Карл Великий: реалии и мифы
Шрифт:
Я решил записать те события, чтобы донести их до потомков… дабы не позволить угаснуть во тьме забвения блестящим делам и славнейшей жизни превосходнейшего и величайшего правителя своей эпохи, а также его деяниям, которые едва ли смогут повторить люди нынешнего времени.
Была и другая причина… а именно, затраты на мое воспитание [nutrimentum], а после того, как я стал вращаться при его дворе, постоянная дружба императора и его детей. Этой дружбой, он так привязал меня к себе и сделал должником и в жизни своей, и в смерти, что я заслуженно мог бы показаться и быть назван неблагодарным, если бы, забывшись, не упомянул оказанные мне милости, а также славные и прекрасные деяния человека, который был моим благодетелем, умолчав и не сказав о его жизни, словно он никогда не жил, оставив все это без описания и должного восхваления
Эйнхард подражает Светонию. Это не случайно. Манускрипт с текстом О жизни Цезарей (De vita Caesarum) находился в библиотеке Фульды
29
Ph. Jaffe — один из первых исследователей, подробно изучавших проблему заимствования у Светония. В его вступлении к изданию Жизни Карла перечислены 32 пассажа, в которых Эйнхард позаимствовал у Светония выражения или способ изложения. Не менее двенадцати из них встречаются непосредственно в Жизни Августа, например II, 68–93 и 9497 (Ph. Jaffe, Preface, рр. 509–541). См. также параллельные места у Эйнхарда (гл. 22–32) и Светония (Тиберий 111, 68–71; Клавдий V, 30–42 и V, 46; Нерон VI, 51–52; Калигула IV, 57).
30
За исключением вступления и заключительной части.
Итак, вот книга, содержащая воспоминания о славнейшем и величайшем муже, в которой, за исключением его деяний, нет ничего, чему можно удивляться, не считая разве того, что я, не будучи римлянином [barbarus], неискусный в римском наречии, вообразил, что могу написать что-то достойное или подобающее на латинском, а также, что я мог впасть в такое бесстыдство, что решил пренебречь словами Цицерона из первой книги Тускуланских бесед, где говорится о латинских писателях. Там мы читаем такие слова: «Когда тот, кто не способен ни снискать благосклонность читателя, ни связать, ни изложить свои мысли, берется за письмо, он, не зная меры, злоупотребляет и досугом своим, и сочинительством»
Эйнхард состоял при дворе примерно с 791 г., когда Карлу было 49 лет, и до самой смерти короля. Ко времени прибытия Эйнхарда ко двору героический (военный) период жизни Карла закончился, и войны Карла, описанные Эйнхардом, уже завершились. Некоторые сведения об этом времени наш автор мог получить от своих старших современников, а что-то взять из документов. То, что Эйнхард использовал какие-то письменные источники не вызывает сомнений. Отдельные высказывания Эйнхарда, например, о Пипине Коротком (гл. 2 и гл. 15), о Хильдегарде (гл. 18), о матери Пипина Горбатого (гл. 20), о латинском языке (гл. 25), схожи с пассажами из Хроники о епископах Меца (ChrEM, cols. 1465D–1471А), приписываемой Павлу Дьякону (ок. 720 - ок. 799 гг.). Скорее всего информация о войнах Карла и его иностранной политике взята из Анналов франкских королей, которые в своем окончательном виде были составлены уже во время правления Людовика Благочестивого, при котором, начиная с 814 г., Эйнхард занимал важный пост, имея возможность работать с императорским архивом (Halphen, рр. vii-viii; Thorpe, р. 16; р. 175). Композиционно Жизнь Карла Великого делится на пять частей:
Вступление. Изложение причин, побудивших автора рассказать о жизни императора.
Введение (гл. 1–3). Описание исторической ситуации до правления Карла Великого: образ жизни короля Хильдерика перед низложением в 751 году и заточением в монастырь (гл. 1). История семьи Карла: правление Пипина Короткого в должности майордома (гл. 2) и выборы его королем (гл. 3).
Переходная часть (гл. 4). Упоминание об отсутствии сведений о рождении, детстве и отрочестве Карла; выражение автором собственного намерения изложить политику и личную жизнь короля.
Главная часть (гл. 5–32).
1) Описание войн — аквитанской, саксонской, баварской, славянской, норманской, — проведенных королем (гл. 5–14): результат внешней политики Карла (гл. 15–16); деятельность Карла по благоустройству государства (гл. 17).
2) Личная жизнь императора (гл. 18–29): черты его характера и взаимоотношения с членами семьи (гл. 18–21); внешний вид и состояние здоровья (гл. 22); одежда (гл. 23); повседневная еда и привычки (гл. 24); образование (гл. 25), и религиозность (гл. 26–27); принятие императорского титула (гл. 28); законотворчество и присвоение франкских названий ветрам и месяцам (гл. 29).
3) Болезнь Карла, его смерть; явления, предвещающие кончину императора, и его погребение (гл. 30–32).
Заключение (гл. 33). Завещание Карла.
