Карма несказанных слов
Шрифт:
– Мы никогда не сплетничаем, – лениво процедила Люся. – Но ты себе такого представить не можешь.
– Ты хочешь сказать, – усмехнулась Ира, – что вы не сплетничаете, а я сплетничаю?
– Почему хочу? – удивилась Люся. – Я это уже сказала.
– Я тебя понимаю, – с жалостью кивнула Ирина. – Мужика нет, семьи нет, что еще остается, кроме как языком молоть? Помолчала бы лучше, твое дело чай подавать.
– Ты о своем мужике побеспокойся, – не выдержала Люся. – Тебе сейчас самое время это сделать!
– Что?!
– Люся! Перестань! – Лена вскочила и дернула ее за рукав. – Прекрати! Пойдем отсюда!
Она потащила Люсю ко входу в здание, потом к лифту и до конца рабочего дня, когда
Николай лежал на диване, смотрел в потолок и размышлял. О себе он всегда именно так и думал – Николай. Даже маленьким называл себя только так и домашних приучил. И дружков приучил, правда, те звали его Николой, но это лучше, чем Колькой, например, или, что уж совсем никуда не годится, Коляном. Сначала Николай размышлял под музыку, потом ее выключил – мешала думать.
Вчера опять приезжала сестрица Элька, сообщила между прочим, что Пашкина женушка подала на развод. Больше она ничего не добавила, и так все ясно. Они с сестрой понимали друг друга без слов. В детстве дрались, конечно, как же без этого, но родителям друг друга не закладывали, а в трудную минуту всегда выручали. И не то чтобы он очень уж любил сестру. Когда вместе жили, раздражала она его ужасно. А вот в армии скучал. Он опять с грустью подумал, что зря бросил институт, ошалев от непривычной свободы после опостылевшей школы. И еще подумал, что диплом получать все-таки придется. Надо поступить куда-нибудь, хоть на вечерний, хоть на заочный. В этом году уже не успеть – за два месяца школьный курс не восстановишь, а вот в следующем – обязательно. Он поморщился, вспомнив, что такие обещания дает себе каждый год. Ладно, это потом, сейчас нужно думать о деле.
Еще месяц назад Элька мучительно страдала от того, что Пашкина бывшая на развод не подает, а когда сестрица заговаривала об этом с Павлом, тот как будто ее не слышал. Хорошо было бы, если бы Ленки совсем не стало, мечтала сестрица, тогда она, Элеонора, получила бы наконец нормального мужа. Ленку сестра ненавидела люто, как будто не сама у той мужа увела, а наоборот. И ведь права Элечка, несправедливо это, когда одному человеку дается все: и квартира огромная в центре, и дача, и даже ученая степень, а другим – ничего. Жениться на Эльке Пашка не спешит, но это ерунда, окольцует его сестричка, к бабке не ходи. Сейчас надо думать о деле. После неудачи с наездом Ленка одна не ходит. Нужно что-то придумать. Пистолет, что ли, купить и засаду устроить? Но стрелок он так себе, никудышный. Да и найдут его, не успеет до дома добраться. Оружие отследить – раз плюнуть. Нет, это не вариант. А что тогда? Надо ее выманить, другого способа нет.
Элька говорила, у нее тетка старая, единственная. Он еще поразмышлял и стал звонить сестре. Через несколько минут он уже знал и телефон тетки, и адрес, и поселок дачный, где она живет летом. Малахольный Пашка не поверит, как много всякого разного знает Элечка про него и про женушку его бывшую. Что ни говори, а сестрица у него молодец! Нет такого секрета, который можно от Эльки скрыть.
Неожиданно Николаю стало холодно, лоб покрылся противной испариной, и он не сразу понял, что это – от страха. До этой минуты страшно ему не было, как будто он не убийство замышлял, а загородную прогулку.
А ведь если его поймают, сестрица окажется ни при чем. Она же не уговаривала его убить Ленку. И про квартиру говорила так, между прочим.
Он потер виски, вроде стало легче.
