Карлики рождают гигантов
Шрифт:
Автофоторадиограмма, полученная на 60-е сутки экспозиции, была поразительной. Самый четкий автограф на пленке оставили штаммы азотобактера. Они аккумулировали больше всего радиоактивных веществ. Клубеньковые бактерии люцерны засветили пленку не так резко. А следы микрококков были почти незаметны.
Еще один отпечаток. Его оставили на рентгеновской пленке корни гороха. Тонкие, размытые бледные нити и четкие яркие зерна — корешки и клубеньки. Это значит, что бактерии в клубеньках не только сами используют ЕРЭ, но и передают их растению.
Радиоавтограммы навели экспериментаторов на мысль удобрить почву ЕРЭ. Так и сделали. Результаты не замедлили сказаться. На корнях гороха началось усиленное образование клубеньков.
Но именно здесь, на рубеже, где еще столько неясного, спорного, проблематичного, перед нами открывается блистательная перспектива. Ядерный луч — вот тот могучий прожектор, который освещает путь вперед.
Карлики создают гигантов
Слово «радиация» чаще всего стоит рядом со словом «опасность». Бетонные стены, свинцовые экраны, красное стекло сигнальных ламп. На массивных дверях — цветок тревожной окраски. Три алых и три желтых лепестка. Будь осторожен! Крепость, которая зовется «Атом», еще не взята. Она посылает навстречу штурмующим ее невидимые разящие смертоносные лучи. Но уже целые «подразделения» этой крепости — гамма-лучи, нейтроны, радиоактивные изотопы — перешли на сторону атакующих, дав им в руки новое, грозное оружие. Ни одна позиция не сдается без боя. За каждой пробитой брешью перед исследователем возникает новая стена проблем и загадок. Плацдарм, взятый у атома наукой, чрезвычайно удобен и стратегически важен. Отсюда хорошо просматривается другая крепость — живая клетка.
Отсюда можно ударить по флангам, можно проникнуть в тылы и подойти к штурмуемой крепости с самой неожиданной стороны. Если уж применять военную терминологию, то, как известно, фактор неожиданности (внезапности) иногда становится решающим для исхода сражений. К тому же именно на флангах, на стыках соединений часто бывают самые уязвимые для атаки места.
В науке также. Последнее десятилетие было особенно характерным. Именно на стыках различных отраслей знания достигнуты самые неожиданные, самые замечательные и обнадеживающие результаты. М. Дельбрюк — физик, полностью переключившийся на изучение биологических проблем, — однажды сказал, что наступившее слияние химии, генетики и теории информации являет собой крупнейшее научно-культурное событие, сравнимое с прорывом в области атомной физики, который в 20-х годах привел к созданию квантовой теории.
Представим себе некое древо. Что-то вроде мичуринской яблони. Основной ствол его — обыкновенная антоновка. Верхушка усеяна плодами китайки. А вот под марлей ожидает своего часа совсем иной гибрид: опыление произведено пыльцой растения далеких краев, и еще неизвестно, что за плоды принесет это отдаленное скрещивание.
Нечто подобное происходит с ядерной физикой. Молодая, жизнеспособная наука, она с первых дней своего существования пустила глубокие корни и приняла в свою крону ряд других отраслей знания, оплодотворив их и породив новые ветви и отпочкования. Там, где ядерная физика тесно соприкоснулась с биологией, возникла группа гибридов, образующих
Впрочем, приоткроем двери лабораторий.
Несколько лет назад началось строительство Института ядерной физики в Улугбеке. Площадка будущего научного центра, обнесенная рвом, казалась раскаленной сковородкой. На ней не было ничего, кроме развороченных котлованов и работающих механизмов. Но академик Убай Арифов водил гостей от котлована к котловану и объяснял:
— Это зал ядерного реактора, это физический корпус, тут, где укладывают трубы, — гамма-установка, а там, за лесопарком, жилой городок…
Те, кто стоял рядом с ученым, не видели ни лесопарка, ни домов. Рядом со строительной площадкой зеленели поля, засеянные хлопчатником.
Может быть, именно это соседство и оказалось виновным в том, что черенок ядерной физики потянулся к хлопковому полю, укоренился там и дал первые добрые всходы.
У колыбели этой только пошедшей в рост веточки науки стояли два молодых узбекских исследователя: однофамильцы Ахмед и Шукур Ибрагимовы. Один из них работает в Институте ядерной физики, другой — в Институте генетики и физиологии растений. Но свои научные исследования они связали с хлопком — проблемой № 1 для всей Средней Азии.
Опыты показали, что радиационное облучение сильно изменяет биологические свойства и химический состав семян хлопчатника. Но как будут семена вести себя дальше? Влияет ли облучение на урожайность? Не вредно ли оно? Какова будет всхожесть? Десятки вопросов встали перед исследователями.
Я видел маленькое опытное поле, где Ибрагимовы посеяли первую горстку облученных семян. Время мчалось, подгоняемое нетерпением ученых. Когда участок зазеленел и нежные стебельки потянулись к солнцу, по соседству, где были посеяны необлученные семена хлопчатника, еще по-прежнему чернела вспаханная земля.
Прошло несколько недель, и на растениях завязались коробочки. И опять это случилось раньше, чем на соседних участках.
Так, по мере того как рос хлопчатник, исчезали сомнения и крепла уверенность в удаче эксперимента. Урожай созрел почти на 2–3 дня раньше срока. А когда его сняли, выяснилось, что он выше, чем на контрольном участке. К тому же семена хлопчатника, обработанные перед посевом гамма-лучами, оказались будто заговоренными от насекомых-вредителей.
Не удивительно, что в первый же год слух об опытах разнесся по соседним колхозам. Приезжали агрономы, бригадиры, председатели. Удивлялись, дотошно расспрашивали исследователей. Но никто не решался сеять облученные семена. Впрочем, если даже кто-нибудь и решился, ученые бы не позволили.
— У нас очень много неясностей, — говорил Ахмед Поччаевич. — Не отработаны до конца дозы облучения, неизвестно, как будут вести себя семена во втором и в третьем поколениях, не выяснены химические изменения, происходящие под действием гамма-лучей в самом семени. Словом, вопросов у нас гораздо больше, чем ответов на них.
Так было осенью 1958 года.
А сегодня? Я снова поехал в Улугбек, чтобы встретиться со старыми знакомыми.
…Городок возник сразу, неожиданно, из-за поворота шоссе. Он оказался точно таким, как и представлял его академик Арифов. Высились дома с балконами и террасами, качались на ветру молоденькие фруктовые деревца. От рабочей территории Института ядерной физики, где властвовало высокое здание атомного реактора, город отделяла полоса зеленого парка.