Карл XII. Последний викинг. 1682-1718
Шрифт:
Однако у Августа не хватило на это решимости. Карл догадался, о чем просит курфюрста графиня, и сделал знак растерявшемуся врагу. Август понял и велел графине удалиться; она подчинилась и вышла, метнув яростный взгляд в сторону шведского короля.
Карл вел себя как добрый друг. Он попросил Августа показать городские укрепления и улицы. Они вышли из цейхгауза, осмотрели валы и стены и, сопровождаемые привлеченными новостью горожанами, медленно дошли до ворот.
Здесь один ливонец, служивший у Августа, стал умолять курфюрста испросить для него прощение у короля, уверенный в том, что Карл не откажет Августу в такую опасную минуту. Август согласился и, взяв под руку Горна, изложил ему суть просьбы.
– Я надеюсь, что ваш государь не откажет мне, –
– Вы его не знаете, – возразил Горн, – он вам откажет здесь скорее, чем в другом месте.
И действительно, Карл ответил на эту просьбу категорическим отказом.
Август проводил короля еще с полмили до Нейдорфа, где они простились. Это было прощание навсегда.
Офицеры покинутого Карлом отряда все это время пребывали в ужасе за его судьбу. Они сказали ему, что собирались осадить Дрезден, если бы узнали, что король пленен.
– Ладно, – улыбнулся Карл, – они не посмели бы!
Шведский генерал барон Штральгейм, узнав на следующий день, что после отъезда Карла Август собрал чрезвычайный совет, сказал: «Вот увидите, они совещаются о том, что им надо было сделать вчера».
Через несколько дней Карл, беседуя с кем-то об этом случае, обронил:
– Я положился на мою счастливую судьбу, но тем не менее я пережил не совсем хорошую минуту. Флемминг ни за что не хотел, чтобы я так скоро выехал из Дрездена.
Примерно тогда же произошел еще один случай, весьма характерный для Карла. Один ливонский перебежчик по фамилии Пайкель, взятый в плен и приговоренный стокгольмским сенатом к смерти, предложил в обмен на жизнь открыть секрет приготовления золота. Ему позволили произвести алхимические опыты в тюрьме, в присутствии полковника Гамильтона и членов магистрата. Все они свидетельствовали, что в тигле действительно оказался слиток золота, который отправили на стокгольмский монетный двор. По этому поводу был сделан ученый доклад в сенате, показавшийся столь важным, что бабка Карла приказала приостановить действие приговора и ходатайствовать перед королем о помиловании Пайкеля: не стоил ли философский камень головы одного мятежника? Надо сказать, что Карл считал подобный опыт возможным, но возмущенный тем, что с ним смеют торговаться о его решении, король заявил, что никогда никого не помилует из выгоды, если не сделал этого по дружбе, и ускорил день казни.
Деньги были для Карла лишь средством, чтобы делать пули и отливать пушки. Бесформенные монеты, отчеканенные в его царствование, рисуют его едва ли не лучше, чем его портреты. Это широкие медные квадраты, заштампованные королевской печатью с четырех углов, – настоящая спартанская монета, сделанная наскоро для потребностей войны.
Правда, Август, узнав об этом случае, ехидно заметил:
– Я не удивляюсь тому, что шведский король так равнодушен к философскому камню, – он его нашел в Саксонии.
По его расчетам, годичное пребывание шведов в Саксонии стоило стране 23 миллионов риксдалеров деньгами и поставками натурой и 12000 (по другим сведениям, 24000) красивых молодых людей, забранных Карлом в солдаты. Саксонскому золоту странным образом суждено было оказаться в русской казне и послужить поражению Швеции.
Пожалуй, единственной государственной и просто человеческой заслугой Карла за время его пребывания в Саксонии стало покровительство силезским протестантам. Благодаря твердому, почти угрожающему поведению относительно венского двора, Карлу удалось доставить Силезии религиозную свободу, уничтоженную там вскоре после окончания Тридцатилетней войны. Лютеране получили в свое распоряжение больше 100 церквей, которые католики вынуждены были им уступить. Когда шведы вечером становились вместе со своим королем на молитву, то тысячи саксонцев и силезцев присоединялись к ним, призывая благословение Всевышнего на Карла и его народ. Протестанты пели, выразительно глядя на короля, слова псалма:
Наши силы иссякали,Полона не миновать,От Него лишь помощь ждали,Он один мог поддержать!«Такие минуты, – справедливо говорит Оскар II, – напоминали времена Густава Адольфа, героя веры, и могут считаться счастливейшими минутами в жизни Карла XII».
Папский нунций упрекал германского императора за эти уступки протестантам, но услышал от него такой ответ:
– Вы должны быть очень счастливы, что шведский король не предложил мне принять лютеранство, ибо, если бы он этого захотел… я не знаю, что бы я сделал!
Когда император письменно подтвердил религиозные свободы силезских протестантов, Карл заявил, что отныне он лучший друг Империи (все эти свободы были сразу ликвидированы, как только Карл после Полтавы лишился возможности диктовать законы). Но противодействие Рима вызывало в нем досаду. Король с раздражением говорил, что Швеция некогда уже покорила Рим (он имел в виду племена готов), и велел предупредить папу, что когда-нибудь потребует назад «наследство Христины».
Из этого видно, что Карл не имел плана дальнейших действий и колебался между самыми рискованными предприятиями. Он даже послал офицеров в Египет и Азию, чтобы они сняли там планы городов и собрали сведения о военных силах турок.
Но вскоре карта другой страны появилась на его столе.
Альтранштадт становился центром европейской политики. Сюда съезжались послы чуть ли не всех государств Европы: одни, чтобы уговорить Карла оставить в покое имперские земли, другие, чтобы склонить его к союзу против германского императора (распространился слух, что Карл собирается стать императором Священной Римской империи), третьи, более умные, чтобы выведать дальнейшие планы шведского короля.
Петр также решил вступить в переговоры с Карлом для выработки мирного договора со Швецией. Царь попытался привлечь к посредничеству в этих переговорах английского герцога Мальборо, имевшего большое влияние на королеву Великобритании Анну.
Джон Черчилль Мальборо слыл одним из лучших полководцев Европы, соревнуясь в этом со шведским королем. Будучи главнокомандующим английских войск на континенте, он одержал над французами ряд блестящих побед. Кроме того, он был превосходным дипломатом и, по словам Вольтера, «сделал столько же зла Франции умом, сколько оружием». Мальборо в совершенстве владел изощренным дипломатическим искусством своего времени. Секретарь Генеральных Штатов (Голландии) Фагель рассказывал, что правительство Нидерландов неоднократно решало твердо противостоять предложениям Мальборо, но герцог являлся, говорил с ним, Фагелем, и другими на французском языке (на котором, кстати, очень плохо изъяснялся) и всех переубеждал. Об исключительной убедительности и обаянии герцога свидетельствовали и другие дипломаты.
Джон Черчилль, герцог Мальборо.
Склонить его к посредничеству было нелегко. Хотя герцог и был чрезвычайно корыстолюбив (позже его отстранили от командования за растрату казенных денег), размеры его богатства исключали обычный подкуп. Петр долго не знал, чем купить «дука» [52] , но Мальборо сам определил размер вознаграждения: 200000 ефимков и доход с Киева, Владимира или какого-нибудь другого крупного города. В случае успешного завершения переговоров царь еще обещал герцогу такой рубин, какого или «совсем на свете нет», или «зело мало», и орден Святого Андрея Первозванного.
52
То есть герцога – от английского обозначения этого титула (duke).