Квартиру действительно упускать нельзя, но рисковать он не станет. Свобода дороже. В тот раз риска не было никакого: пустая улица, если бы не этот козел, все бы уже закончилось. И он, Николай, не мучился бы от неопределенности и страха. Чертова баба,
С настоящим криминалом Николай никогда не имел дела. Когда после армии дружки предложили ему работу в мастерской, сразу согласился, хоть и понимал, что машины там краденые. Руки у него всегда золотые были. И риска никакого, не он же тачки пригоняет. А вот когда те же дружки толкали его самого машинку пригнать, стоял насмерть – нет. И от него отстали.
Значит, так: продумать план он постарается, но такой, чтобы никакого риска. Не сможет придумать – черт с ней, с хатой.
Бабке он позвонил просто так, на пробу, никакого плана у него еще не было. Трубку сняли сразу же, и он дал отбой. Значит, старуха пока в Москве. Он поразмышлял и поехал к черту на рога, в Отрадное. Посидел на лавочке у бабкиного подъезда, покурил. Район он знал: недалеко жил дружок, они еще пиво пили в парке как раз напротив бабкиного дома.
Она появилась неожиданно, как будто из-под земли, и он чуть не вздрогнул от неожиданности, даже глаза опустил, словно она могла что-то заподозрить. Он узнал старуху сразу – очень уж похожа на Ленку. Демидову сестренка описала точно: кудрявая, тощая и глаза, как у цыганки. Он ее вычислил, слоняясь около института, еще до того, как Элька ему показала – специально приехала к проходной, якобы о разводе поговорить с бывшей Пашкиной супружницей. Тогда он еще ничего не решил, просто ездил за Ленкой, приглядывался.
Бабка покосилась на него неодобрительно: он как раз сплюнул под ноги, – но ничего не сказала. И тут ему повезло: появилась такая же карга, с которой Ленкина тетка зависла посудачить. Хорошо, что он внимательно слушал, потому что тетка Ленкина заявила, что в субботу переезжает на дачу. Не зря он время потратил, не зря. Можно ехать домой. Он поднялся и пошел к машине, аккуратно обойдя обеих старух.
В этот раз Елизавета Александровна кормила их рыбой и жульеном с грибами, и опять Сергея поразили и великолепная еда, и изысканная, непривычная для московских кухонь, сервировка. Разговаривать со старой дамой ему нравилось, и они засиделись допоздна. Он уже знал, что тетка и племянница любят при встрече выпить по рюмочке, и специально оставил машину около офиса, чтобы тоже иметь возможность потягивать мартини вместе с ними.
– Сегодня опять звонила Нина Ивановна. Дима на даче, Ирина не появляется и не звонит. Странно… Конечно, Дима очень любил сестру, но чтобы настолько не хотеть никого видеть, даже собственную жену? Странно. Нина Ивановна надеется, – тетка усмехнулась, – что дело идет к разводу.
– Ни с того ни с сего? Вряд ли. Пройдет несколько дней, он опомнится от горя и вернется к Ире. Вот увидишь. К тому же Дима наверняка разговаривает с Ирой по телефону, просто Нина Ивановна этого не знает.
– Может быть… Только Нина женщина очень проницательная. И Димино настроение отлично чувствует. Впрочем, может, ты и права, пройдет несколько дней, и все у них наладится. Конечно, в горе Ира ему не подмога – у нее ни ума, ни такта.
– Ну что ты, теть Лиз? Дурой Иру никак не назовешь, училась она всегда хорошо, и вообще… чувствует ситуацию.
– Чувствует ситуацию, – повторила Елизавета Александровна, – это верно. А что училась хорошо, это ни о чем не говорит. Чтобы хорошо учиться в школе, достаточно обычной прилежности. С математикой, вспомни, у нее всегда были нелады, а не пересказать параграф из учебника можно только при абсолютно пустой голове. Я не говорю, что она круглая дура, я просто не считаю ее умным человеком. А что она чувствует ситуацию, так ум и умение приспосабливаться далеко не одно и то же. Впрочем, я сомневаюсь, что ей удалось бы удачно выйти замуж, не познакомь мы ее с Димой.