Карлссон, который живет на крыше (Пер. Л. Брауде и Н. Белякова)
Шрифт:
— Как же это вы полицейские, а не в форме? — с сомнением спросил дядя Юлиус.
— Так ведь мы из тайной полиции, полиции безопасности, — ответил Рулле.
— И пришли, чтобы схватить вот его, — и он указал на Карлссона. — Это опасный шпион!
Но тут фрёкен Бокк разразилась громогласным хохотом:
— Шпион? Это он-то? Да что вы! Это один из озорных соучеников Малыша!
Карлссон соскочил с кровати.
— И к тому же лучший ученик в классе, — поторопился добавить он, да, потому
Но Филле этому не поверил. Он достал наручники и с грозным видом направился к Карлссону, но стоило ему подойти поближе, как Карлссон сильно пнул его по щиколотке. Филле длинно выругался и заплясал на одной ноге.
— Вот, теперь у тебя будет синяк, — весело сказал Карлссон.
А Малыш подумал, что ворам достается немало синяков. Ведь у Филле под глазом уже был здоровенный синяк и весь глаз заплыл. «Так ему и надо, — решил он, — раз он явился сюда, чтобы украсть Карлссона и продать его за десять тысяч крон. Паршивые воры, пусть хоть ходят в синяках!»
— Да они вовсе не полицейские, а воры, — воскликнул он, — я это точно знаю.
Дядя Юлиус озадаченно почесал затылок.
— Придется это выяснить, — заявил он.
Он предложил всем сесть в гостиной и обсудить, воры Филле и Рулле или нет.
Стало уже почти светло. В окне гостиной было видно, что звезды на небе поблекли, занимался новый день. Малышу хотелось поскорее лечь в постель, а не сидеть и слушать, как врут Филле и Рулле.
— Неужели вы не читали в газете, что над Васастаном летает шпион? — спросил Рулле и вытащил из кармана газетную вырезку.
Но дядя Юлиус посмотрел на него с презрением.
— Нечего верить чепухе, которую пишут в газетах, — сказал он. — Хотя, пожалуйста, я могу прочесть это еще раз. Погодите, я сейчас принесу свои очки!
Он исчез в спальне, но скоро вернулся, страшно сердитый.
— Хороши полицейские! — закричал он. — Вы стянули у меня бумажник и часы. А ну-ка, верните мне их, будьте любезны!
Но Филле и Рулле тоже ужасно рассердились. Рулле заявил, что обвинять полицейских в краже бумажника и часов опасно.
— Разве вы не знаете, что это оскорбление достоинства? — заявил Филле. — А за оскорбление достоинства полицейских можно угодить в тюрьму. Ясно вам?
Видно, Карлссон что-то вспомнил, потому что вдруг заторопился.
Как и дядя Юлиус, он бросился из комнаты и так же быстро вернулся, шипя от злости.
— А мой мешочек с конфетами! — завопил он. — Кто его взял?
Филле бросил на него грозный взгляд:
— Так ты и в этом нас обвиняешь?
— Вот еще! Спятил я, что ли? — ответил Карлссон. — Чтобы вы обвинили меня в ослаблении достоинства? Ну уж нетушки! Я хочу только сказать, что тот, кто взял мои конфеты и сейчас же не вернет
Малыш поспешил выудить из кармана мешочек.
— Вот он, — сказал он, отдавая Карлссону конфеты, — я их специально хранил для тебя.
Тут пришла очередь Филле презрительно ухмыляться:
— Вот-вот, сами видите! Сваливаете на нас все, это вам даром не пройдет!
Фрёкен Бокк до этого сидела молча, но тут не утерпела и решила помочь следствию:
— Уж я-то знаю, кто стащил часы и бумажник. Он только и знает, что красть все подряд: булочки, оладьи, все, что попадется под руку.
Она указала на Карлссона, а тот пришел в ярость:
— Да как ты смеешь! Это ослабление достоинства. Ты не знаешь, что это опасно, глупая ты женщина!
Но фрёкен Бокк было наплевать на Карлссона. Сейчас ей нужно было серьезно поговорить с дядей Юлиусом. Вполне возможно, что эти люди были из тайной полиции, ведь выглядели они вполне прилично, хорошо одеты и так далее. Фрёкен Бокк думала, что воры непременно должны быть оборванцами, в одежде с заплатками. Хотя она в жизни не видала ни одного взломщика.
Филле и Рулле были рады и счастливы. Филле сказал, что он с самого начала понял, какая она умная и во всех отношениях замечательная дама, что он счастлив познакомиться с ней. Он повернулся к дяде Юлиусу, чтобы получить подтверждение своим словам:
— Не правда ли, она довольно-таки мила, как вы считаете?
Похоже, дядя Юлиус раньше так не думал, но теперь ему ничего не оставалось, как согласиться. А фрёкен Бокк опустила глаза и сильно покраснела.
— Да, она мила, как гремучая змея, — пробормотал Карлссон.
Он сидел в углу рядом с Малышом и с хрустом грыз карамельки, когда же мешочек опустел, он подпрыгнул и начал скакать по комнате, словно играя. На самом же деле он, пританцовывая, приблизился вплотную к спинке стульев, на которых сидели Филле и Рулле.
— Такую милашку хотелось бы еще раз встретить, — сказал Филле, а фрёкен Бокк еще сильнее залилась краской и снова опустила глаза.
— Да, да, милашка, симпатяшка — это все, конечно, прекрасно, — нетерпеливо перебил его дядя Юлиус, — однако я хочу знать, куда подевались мои часы и бумажник!
Филле и Рулле, казалось, не расслышали, что он сказал. Между прочим, Филле был в таком восторге от фрёкен Бокк, что на все остальное ему было наплевать.
— И внешность у нее симпатичная, не правда ли, Рулле? — спросил он тихо, но так, чтобы фрёкен Бокк услыхала его слова. — Красивые глаза… и очаровательный симпатичный носик, на такую можно рассчитывать и в бурю, и в ненастье, не правда ли, Рулле?
Тут фрёкен Бокк подпрыгнула на стуле и страшно вытаращила глаза.