Карма

Биел Лорен

Или, может быть, именно благодаря такому подходу они так долго сохраняли контроль. Устраните все угрозы вашей секретности. Тщательно скрывай все улики.

— Мы сегодня Боги! — говорю я, хотя я не чувствую себя таковым. У меня такое чувство, что я совсем не вписываюсь в общество этих людей. И я не собираюсь спорить с его богохульством.

Но я буду тем, кто я есть на самом деле, и я не Бог. Я падший ангел, как и Люцифер.

— Пойдем выпьем! — Адам жестом указывает мне на кровавый фонтан.

Мы берем по бокалу, и я надеюсь, что он не заметит неуверенности

в моих движениях. На самом деле я не такой любитель крови, как они. Я не верю, что это придаст мне какой-либо силы или могущества, и это не принесет удачи или чего-то такого, во что они верят. Но я делаю глоток вместе с Адамом, потому что, несмотря на то, что я не чувствую себя частью их, я принадлежу «Исходу». А это значит, что и мне придется испить из сосуда, которым чуть не стал я сам.

Круг замкнулся.

После того, как я проглатываю грубую, липкую, металлическую жидкость, Адам прижимает пиво к моей груди. Я с радостью открываю крышку и делаю глоток, чтобы смыть кровь, наполняющую рот, а затем смотрю на женщину над нами. Она обнажена, ее сиськи свисают к полу. Горло полностью разрезано, напоминая разинутый рот, и из раны всё еще капает кровь. Она умерла не так давно.

Интересно, кто принес это угощение на вечеринку? Сколько их еще будет сегодня вечером?

Повернувшись к Адаму, я поднимаю бокал с пивом и делаю еще один глоток. Эта женщина будет не единственной жертвой. Позже каждый должен будет принести свою собственную жертву.

Девушка, которую я видел этим утром, всплывает у меня в голове. Хотя я был бы рад увидеть ее снова, не хочу видеть ее здесь сегодня вечером. Я защитил ее от того куска дерьма, который избивал ее, но я не смогу защитить ее, если Адам положит на нее глаз. Ему нравится разрушать всё прекрасное вокруг, — увидев ее, гарантирую, что он захочет притащить ее сюда.

Надеюсь, она уже за много километров от города. Если нет, то лучше бы ей найти очень хорошее укрытие.

Мои ладони соприкасаются с шершавым кирпичом, когда мы останавливаемся на минутку, чтобы передохнуть и прислушаться. Бег в кромешной темноте утомляет. Я дотрагиваюсь до синяка, появляющегося на моем плече, и смотрю на спину Сэма. Я не понимаю, что я такого сделала, что так разозлило его. Если я такая ужасная, как он утверждает, то почему он со мной?

Он знает, почему я с ним. Он заманил меня в свои сети, когда у меня были проблемы с отцом. Говоря о «проблемах с отцом», я имею в виду тот факт, что мой папа умер. Мне казалось, что меня все постоянно бросают. Он использовал мою травму в своих целях, опутывая меня своей паутиной, словно паук, пока я не утратила возможность уйти.

Я думала, он хотел позаботиться обо мне, но он всего лишь хотел, чтобы у меня не было средств на существование, чтобы я не могла легко бросить его. Я верила, что у него искренние чувства ко мне, не предполагая, что он любит только две

вещи: себя и контроль. Сейчас… Я увязла с ним, словно в трясине.

Тишину разрывает крик, доносящийся с другой стороны здания, за которым мы притаились. Я оглядываюсь в поисках места, где можно спрятаться поудобнее. В переулке стоит ржавый мусорный бак, и когда я оглядываюсь на Сэма, он кивает. Мы бросаемся к баку, а крики становятся всё ближе.

Я откидываю крышку и вздрагиваю от смешения зловонных запахов гниющих продуктов, прокисшего молока и концентрата мочи. Оглядываясь на источник звуков, я обдумываю альтернативу — не нырять лицом в эту клоаку, но крики уже превратились в шум приближающихся шагов.

И они становятся всё ближе.

Блядь.

Я переваливаюсь через борт мусорного контейнера, и мои ноги проваливаются в мягкие груды черных мешков для мусора, наполненных бог знает чем. Я зацепляюсь за угол одного из них и разрываю пакет, пачкая брюки несвежим кофе.

Отвратительно, — думаю я, — но у меня нет времени сосредоточиться на гигиене, так как Сэм приземляется рядом со мной. Он придерживает крышку и с легкостью закрывает ее, погружая нас в полнейшую темноту, пока мы прячемся, надеясь на лучшее.

По мере того, как проходят секунды и адреналин спадает, я ощущаю благоухающий запах мусора. Запахи душат мои легкие, сдавливая их до тех пор, пока я не начинаю думать, что задохнусь на троне из грязных подгузников и овощных очистков. Я хватаю Сэма за рукав. Из-за удушающего запаха этого «парфюма» и паники мне почти хочется выпрыгнуть из бака и броситься в неизвестность.

Когда я больше не могу это терпеть, я пытаюсь встать. Моя голова касается металлической крышки, но Сэм тянет меня вниз, прижимая мою задницу к другому мешку с мусором.

— Стоп, — шепчет он.

Я бы хотела, чтобы он пытался защитить меня, но эти иллюзии давно рассеялись. Он просто пытается спасти свою задницу. Если найдут меня, найдут и его.

Рядом с мусорным контейнером раздается взрыв. Я зажимаю рот рукой, чтобы заглушить испуганный крик. Мужчина кричит, а затем до моих ушей доносится хлюпающий звук.

Все мои принципы буквально кричат, что следует выпрыгнуть и помочь этому человеку, но не в этом положении. Мы не можем. Нужно, чтобы преимущество было у нас, и нет места хуже, чем гребанный мусор. Мое сердце разрывается на части из-за незнакомца, который, скорее всего, умрет в нескольких шагах от нашего укрытия.

— Пожалуйста… не надо, — шепчет он. Влажные звуки прерываются тяжелым дыханием между каждым словом.

Нападающий не чувствует жалости. Он только смеется. Он играет с ним.

Эти звуки возвращают меня к тому моменту, связанному с моим отцом. Умолял ли он сохранить ему жизнь? Доставляли ли его боль и мучения столько же радости его мучителю?

Мое сердце сжимается от переизбытка эмоций, и мне приходится бороться с желанием встать и остановить всё, что там ни происходило бы, но, прежде чем я успеваю пошевелиться, мольбы прекращаются. Всё кончено.