Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни
Шрифт:
Теперь они были всего лишь двумя стариками, неотличимыми от тысяч других: он — тучный и седой, она — истощенная и хрупкая…
Что осталось неизменным? Любовь и страсть этих двоих. Все эти годы, однажды взявшись за руки, они не сводили друг с друга глаз. Вскоре — и они оба это знали — им предстояло навек проститься.
Но сейчас, вот именно сейчас — смерти не было. И жизнь была вечностью.
Женни стало плохо на станции, по дороге домой. Поездка была слишком тяжела для нее, но радость от нее пересиливала боль, и Женни попросила Маркса еще раз свозить ее в Париж. Этому не суждено было случиться. В середине августа Маркс получил письмо от подруги Тусси, Долли Мейтланд, о том, что их младшая дочь тяжело больна и отказывается от помощи врачей {35}. 17 августа Маркс уехал из Франции один, бросившись на помощь Тусси {36}.
Пока вся семья переживала за здоровье Женни и Маркса, а также по поводу переезда семейства Лонге во Францию, Тусси цвела в кругу своих новых знакомых в Лондоне. Ферниволл нашел ей хорошую научно-исследовательскую работу над тем, что впоследствии станет Оксфордским словарем {37}, кроме того, она начинала свою карьеру в качестве правозащитницы. Недавно основанная Земельная лига оказывала давление на британский Парламент с целью изменить законы, касающиеся Ирландии: они защищали крупных землевладельцев и фактически провоцировали разорение мелких арендаторов. Конечной целью Лиги была независимость Ирландии, однако некоторые споры возникли вокруг промежуточного периода, — «Гомруль» — при котором ирландцы управляли бы своей страной сами, формально оставаясь частью Британской империи. Депутат от Ирландии Чарльз Стюарт Парнелл, возглавивший эту борьбу, нашел в Соединенных Штатах 200 тысяч фунтов на свою кампанию {38}. Пока Женнихен жила в Англии, она пересылала в газету Парнелла статьи своего мужа, посвященные ирландской проблеме. Младшая дочь Маркса не хотела ограничиваться лишь словами. Тусси вышла на улицу и присоединилась к толпе, окружившей полицейский участок в знак поддержки заключенного фения и основателя Земельной лиги. Однако собравшихся обманули, — заключенного уже успели тайно перевезти — и Тусси, не отличавшаяся ни высоким ростом, ни крепким телосложением, обрушилась на здоровенного ирландца-полицейского (на радость всей толпе), обвиняя его в том, что он выполняет грязную работу для англичан {39}.
Весной 1881 года Генри Гайндман создал организацию, которую назвал Демократической Федерацией — по его замыслу она должна была служить прикрытием для рабочей организации. Несмотря на неприязнь Маркса к Гайндману, Тусси вступила в организацию {40}. Если она собиралась стать активистом, выступающим от имени угнетенных в Англии и Ирландии, ей требовалось начинать формировать собственные политические объединения. Это было вполне в ее характере. Старшие дочери Маркса довольствовались работой «за кулисами», в тени своего отца, но Тусси всегда хотела быть в авангарде и предпочитала бросать вызовы самостоятельно.
Молодые люди, собиравшиеся вокруг нее в читальном зале Британского музея, были частью нового политического актива Англии и сильно отличались от своих предшественников-социалистов, поскольку умели сочетать интерес к социальным аспектам с интересом к искусству, литературе и музыке (одним из ее друзей был молодой ирландец Джордж Бернард Шоу, читавший «Капитал» на французском языке и уже почти ставший «новообращенным» марксистом) {41}. Лучшего сочетания для Тусси и быть не могло: ей не приходилось выбирать между театром и политикой — она занималась и тем, и другим.
В марте она организовала представление на Сент-Панкрасс, посвященное годовщине Коммуны. Зал на две трети был заполнен известными радикалами, среди них — ее отец, Энгельс, Лев Гартман и Август Бебель. Тусси прочитала со сцены «Крысолова из Гаммельна». Эде Бернштейн вспоминал, что ее голос был необычайно музыкален, а манеры отличались живостью и естественностью:
«Поскольку мой английский был все еще очень слаб, я не всегда мог понять все слова. Я лишь отметил, что чтение Элеонор было полно жизни, голос ее отличался богатством модуляций, и она заработала бурные аплодисменты» {42}.