Интересно обратить внимание на то, что и во вступлении (которое весьма отличается по языку и стилю от остального изложения [31] ), и в переходной части (гл. 4), автор, хотя и не называет собственного имени, пишет от первого лица. Все остальное повествование ведется Эйнхардом от третьего лица, за исключением намека на личное участие в некоторых событиях (гл. 6) и перехода к изложению событий личной жизни Карла (гл. 18).
31
Здесь мы не рассматриваем завещание Карла, которое, по всей видимости, было приложено к произведению или самим Эйнхардом, или кем-то из позднейших переписчиков.
Нет сомнений в том, что Эйнхард вольно обращается с фактами. Возможно, он делает это намеренно, ради прославления императора. Впрочем, и источники, которыми автор мог пользоваться при написании своей работы (например ARF), также не всегда содержали достоверную информацию, видимо, по той же причине. Но если о войнах Карла мы имеем сведения из вторых и третьих рук, то описание внешности императора, состояния его здоровья, черт характера, образа жизни, привычек — явно основаны на наблюдениях самого Эйнхарда.
Цель Эйнхарда — написать панегирик императору. Несомненно, ему это удалось. Он постоянно убеждает читателя в том, что Карл — самый могущественный (гл. 15), благоразумный, стойкий, удачливый (гл. 8), решительный (гл. 5) и сильный духом (гл. 7) из всех правителей на земле. Его цели благородны, а все, что он делал, — справедливо и направлено исключительно на благо государства [32] .
Биограф краток и лаконичен. Именно эта таинственная краткость, а также факты, которые утаиваются Эйнхардом столь же искусно, как и описываются [33] , заставляют нас задуматься над текстом. Насколько важно то, что Эйнхард рассказал нам, настолько же важно и то, о чем он не сказал ни слова.
32
Здесь отметим, что Эйнхард выражает сожаление, к примеру, о том, что Карл так и не научился писать (гл. 25), или не осуществил задуманного в законодательстве (гл. 29). Однако это нисколько не приуменьшает роли императора.
33
Этот избирательный подход Эйнхарда при описании событий не может не вызвать восхищения. К примеру, биограф так описывает отношения Карла со своими дочерьми: «Дочерей своих Карл очень любил и… ни одну из них он не пожелал отдать в жены — ни своим людям, ни чужеземцам; всех он удерживал дома, вплоть до своей смерти, говоря, что не может обойтись без их близости [contubemio]. Из-за этого он, хоть и благополучный во всем остальном, испытал удары злосчастной судьбы. Однако, он не подавал виду, как будто бы в отношении дочерей и никаких подозрений не возникало, и не распространялись слухи» (гл. 19). Упоминая о слухах, Эйнхард умалчивает о той бурной личной жизни, которую дочери Карла, Ротруда и Берта, вели при дворе, имея многочисленных любовников. Сам же Карл к их «шалостям» относился весьма снисходительно, хотя, возможно, и хотел свести их к минимуму, повсюду возя дочерей за собой, в окружении охраны и стражников. Дочери пытались скрыть свои связи от отца. В частности, Берта и влюбившийся в нее поэт Ангильберт (позднее аббат Сен-Рике) хранили свою тайную любовь от Карла так долго, как только могли. Но «однажды ночью Ангильберт, не в состоянии сдержать свою страсть к Берте, прокрался в ее спальню, где и оставался до самого утра. Когда Ангильберт пожелал вернуться в свои покои, которые располагались в другом здании, то к своему великому ужасу, обнаружил, что не может это сделать незаметно. Ночью выпал снег — снег, который сохранит следы его возвращения из императорского дома. Дабы этого не случилось, Берта придумала хитроумный план сокрытия пребывания Ангильберта в своей спальне. Она посадила его к себе на закорки и несла его до его покоев — так, что на снегу остались только одни женские следы. Однако, любовники забыли, что Карл не терял бдительности, даже когда спал. Случайно проснувшись и выглянув в окно, король увидел свою дочь Берту, движущуюся через двор с Ангильбертом на спине. Некоторое время Карл молчал об увиденном, но после, простив обоих, дал разрешение на женитьбу» (ChrL, рр. 357–359). Мы даем текст с учетом современной интерпретации (см.: Folz, рр. 342–243; Dutton, PD, рр. 13–14; п. 29, р. 265), ибо в указанной хронике действующими лицами являются Эйнхард (Einhardus) и Имма (Imma), названная «дочерью императора Карла, которую сватали за греческого императора».
Эйнхард уделяет мало внимания описанию империи Карла и его двора, он ничего не говорит о доктринальных спорах в отношении адопцианизма, Filioque, иконоборчестве (КВ, сс. 129–134), которые велись как при дворе, так и за его пределами, в самом королевстве. И если Алкуин и Петр Пизанский получили должное (их имена приводятся в книге — гл. 25), то Павлу Диакону и Паулину из Аквилеи (покинувшим Ахен до того как прибыл туда Эйнхард) вообще не уделяется внимания. Теодульф Орлеанский значится лишь как один из тех, кто засвидетельствовал последнюю волю Карла.