живем отпущением. Мы — нищие, и это правда.
Если отпущение грехов — это все, что лежит позади нас, то тем самым выносится суждение относительно всей нашей жизни. В любом случае нельзя говорить о заслуге, скажем заслуге благодарности, с которой я преподносил любимому Богу всевозможные вещи. «Я был бойцом! Я был теологом! Возможно, даже писал книги!» Нет, так дело не пойдет. Всему, чем мы были и что мы делали, будет вынесено суждение — это был грех. А грех означает выхождение за пределы, отклонение. А если и было что-либо
Несмотря на это и вопреки всему этому исходит свидетельство Святого Духа, свидетельство об услышанном Слове Божьем и свидетельство о крещении. Ведь значение святого крещения как раз и состоит в том, что мы вправе всю жизнь размышлять о том, что мы крещены. Лютер в минуту искушения взял мел и написал на столе baptizams sum. Крещение касается всего меня, независимо от того, всегда ли я одинаково остро воспринимаю свидетельство Святого Духа. С нашим восприятием не все ладится. Оно становится то сильнее, то слабее. Есть времена, когда Слово для меня не имеет живого значения, и именно здесь должно вмешаться осознание того, что я крещен. В моей жизни был однажды дан знак, за который я имею возможность держаться, причем и тогда, когда свидетельство Святого Духа не достигает меня. Точно так же как я был рожден, я был некогда крещен, и, как крещенный, я становлюсь свидетельством для себя самого. Крещение не может удостоверять чего-либо иного, кроме того, что удостоверяет Святой Дух, но, как крещенный, я могу быть для самого себя свидетельством Святого Духа и могу укрепиться этим свидетельством. Крещение вновь призывает меня к службе свидетельствования, поскольку напоминает мне о необходимости ежедневного покаяния. Оно является в нашей жизни сигналом. Подобно тому как упавшему в воду вспоминаются движения пловца, так и покаяние напоминает нам о свидетельстве.
Этим свидетельством является обращенное к нам Слово Божье: ты, человек, со своим грехом принадлежишь целиком и полностью как собственность Иисуса Христа сфере непостижимой милости Бога, который не желает воспринимать нас как тех, кто живет так, как они живут, и поступает так, как они поступают, но говорит нам: «Вы оправданы». Ты для меня больше уже не грешник, на твоем месте уже другой. И я воспринимаю этого другого. И если ты беспокоишься о том, как тебе следует приносить покаяние, то будет тебе сказано — за тебя уже принесено покаяние. И если ты спрашиваешь о том, что бы ты мог сделать, каким образом мог бы устроить свою жизнь в совместности с Богом, то будет тебе отвечено — искупление за твою жизнь уже принесено и твоя совместность с Богом уже достигнута. Твое деяние, дитя человеческое, может заключаться лишь в том, что ты принимаешь ту ситуацию, что Бог тебя как тварь, каковой ты являешься, видит в новом свете и принимает тебя заново. «Итак мы погреблись с Ним крещением в смерть» (Рим. 6: 4). Крещение есть представление смерти Христа в средоточии нашей жизни. Оно говорит нам, что там, где умер и погребен Христос, и мы умерли и погребены, мы — преступившие и грешники. Как крещенный, ты вправе рассматривать себя как умершего. На том и покоится отпущение грехов, что это умирание свершилось тогда, на Голгофе. Крещение говорит тебе о том, что та смерть была и твоей смертью.
Бог сам в Иисусе Христе заступил на место человека. Поразмыслим вновь относительно нашего объяснения примирения как замены. Бог берет на себя ответственность за нас. Мы представляем сейчас его собственность, и Он распоряжается нами. Наша собственная недостойность уже не касается нас. Мы имеем сейчас возможность жить тем, что Он делает. Это означает не пассивное, а в высшей степени активное существование. Если будет позволено использовать образ, то представим себе ребенка, рисующего какой-то предмет. Ему это не удается. Тогда учитель садится на место ребенка и рисует этот же предмет. Ребенок стоит рядом и только смотрит, какой прекрасный рисунок создает в его собственной тетради учитель. Таково оправдание — Бог делает на нашем место то, что мы сделать не в состоянии. Меня согнали со скамейки, и если сейчас и скажут что-нибудь в мой адрес, то меня это уже не касается, это касается того, кто сидит на моем месте. И те, кто должны жаловаться на меня, дьявол и вся его рать и люди, если они решатся выступить против меня, пусть, Он занял мое место. Такова моя ситуация. Я оправдан и вправе радоваться, поскольку обвинения меня уже не касаются. Праведность Иисуса Христа есть теперь моя праведность. Это называется отпущением грехов.