В июле, когда родители Тусси проверяли свое здоровье в Истбурне перед поездкой в Аржантей, Энгельс вновь присутствовал на очередном представлении, на этот раз — двух одноактных пьес театра «Клуб Дилетантов». Он сообщил Марксу, что Тусси продемонстрировала «прекрасное самообладание и смотрелась на сцене очаровательно». По его мнению, играла она прекрасно {43}, хотя понятно, что Маркс и Энгельс рассматривали это увлечение Тусси как хобби. Однако Тусси думала иначе. За месяц до этого она призналась Женнихен, что подумывает о профессиональной сценической карьере, и обратилась к той же учительнице, что и сама Женнихен несколько лет назад.
Тусси знала, что Маркс будет против, отчасти — из финансовых соображений (он и так залез в долги из-за болезни Женни и отъезда Женнихен), однако сказала сестре, что отец уделял ее образованию гораздо меньше времени, чем мог бы, и что теперь она постарается сделать все возможное, чтобы сократить расходы {44}.
«Я надеюсь, что у меня получится — это было бы прекрасно. Что ж, в любом случае я попытаюсь — провалюсь, так провалюсь. Видишь ли, дорогая, у меня слишком много утюгов стоит на огне, но я чувствую, что и так потратила много времени впустую, и пришла пора сделать хоть что-то стоящее» {45}.
К несчастью для Тусси, ее желания были в то лето последним, на что обращали внимание ее родные. Она осталась в Лондоне совсем одна. Родители и Ленхен были во Франции, даже Энгельс уехал в Йоркшир. А она по-прежнему не разговаривала с Лаурой из-за Лиссагарэ. Тусси погрузилась в глубокую депрессию, а та, в свою очередь, привела к анорексии. К тому времени, как Долли Мейтланд написала Марксу, вызвав его в середине августа в Лондон, Тусси уже несколько недель почти не спала и почти ничего не ела. Руки у нее дрожали, начался нервный тик. Она находилась в «состоянии крайнего нервного истощения», как рассказывал ее отец Энгельсу. Доктор не нашел никаких заболеваний, не считая некоторого «функционального расстройства желудка» и «опасной стадии переутомления» {46}.
Женни и Ленхен вернулись в Лондон через два дня и нашли Маркса и Тусси в гостиной; Тусси сидела на диване, со всех сторон обложенная подушками. Женни написала Женнихен:
«Ее безумный образ жизни привел к такому лихорадочному и болезненному состоянию, что она могла передвигаться едва ли не хуже, чем я».
Относительно отъезда из Аржантея она пишет старшей дочери:
«Память о тебе, твоей любви и доброте навсегда останется величайшим сокровищем моего сердца, и я буду жадно смаковать ее словно скряга» {47}.
К октябрю Тусси поправилась, но для Женни наступил ее смертный час. Теперь она редко вставала с постели — только для того, чтобы пересесть в кресло, стоящее рядом. После нескольких месяцев постоянной тревоги за жену, дочерей и внуков обострились и болезни Маркса. Его проблемы в тот период были связаны с дыханием — сначала бронхит, затем плеврит. Без сомнения, его легкие были ослаблены долгими годами курения, особенно в молодости, когда он курил самые дешевые сигары, потому что не мог позволить себе других. Однако все соглашались с тем, что физическое состояние Маркса ухудшилось от отчаяния и тревоги, владевших им в ту осень. Друг его юности, товарищ, «незабвенный и любимый друг», его жена умирала, а он лежал в маленькой соседней комнате, потому что врач запретил ему вставать даже для того, чтобы увидеться с ней {48}. Женнихен хотела приехать и привезти мальчиков, чтобы подбодрить мать, но Лаура сообщила, что Женни уже слишком слаба, чтобы видеться с ними. Кроме того, — писала Лаура, — они всегда в ее мыслях, и она ждет каждого письма от Женнихен {49}.