Карла
Шрифт:
Сказав это, хозяйка взяла дочь за руку и увела ее из комнаты.
В это время вернулся батрак с вестью о том, что Барта с племянником и Карлой ночью уехали в Кдыню, что повез их брат Барты, но к восьми они собирались вернуться.
Новость эта опять повергла Маркиту в слезы, и Милоте стоило труда успокоить ее. Еле дождались восьми часов. Петр даже выходил на дорогу встречать. Барта сдержал слово — вернулись они вовремя, но без Карлы. Всю дорогу
— А меня-то зачем впутали в это дело?
Увидев Петра, он побледнел. Но Петр тут же подошел к нему, спросил про Карлу и рассказал обо всем, что за это время у них произошло.
— Ну, Петр, ты вроде как бы грех с моей души снял, — обрадовался Барта, на сердце у него стало совсем легко, и он поспешил к дому старосты.
— Ну... это самое... кума, — начал он еще с порога, — попутал тебя черт! Если бы я знал про это раньше... ну да ладно, коль уж так получилось. Карла... или нет, Карел посылает тебе и всем вам привет. Ты уж его прости, но дольше ему уже было не вытерпеть. Просит тебя не плакать, а молиться, чтобы господь бог вернул бы его в добром здравии. Поехал он прямо в Прагу к пану надпоручику... и сам пойдет в солдаты.
И хотя Маркита знала, что тем дело кончится, она горько заплакала.
— Перестань плакать... это самое... Карел правильно сделал. Куманек возьмет его служить к себе, и станет он капралом. Ты за него не бойся, артикулу я его научил, а это самое трудное... Да, чтобы не забыть. Он просил передать, что заходил к тебе ночью, хотел проститься, но ты спала. Оно и лучше, считай, что Карел с тобой попрощался. Ты, Петр... это самое... не забывай Бару... А тебе, Гана, он посылает вот это... и велит помнить то, что ты обещала.
С этими словами он вытащил красный платок из кармана и подал его Гане. В нем были завернуты пояс и девичий веночек Карлы.
Гана плакала навзрыд.
— Ну , пусть все решает господь бог, ему лучше знать, кому что полезнее. Весною, если будем живы, здоровы, съездим в Прагу, Маркита. А теперь за работу и в костел на помазание! — распорядился Милота, и все послушно разошлись по своим местам. Маркита отправилась делать работу, которую раньше делала ее дочь.
Когда в деревне стало известно о том, что произошло, кумушки-сплетницы обрадовались: «Так ведь мы и раньше говорили — тут что-то не так!»
IX
Пан надпоручик, который к этому времени уже стал капитаном, принял Карела хорошо, хотя и отругал как следует Маркиту за безрассудство.
К тому времени срок военной службы был уменьшен с четырнадцати до восьми лет. Мог ли кто-нибудь радоваться этому больше, чем Карел и близкие ему люди в Страже? Хотя для Ганы и такой срок показался слишком большим, она все же горячо помолилась за императора. Милота с Ганой и Маркита на храмовый праздник святого Яна приехали в Прагу. Гана ничего не видела, ничего не слышала, кроме своего Карела, который теперь казался ей в тысячу раз прекраснее, чем прежде. И Маркита, как ни больно ей было видеть сына солдатом, тоже радовалась, что военный мундир ему к лицу. Вот только, если бы не эта разлука да не восемь лет солдатской службы, все было бы ничего.
Петр признал, что Карел был прав: Бара действительно хорошая девушка и любит его. Он не долго раздумывал и в тот же год сыграл свадьбу. Карел прибыл в отпуск капралом, что очень обрадовало Барту. Если он Карлу любил, то еще больше полюбил Карела.
Прошло три года. На четвертый год Карел был уже фельдфебелем. Он стал важным паном, мог и до офицера дослужиться, потому что к нему относились хорошо, но вдруг затосковал по горам, по Гане, да так, что и генеральский мундир, будь он у него, променял бы на крестьянскую куртку.
Тоска его, видно, передалась Гане, она ходила как в воду опущенная и дома, среди родных гор, тосковала по Праге.
— Нет, так дело не пойдет! Одна воркует тут, другой там. Пусть собирается и едет к нему, так будет спокойнее. Ну-ка, мать, испеки мне белого хлеба в дорогу. А ты, Йирка, смажь у телеги колеса, я завтра еду в Прагу. Надо кое-что там разузнать! — сказал в один прекрасный день Милота.
Батрак как следует смазал колеса, мать и Гана испекли белого хлеба для старосты и Карела, и на следующий день хозяин поехал в Прагу. Через несколько дней он вернулся и сказал:
— Ну, Гана, радуйся, все улажено!
Вскоре после этого, отслужив положенное, Карел вернулся домой, стал хорошим хозяином и, наверное, по сей день живет и здравствует со своей Ганой.