Карла
Шрифт:
Маркита твердила, что тело у Карлы, как ореховое ядрышко, только слова ее мало убеждали. Хозяйка ей верила во всем, но тут засомневалась, сочтя, что нет другой причины, по которой Маркита не хотела выдавать дочь замуж.
Разговоров ходило много, кто-то порок преувеличивал, кто-то преуменьшал, один сказал так, другой этак — догадок было хоть отбавляй.
Петра все это огорчало, но Милота сказал ему однажды:
— Что ты ходишь, как вымолоченный сноп? Красотой сыт не будешь, была бы дивчина здоровая. А всех бабьих сплетен и на лошади не объедешь.
— Ты меня бойся, Петр, бойся, я ведь с пятном.
А когда он попытался было обнять ее за талию, оттолкнула, сказав:
— Проваливай, у меня змея на груди. Если кто до меня дотронется, она ужалит.
Так смеялась Карла над всеми и не огорчалась тем, что о ней болтали. Ближе всех принимал сплетни к сердцу Барта:
— Ведь я же... это самое... я все же крестный ей... уж я то знал бы. Все это бабьи сплетни. Так грязью замутили чистую воду, что ее... это самое... и пить не стоит.
— А знаешь, Барта, — сказал ему однажды Милота, когда тот чересчур уж стал возмущаться, — не бывает дыма без огня, тут что-то не так. Только какое нам до этого дело! Коли уж суждено им пожениться, так все равно поженятся, пусть кто что хочет, то и говорит. Оставим это!
Единственная, кого эти разговоры ничуточки не трогали, была Гана. Когда подружки обращались к ней:
— Гана, тебе-то лучше знать, скажи нам, как оно на самом деле? — она отвечала:
— Откуда я знаю!
— Ну как же, вы вместе спите, вместе одеваетесь.
— Не спим мы вместе и не одеваемся. Какая бы Карла ни была, я с нею дружила и буду дружить.
В конце концов к этому привыкли и вспоминали все реже. Большинство, однако, осталось в убеждении, что какой-то порок в Карле есть.
V
Жатва позади, скошены овес и отава. Полотно девушки отбелили, перья ощипали. Настали длинные, с туманами вечера, «на белом коне приехал Мартин» [6] , пришло время зимних посиделок.
6
Имеется в виду первый снег, начало зимы, которые народ в этих краях связывает с праздником святого Мартина в середине ноября.
Хозяйки готовили себе и прислуге пеньку для пряжи на летнюю одежду мужчинам, на веревки, на мешковину. Старухи запасали кудель для грубой ткани, девушки же заправляли прялки мягким льном, чтобы получились тонкие прочные нити, из которых потом сами и ткали.
У Барты хорошо пошла торговля прялками. Каждый парень, который решался подарить девушке прялку, что считалось публичным признанием в любви, покупал ее обязательно у Барты, потому что никто, кроме него, не умел так искусно украшать. И каждый из парней старался послать своей девушке по возможности самую красивую прялку.
На прялку она накрутила белоснежного льна и красиво обвила ее красной гарусной ленточкой. Кончик ленты закрепила булавкой, у которой головка была из искусственных гранатов в виде розы с двумя желтыми железными листочками. В лен воткнула веретено, а на него насадила красное яблоко. Выглядело все это очень красиво.
Карла любовалась своей рукотворной красотой, когда в дверях появилась Маркита.
— Чья это прялка? —спросила она у Карлы.
— Разве вы не узнаете ее, мама? Это та, что я летом сделала.
— Значит, ради нее ты лучину жгла и глаза себе портила, да? А зачем же ты для себя ее так разукрасила? Ведь ни у одной хозяйской дочки такой не будет, а ты батрачка. Не показывай ее, скажут еще, что ты хвастаешься перед подругами, — сказала мать.
— Так ведь я не для себя ее украсила. Я подарю ее Гане!
— Ты что, спятила? Это неприлично, парни засмеют вас! Оставьте это им, — выговаривала ей мать.
— Уж меня-то как-нибудь не высмеют, а то я им скажу кое-что. Гана пока никого из парней не любит, почему бы ей не взять эту прялку? Ну, возьмет она ее, так кому какое до этого дело?
— Хозяйка для нее жениха присмотрела, Томаша Косину, который на обмене [7] в Германии. Он летом вернется. Только про то никто не ведает, и ты знай, да помалкивай, даже Гана знать не должна, — предупредила Маркита.
7
В пограничных районах Чехии и Германии в те времена был обычай обмениваться мальчиками, которые, поселившись в семье, учились ремеслу, а заодно и языку.
Карла даже опешила.
— И все-таки я подарю! А не возьмет, так брошу в печку! — крикнула она и схватила прялку.
— Богоматерь Клатовская! Чем дальше, тем больше ты становишься дикарем, что же из тебя потом будет! — вздохнула Маркита.
Карла через двор побежала с прялкой в дом. Гана была в горнице одна, расставляла скамейки для прях.
— Вот это да! До чего же красивая прялка! Кто тебе ее прислал? — спросила она Карлу, любуясь прялкой с нескрываемым удовольствием.
— Мне ни от кого не надо, это тебе!
— От кого? — спросила Гана удивленно и отдернула руку от прялки.
— Да бери же, я ее тебе дарю. Я же знаю, что парня у тебя нет, ну, вот я и сделала тебе прялку сама. А лен на ней тот, что мы сеяли, пололи и дергали.
— Ах боже, что за радость ты мне доставила! — воскликнула Гана, и глаза ее при этом засияли от счастья. — Такой прялки не будет ни у кого... Слушай, Карла, а что я скажу, когда меня спросят, кто мне ее подарил?
— А ты не говори, пусть ломают голову. Никто не угадает, а нам будет смешно.