И не следует говорить, что недостаточно жить «лишь» отпущением грехов. Такое возражение уже выдвигалось против символа, а в заостренной форме и против реформаторов. Что за глупость! Как будто бы как раз оно — отпущение грехов — не является тем единственным, чем мы живем, источником всякой силы. Как будто бы этим не было сказано все! Именно тогда, когда мы знаем, что Бог за меня, мы ощущаем ответственность в подлинном смысле. Ведь если исходить из этого, и только этого, будет существовать настоящая этика, будет критерий различения добра и зла. Жить отпущением грехов никоим образом не означает пассивности, напротив — означает христианскую жизнь, активную в полной мере. Описываем ли мы это как великую свободу или как строгую дисциплину, как благочестие или как настоящий мир, как приватную или социальную мораль, рассматриваем ли такую жизнь как знак великой надежды или как знак повседневного терпения — в любом случае мы живем только отпущением грехов. В этом заключены различия между христианином и язычником, христианином и иудеем. То, что не перешло через эту острую грань к отпущению грехов, к милости, то не христианское. Так нас будут судить, так нас когда-нибудь спросит судья: «Жил ли ты милостью или создал себе каких-нибудь богов, а возможно, и сам захотел стать богом? Был ли ты верным слугой, которому нечем хвалиться?» В таком случае ты принят, ведь ты действительно был милосердным и простил своих должников, действительно утешал других и был светом, ведь в таком случае твои дела действительно были добрыми делами — делами, проистекающими из отпущения грехов. Вопрос об этих делах есть вопрос судьи, на который нам придется отвечать.
Лекция 24 ВОСКРЕСЕНИЕ ПЛОТИ
И ВЕЧНАЯ ЖИЗНЬ
Человек-христианин смотрит вперед и получает вопреки своей смерти свидетельство Святого Духа и тайной вечери о воскресении Иисуса Христа, а таким образом и о завершении жизни, которое заключается в том, что человеку, поскольку он в Иисусе Христе вправе стать на место Бога, сообщается возможность причаститься к величию Бога.
«Человек-христианин оглядывается назад» — так было сказано в тезисе предыдущей лекции. Человек-христианин смотрит вперед — говорится сейчас. Таковые смотрение назад и смотрение вперед составляют жизнь христианина, vita humana Christiana, жизнь человека, воспринявшего Святой Дух, живущего в своем сообществе и призванного, пребывая в нем, быть светом мира.
Человек смотрит вперед. Мы делаем, так сказать, поворот на 180 градусов: сзади нас наш грех, а впереди смерть, умирание, гроб, могила, конец. Тот, кто не воспринимает этого всерьез, не воспринимает всерьез того, что нам предстоит, кто не осознает, что такое умирание, кого это не повергает в ужас, кто, наверное, не наслаждается в достаточной мере и потому не ведает страха перед концом, тот, кто еще не понял, что эта жизнь есть дар Божий, тот, кому незнакомо чувство зависти к патриархам, жившим не только 100, но и 300, 400 и больше лет, тот, кто, другими словами, не постигает красоту этой жизни, — такой человек не в состоянии постичь, что означает «воскресение».
Это слово есть ответ на ужас смерти, ужас от того, что этой жизни когда-то наступит конец, и этот конец образует горизонт нашего существования. «В средоточии жизни охвачены мы смертью…» Человеческое бытие есть бытие, находящееся под такой угрозой, оно отмечено таким концом, таким постоянно сохраняющимся противоречием нашему существованию: Ты не можешь жить! Ты веришь в Иисуса Христа и все же можешь лишь верить, но не видеть. Ты стоишь перед Богом и можешь и вправе радоваться и все же должен каждый день узнавать на опыте, что твой грех каждое утро есть вновь. Это мир, и все же мир, который может сохраняться лишь в борьбе. Мы понимаем, и все же понимаем удручающе мало. Есть жизнь, и все же жизнь лишь в тени смерти. Мы вместе и все же когда-нибудь должны расстаться. Смерть кладет свою печать на все, это она наемник греха. Расчет завершен, гроб и тление суть последнее слово. Борьба закончена, и не в нашу пользу. Вот что значит смерть.
И вот человек-христианин смотрит вперед. Что означает в этой жизни христианская надежда? Жизнь после смерти? Событие в стороне от смерти? Душа, которая как бабочка вспархивает над могилой и где-то сохраняется, с тем чтобы бессмертно жить дальше? Так представляли себе жизнь после смерти язычники. Но это не христианская надежда. «Верую в воскресение плоти». Плоть в Библии — это просто человек, причем человек под знаком греха, падший человек. И этому человеку говорится: ты воскреснешь. Воскресение означает не продолжение этой жизни, а завершение жизни. Этому человеку говорится «да», его не затмевает тень смерти. Когда речь идет о воскресении, то речь идет о нашей жизни, каковы мы суть и суть здесь. Мы воскресаем, никто не заступает на наше место. Это означает не то, что начинается совершенно новая жизнь, а то, что «это преходящее повлечет непреходящность, а это смертное — бессмертие». И станет явным: «Смерть поглощена победой».