Карл Маркс: Мировой дух
Шрифт:
В начале весны того же года, заканчивая работу над своей книгой, друзья основали в Брюсселе организацию по образу и подобию «Союза справедливых» (ранее «Союза изгнанников») Вейтлинга, назвав ее Коммунистическим корреспондентским комитетом. Хотя официальной целью новой ячейки (в ней всего четырнадцать членов) является «поддержание постоянных связей между „Союзом справедливых“ и всеми социалистическими организациями Европы», на самом деле она видит своей задачей заменить собой лондонский союз, чтобы оказаться в самом центре революционного движения в Европе. Карл и Фридрих предложили самым значительным брюссельским беженцам войти в число основателей их объединения. Публика подобралась самая разношерстная: немецкий портной Вильгельм Вейтлинг; кёльнский еврей-буржуа Моисей Гесс; прусский офицер-артиллерист в отставке Герман Криге; русский писатель Павел Анненков; прусский аристократ, брат Женни, Эдгар фон Вестфален. Таково было первое
Наловчившись налаживать механизмы власти, Карл установил для Коммунистического корреспондентского комитета правила, позволявшие ему исключать любого, кто отклонится от намеченной им линии. Исключения не заставили себя ждать.
Первым выбыл Вейтлинг, который теперь раздражал Маркса своим самодовольством. В самом деле, уже на первом собрании Карл потребовал от членов комитета отринуть «истинный социализм», то есть идею общего блага для всех людей. Вейтлинг и Грюн были с этим не согласны: вслед за Прудоном они полагали, что существует нечто вроде «блага человечества», что победа буржуазии и парламентской демократии сама по себе станет огромным шагом вперед и принесет пользу рабочим. Вейтлинг добавлял, что рабочие должны прочесть брошюру, недавно изданную им в Швейцарии, в которой он сравнивает себя с Иисусом Христом! Согласно Анненкову, который вел подробный протокол заседания, Маркс вспылил: «Скажите нам, Вейтлинг, вы ведь наделали столько шуму в Германии вашими коммунистическими проповедями, каковы теоретические основы вашей социал-революционной деятельности? На какой теории намереваетесь вы основывать ее в будущем? Без ясного учения народ не сможет сотворить ничего, кроме шума и бунтов, обреченных на поражение. А они только подрывают наше дело!» И когда Вейтлинг объяснил, что рабочим всего лишь нужно прочесть его собственные сочинения, Карл взорвался, стукнул кулаком по столу и проревел: «Невежество еще никому не помогло!» Вейтлинг хлопнул дверью, Грюн ушел за ним из чувства солидарности.
Месяц спустя в письме Гессу, присутствовавшему на собрании, Вейтлинг представил собственную версию разрыва с Марксом: «Я пришел к выводу, что в настоящий момент не может быть и речи об осуществлении коммунизма в Германии; сначала захватить власть должна буржуазия».
После Вейтлинга с Грюном из комитета вышел Гесс, напуганный тем, какой оборот приняло дело, и привлеченный другими авантюрами: некогда подсказав Марксу, в его первой работе о Гегеле, фразу, обличающую религию как «опиум для народа», он вскоре зарекомендует себя поборником еврейского национализма и провозвестником сионизма.
Маркс пытался придать своему комитету международный размах. 2 мая 1846 года он написал Прудону, только что опубликовавшему «Философию нищеты», предложив ему стать его корреспондентом в Париже. В своей новой книге Прудон писал, что История — это «работа по выравниванию», проходящая через четыре века: век языка, психический век, революционный век, «когда род людской выискивает теорию своих нравственных и экономических законов и пытается осуществить ее в политике и религии», и, наконец, социальный век, когда экономический принцип опирается «на два главных предшествующих принципа религии и управления». Он различает «собственность» и «обладание» и советует: для того, чтобы оградить личную свободу от общественного принуждения, «уничтожьте собственность, сохранив обладание, и этим одним-единственным изменением в принципе вы полностью измените законы, управление, экономику, общественные учреждения».
В своем письме к самому знаменитому из французских социалистов Карл не смог удержаться, чтобы не предостеречь его в постскриптуме от общения с Грюном, который пошел по стопам Вейтлинга. А ведь Грюн был другом Прудона.
Четвертым выбыл 11 мая 1846 года офицер Криге, исключение которого состоялось одновременно с утверждением ухода Грюна — под предлогом разногласий по поводу финансирования комитета.
История этого исключения заслуживает внимания. Герман Криге, поселившись в Нью-Йорке, основал там газету «Народная трибуна». Карл помпезно назвал его «корреспондентом» умирающего Союза коммунистов; Криге пришла в голову злосчастная идея разделить территорию Америки на равные наделы и передать их в безраздельную собственность крестьянам. Святотатство! Карл созвал заседание руководства союза, чтобы разоблачить Криге как апологета частной собственности; он составил «Циркуляр против Криге», на основании которого присутствующие приняли решение об исключении журналиста и сообщили об этом всему свету. 17 мая Прудон отказался примкнуть к комитету — если только, как объяснит он позже, Маркс не согласится путем «открытого и честного спора явить миру пример ученой и предусмотрительной терпимости». И добавил: «Ради бога, давайте не будем, уничтожив все догматы априори, в свою очередь делать догматами наши собственные
Так Карл нашел новую мишень для своего сарказма. После «Немецкой идеологии», вместо того чтобы вернуться к книге об экономике, обещанной издателю к июлю прошедшего года, он взялся составлять ответ на «Философию нищеты» Прудона. В тексте, иронично озаглавленном «Нищета философии», он начал с анализа грядущей бесклассовой демократии: «Значит ли это, что после крушения старого общества наступит новое главенство класса, выражающееся в новой политической власти? Нет!.. В процессе своего развития рабочий класс заменит старое гражданское общество объединением, которое исключит классы и антагонизм между ними, и не будет больше политической власти как таковой, поскольку политическая власть — это официальное выражение антагонизма в гражданском обществе… Не говорите, что общественное движение исключает движение политическое. Не бывает политического движения, которое одновременно не было бы социальным. Только при таком порядке вещей, когда не будет больше классов и классового антагонизма, социальные эволюции перестанут быть политическими революциями…»
Затем Маркс разрушает то, чему поклонялся еще несколько дней назад, выказывая крайнюю жестокость и бесконечную неискренность: «Во Франции за ним [Прудоном] признают право быть плохим экономистом, потому что там он слывет за хорошего немецкого философа. В Германии за ним, напротив, признается право быть плохим философом, потому что там он слывет за одного из сильнейших французских экономистом. Принадлежа одновременно к числу и немцев, и экономистов, мы намерены протестовать против этой двойной ошибки». В конце статьи Маркс заявит с еще большей злобой: «Он хочет парить над буржуа и пролетариями, как муж науки, но оказывается лишь мелким буржуа, постоянно колеблющимся между капиталом и трудом, между политической экономией и коммунизмом».
Маркс никогда не отречется от этих слов и заявит в 1880 году, что чтение «Нищеты философии» и «Манифеста Коммунистической партии» может служить введением к чтению «Капитала»: «„Нищета философии“ содержит в себе основы теории, развитой, после двадцати лет труда, в „Капитале“».
В то время как британский парламент отменил закон о торговле зерном, устанавливавший пошлину на импорт заграничного хлеба, возвещая тем самым зарождение свободной торговли в июне того же 1846 года, Карл предпринял попытку заменить выбывших членов комитета. Он встретился с Вильгельмом Вольфом — трогательным созданием, в будущем его самым преданным помощником. Сын сельских батраков из Силезии, Вольф вырос в нищете и страхе, будучи вечной мишенью для насмешек со стороны помещичьих отпрысков; с помощью одного священника ему удалось поступить в школу, потом в университет, там он изучал филологию и стал заправилой студенческого землячества Бреслау. Отсидев четыре года в тюрьме за пропаганду коммунизма, он выехал в Брюссель. «Редкий человек в невзрачной оболочке», — вынес свое суждение Энгельс с первой же их встречи. Вольф, которого Карл прозвал «Лупусом», переведя его фамилию с немецкого на латынь, сразу же вошел в брюссельский Коммунистический корреспондентский комитет. Позднее Маркс посвятит «Капитал» этому верному товарищу.
В двадцать восемь лет Маркс хотел быть уже не только литератором, но и человеком действия. По воспоминаниям одного из посетителей комитета, он «человек, созданный из энергии и непоколебимой убежденности… Говорил он всегда непререкаемым тоном, не терпящим никаких возражений. Его грубый, безапелляционный, категоричный тон выражал уверенность в том, что его назначение — повелевать всеми умами и устанавливать для них законы. Я видел перед собой воплощение „демократического диктатора“».
В октябре 1846 года Маркс потерял предпоследнего члена-основателя своей группы: Эдгар, брат Женни, решил уехать в Америку. Собрав некую сумму денег — часть из них была занята у сводного брата Фердинанда (который преуспевал в Берлине в самых реакционных кругах), — он отправился в Техас, бросив невесту в Брюсселе. Женни была очень огорчена отъездом брата. Карл же, скорее, испытал облегчение после отъезда человека, которого он называл теперь не иначе как «этот бездельник Эдгар».
В конце ноября краковские рабочие восстали и устроили бунты против своих хозяев, что повлекло за собой вмешательство Австрии, аннексировавшей город. В Париже Фредерик Шопен, уже будучи смертельно болен, сочинил самую красивую свою баркаролу в честь соотечественников. Маркс написал несколько статей в поддержку польских рабочих, борющихся как с русскими и австрийскими оккупантами, так и со своими польскими хозяевами. Многие руководители социалистов заговорили тогда о необходимости настоящей международной рабочей солидарности, чтобы противостоять подобным ситуациям. Как никогда раньше, Карл был уверен в том, что эту роль должен взять на себя его Корреспондентский комитет. Он должен создать международную сеть и взять под свою власть лондонский союз.